это не смутило? Хотя чего я спрашиваю: мигранта же сам космос велел… У него нет документов, нет привычного нам трёхсоставного имени, соответственно он просто не может написать заявление. Я не уверен даже, умеет ли он писать на своём… Так что мои слова про дознавателей были блефом. Но вы уже сами убедились, что вокруг него, меня и всей этой затеи с мечом заваривается неслабая такая каша, и, чтобы нам из неё выбраться, нужно знать как можно больше. Плюс мне и самому интересно стало. Сначала меч, теперь «пейджер»… А что будет потом? Вот в чём вопрос.
— Идите, парни, — тихо сказала Гера. — Всё своё вы уже рассказали. Сейчас моя очередь.
Георгий аж подивился тону, которым были произнесены эти слова. Со смесью обречённости, пессимизма… и скрытого облегчения, что ли.
Гарик с Ромой, похоже, поняли, что лучше не спорить, и поспешили встаьь и уйти. При этом Лысый напоследок опять взглянул на Геру — с отчаянием и сожалением. И на следователя — с бессильной досадой.
— У меня такое ощущение, будто он вас начал ко мне ревновать, — сказал Георгий, когда эти двое вышли, а девушка пересела напротив него вместо них. — Как бы это нам с вами не аукнулось…
— Не должно вроде. Я ещё вчера им сообщила, что хочу окончательно с ними разойтись. Да и с самого начала не сказать чтобы рвалась с ними грабить прохожих…
— Достаточно этих «вокруг да около». Давайте к сути.
— Всё началось четыре месяца назад, в октябре. Мама серьёзно заболела: начались проблемы с сердцем… То есть раньше они уже были, но теперь стали более опасными… Мы с ней вдвоём живём: отец спился и умер пару лет назад, так что обеспечиваем себя сами. Мама сейчас не может работать, поэтому деньги стала приносить одна я. А на стипендию вдвоём не проживёшь и тем более не купишь все необходимые лекарства…
Я стала подрабатывать во второй половине дня в этом самом кафе официанткой, по вечерам — искать в Интернете подходящий фриланс. Я ведь на экономическом учусь… училась… Без диплома и опыта что-нибудь ответственное и денежное мне не доверяли, так что заработки были от случая к случаю. Но кое-что подкопить удавалось.
Но учёба из-за всего этого у меня съехала. Меня лишили стипендии, и денег практически не осталось. А маме стало хуже, поэтому требовалось всего, наоборот, больше. В том числе и времени на уход за ней. Но она понимала, что вся надежда лишь на меня, и старалась по возможности обходиться в быту сама, чтобы я могла учиться и работать…
В тот день, когда я узнала, что университет мне перестанет платить и вскоре меня могут отчислить с бюджета, я впала в какой-то… шок. Я не чувствовала ничего; хотелось просто лечь и умереть. Но я понимала задним умом, что тогда умрёт и мама, а потому старалась придумать почти что отключившимися в тот момент мозгами, что мне со всем этим делать. Придумалось только одно — продавать то, что у меня было помимо ума, чтобы считать чужие деньги, и рук и ног, чтобы таскать подносы. Если вы поняли, что я имею в виду.
Я ушла с последней пары, обеспечив себе очередной «неуд». Когда отрабатывала смену в кафе, у меня всё валилось из рук, так что и отсюда меня пригрозили уволить и отправили домой отдохнуть.
К маме я не пошла. Не смогла бы смотреть ей в глаза после такого. Бродила по улицам, пока не обнаружила, что стало темно. Осмотрелась — чёрт, я на Кондратьевском! Сами знаете, что это за часть района. Вернее, что это за район. Но, с другой стороны, как раз возможность подзаработать этим делом появилась. Надо было только место подходящее выбрать…
Зашла за какой-то угол, из-за которого планировала выглядывать… вы уже можете отметить отсутствие такого рода опыта… И тут ко мне пристали те двое. Как обычно: без шума снять всё ценное, отдать деньги и не заявлять в полицию.
Денег у меня почти и не было, и я стала опасаться, что платить придётся по-другому… Но, на моё счастье (или беду: уж как посмотреть), в сумочке оказался этот самый прибор. И я ухватилась за свой шанс: сказала парням, что смогу им помочь с «работкой», если буду иметь с этого равную долю.
Сначала они мне не поверили, но в ту же ночь я подтвердила свою им полезность. И они приняли меня в свою мини-банду, которая превратилась почти что в организованную преступную группу.
Из универа меня всё-таки выперли, с работы уволили, но мама ничего не знала. Я теперь каждый день приносила домой нужную нам с ней сумму и врала, что честно всё заработала. И уходила, чтобы трясти с парнями налик с прохожих.
Постепенно даже немного втянулась. Но осознавала, что это не моё и лишь на время. Гарик вот стал относиться ко мне как к другу, а Рома даже чуть ли не моим бойфрендом себя считает…
— Простите, что перебиваю, но какое всё-таки отношение к делу имеют ваши слова, сказанные тогда в подъезде, о перемещении между мирами? — не вытерпев, спросил Георгий.
Сам он не признавался себе в этом, пока разговаривал с операми и пока ел, но именно этот вопрос занимал его сейчас больше остальных.
— Да всё просто, — невесело улыбнулась Гера. — Когда мы от вас убежали, Гарик осмотрел меч и провозгласил, что с этой штукой отныне мы типа как мушкетёры: один на всех и все на одного… Мы взялись за рукоятку, тут мой прибор запищал, и нас выкинуло в какой-то другой мир. Там было жуть как холодно, плюс мы ещё с горы какой-то скатились… Но замёрзнуть нам не дали…
Она кратко, но точно описала эпическую битву гопников с «рыцарями», сказала несколько слов о том, что произошло после возвращения, и подытожила:
— Это всё. И в моём рассказе, и вообще с этой историей. Теперь вы всё знаете. Скажите, нам точно ничего не грозит?
— Слово офицера, — поднял Георгий руку ладонью вперёд. — Я вас понял. Сочувствую. Такой вопрос, если позволите: а в университете у вас не было… бойфренда, как вы говорите, который мог бы оказать хоть какую-то поддержку?
— Нет. Я не из тех, кому обязательно на кого-нибудь вешаться, изнывая от одиночества. Плюс в неформальном рейтинге женской половины курса я была далеко не на первом месте…
— Хм. Понятно. Знаете, а тому парню, которого ограбила ваша банда, вы, Гера, понравились. И даже очень. Поэтому он вас
