Того, что это не североамериканский капитал скупит Россию, а русский скупит все в Северной Америке, они ничуть не боялись. В вопросах спекуляций русские были наивны и беспомощны, и один североамериканский рейдер, скупающий предприятия, чтобы расчленить и продать по частям, или для того, чтобы добраться до пакета ценных бумаг в пенсионном фонде предприятия, стоил всех русских спекулянтов, вместе взятых.
За несколько дней Министерство безопасности Родины и лично Джон Уайт произвели ревизию британских планов и составили список того, что можно сдать русским в расчете на ответную любезность и сближение, и то, чего сдавать ни в коем случае нельзя. Сдать – первый, «восточный» этап интриги, уже пошедший вразнос, он сейчас мог уподобиться гире на ногах пловца, и его следовало отстегнуть, чтобы он их не утопил. Тем более что события решительно вышли из-под контроля САСШ и развивались по неведомым, подготовленным британцами траекториям, которые Британия раскрывать отнюдь не собиралась. А вот планы демократических реформ, то, что стало известно от британцев, и то, что наработали сами североамериканцы, следовало не только сохранить и не сдавать русским, но и всемерно развивать. Следовало оставить в тайне и план расчленения самой России – на него были завязаны люди в самой России, которых следовало сохранить и перекупить, просто немного переориентировать. Самое главное на первом этапе – втереться к русским в доверие, а для этого можно было чем-то и пожертвовать.
– Полагаю, Российская Империя не собирается применять в ближайшее время ядерное оружие против кого бы то ни было, – сказал я, раздумывая, что все это означает, – значение имеет только ваше обещание не предпринимать подобное. Восточные проблемы мы решим при помощи обычных вооружений.
– Британцы могут затеять двойную провокацию. Вам не кажется, что история с ядерным зарядом – это один из ходов провокации?
– Кажется. Но достаточно ли его?
– Просто угрозы – недостаточно. Но если заряд взорвется, будет более чем достаточно. После событий годичной давности североамериканцы потребуют возмездия. На врага, которого покажут, обрушится вся мощь нашего гнева, мы просто ничего не сможем сделать.
– Вы же, по сути, контролируете главу государства. Или я не прав?
Господи, как мешает эта дрянная, пахнущая резиной штука! Не видно глаз собеседника, а микрофон и провода искажают интонацию.
– У нас глава государства один – это народ. Если мы ничего не предпримем в ответ – это будет означать провал на выборах, к власти придут популисты, и они-то уж точно натворят дел.
И кто-то пытается утверждать, что демократия – это хорошо, это благо…
– В таком случае, сэр, – я решил перейти в наступление, – вы можете предпринять несколько действий, которые сведут риски к минимуму.
– Какие?
– Первое – убрать из объединенной эскадры ваши суда. Второе – оказать всю возможную помощь в поиске устройства. Сэр, я уверен, что оно существует, это не миф.
– Первое – я могу только пообещать, что североамериканские суда не предпримут враждебных действий против Российской Империи. Второе – человек, которого вы столь эффектно задержали и который привез вас сюда, будет связующим звеном вашей группы со мной. Это мой человек, он подчиняется мне. Все ресурсы, какие есть в распоряжении Североамериканских соединенных штатов, вы получите.
– Сэр, по первому вопросу – этого мало. Мы не можем полагаться на обещания, когда чужие корабли находятся у наших берегов.
Уайт немного подумал.
– Большего я сделать не смогу. В конце концов, у нас есть долгосрочные договоренности, и мы не можем демонстративно их рвать. Но я могу пообещать, что мы открыто переподчиним наши корабли командованию Седьмого флота. Это вас устроит?
– Сэр, я не могу дать ответ на этот вопрос. Устроит или нет – это должен решать Главморштаб…
– Хорошо, хорошо… Я пошел на уступки, могу я рассчитывать на ответную?
– Какую именно?
– Мы о ней говорили. Передать все это новому Императору. Если вы сможете договориться о встрече на нейтральной территории, это будет вообще прекрасно.
Додавить?
– Сэр, я передам сказанное вами в Санкт-Петербург, но прошу учесть, что это только слова. Учитывая напряженную обстановку, их могут расценить как провокацию.
– Так чего же вы от меня хотите?!
– Спокойно, сэр. Мы хотим некие документы. Записи. Что-то, что связано с британской разведкой, с ее предложениями вам – я не поверю, если вы заявите, что у вас ничего нет. Такие вещи всегда записываются. Я уверен, что и нашу встречу вы тоже записываете.
– Хотите верьте, хотите нет, – сказал царь разведки, – но запись не ведется. Большая часть утечек информации случается тогда, когда люди записывают что-то для себя, а потом все это попадает не в те руки.
Да, как в Минюсте. Это же надо было придумать – установить во всех кабинетах, где проводятся встречи, опросы и допросы, микрофоны, подключенные к системе автоматического протоколирования! Вот с этих микрофонов беседа наша и ушла не в те уши. Напрямую.
– Верю. Так как расчет документов?
Уайт выдержал паузу, скорее всего, наигранную.
– Дункан передаст. На пороге вашего посольства. Не в те руки они попасть не должны.
– Будьте спокойны, сэр, они попадут только в руки дипкурьера. И через день окажутся в Санкт-Петербурге.
– Я вынужден верить вам на слово?
– Равно как и я вам.
Уайт замолчал, видимо, что-то обдумывая.
– Сэр…
– Да?
– Один вопрос.
– Отвечу, если смогу.
– Думаю, сможете. Что делал человек, представляющийся как Дункан Тигер в доме адвоката Михельсона. Какого черта он там искал?
– Какого черта?.. Думаю, мистер Тигер, как вы его называете, сам ответит на этот вопрос. Если вы его спросите и если он сочтет нужным ответить.
Царь разведки стал стаскивать с себя эту чертову душегубку, лицо его было красное и распаренное, я, наверное, выглядел не лучше.
Мы вышли из машины, Уайт отошел куда-то с Тигером и о чем-то с ним разговаривал минут десять – хорошо, что не через эту душегубную штуку, которую я уже успел окрестить «секс в эпицентре». Потом они вместе направились к машине, Уайт сам открыл багажник «Кадиллака», достал оттуда небольшой стальной кейс и передал его Дункану, тот закрепил его на запястье стальным тросом с замком. Знакомая штука – сильный рывок, и в чемоданчике включается механизм самоуничтожения.
Потом Уайт сел в машину, и «Кадиллак» начал отъезжать назад, светя фарами. Я предположил, что делать здесь больше нечего, и направился к «Субурбану».
– Ты куда? – окликнул меня Дункан.
– У нас здесь есть еще дела?
– Нет. Но поедем мы на моей машине.
«Субурбан» Секретной службы тоже дал задний ход, я машинально запомнил номера обеих машин…
Оказалось, что у Дункана Тигера машина стоит в этом же гараже, только этажом выше. Когда мы подошли к ней – тоже «Шевроле», только «Тахо» и без красно-синих фонарей под решеткой радиатора, – я заметил, что на машине, на кузове, на стеклах лежал тонкий слой пыли.
– Держишь ее здесь во время командировок?
– А вы наблюдательны… – констатировал Дункан, машина пиликнула, приветствуя его, мигнула фарами. – Это ближайший гараж от места службы, где можно оставить машину. Владелец дает нашему брату скидку, если оставляем надолго.
– Здесь умеют делать бизнес…
– Еще бы…
Дункан начал осторожно подавать своего мастодонта назад.
– К посольству?
– К нему самому. Только сначала поговорим.
Словно отзываясь на мои слова, недовольно заверещал парктроник.
– О чем?
– Об адвокате Борухе Михельсоне.
– О ком?
– Не прикидывайтесь. Человек, с которым я только что говорил, дал добро на то, чтобы допустить меня в святая святых.
Тигер покачал головой:
– Сэр, он сказал не это.
– Смысл этот. Пора открыть карты. Иначе дальше не играем.
Автомобиль покатился к серпантину. Несмотря на скверное освещение, Дункан Тигер не зажигал фар.
– Михельсон кое-что знал. Должен был знать.
– Что именно?
– Данные о некоторых фирмах, которые мы не можем запросить официально. Офшоры. Знаете, что это такое?
– Да. Но давай с самого начала. Какой интерес имеет североамериканская разведслужба к офшорам и что она хотела найти?
– Об этом лучше расскажет другой человек.
– Кто именно?
– Тот, кто знает эту ситуацию от начала и до конца. Думаю, вы проголодались…
– Это так.
– В таком случае – я знаю место, где нас накормят и не возьмут за это лишних денег…
Вообще-то, лучше было бы сразу ехать в посольство, тем более с тем чемоданчиком, что был у Тигера. Но есть я и в самом деле хотел.