Надя опять наклонилась и исчезла в какой-то круглой дыре. Нанас поспешил следом и очутился в неярко освещенном круглом пространстве, вдоль стен которого в несколько рядов тянулось множество коротких широких досок. Девушка не стала там задерживаться и нырнула в очередную дыру — на сей раз в полу. Вниз из нее шли металлические перекладины, по которым она ловко и быстро спустилась. У Нанаса это вышло куда медленней, но все-таки и он вскоре стоял ногами на твердом полу. Твердом и… зеленом, словно трава. А вокруг… Вокруг опять было столько всего красивого, блестящего и непонятного, что непривычный к роскоши саам лишь разинул рот.
— Не зевай! — позвала его откуда-то «духиня».
Среди многообразия чудес Нанас не сразу обнаружил ее, наполовину скрывшуюся в еще одной дыре. В дыре оказался длинный, слабо освещенный проход. Нанас разглядел лишь множество дверей со скругленными углами но обеим его сторонам. А Надя спускалась уже в следующую, новую дыру. «Да будет ли когда дно у этой лодки?» — мысленно ахнул Нанас.
Будто услышав его, на следующем уровне девушка остановилась. Подождав, пока он спустится и подойдет, она прошла к одной из дверей, открыла ее, достала откуда-то большой черный мешок, сделанный из чего-то блестящего, и сказала:
— Давай, раздевайся и пихай все сюда, я пойду сожгу, пока ты Моешься, и принесу чистую одежду.
Нанас замялся. Хоть он и зарекся спорить с «духиней», но все же она была женщиной… то есть, выглядела женщиной, и… Надя поняла его смущение:
— Ладно тебе! Не стану я на тебя смотреть. Да и все равно изпод грязи ничего видно не будет.
Нанас вздохнул и принялся раздеваться. Вообще-то, кроме разодранных штанов, ему было жалко свою одежду. Особенно пимы — легкие, удобные, теплые. И он осторожно спросил:
— А жечь обязательно? Можно хотя бы пимы оставить?
— Обязательно. Ты пойми, дурень, на них же, помимо твоей грязи, еще и радиоактивная! Они будут тебя медленно убивать.
— Ну, медленно же, не быстро…
— Не дуркуй!
— Да я и не… А пояс? Тоже сжигать?
— Тоже.
— Но у меня там оберег, кремень с кресалом и ножны!
— Оберег — это что такое?
— Камень священный… — Нанас удивился было, что «духиня» не знает этого, но решил, что она его просто проверяет. — Он, между прочим, от радиации защищает.
— Ладно, камень оставь. И это… крестило свое.
— Кресало, — поправил он и взмолился, — И ножны с ножом — тоже! Мне их небесный дух подарил.
— Хорошо, и нож с ножнами. Все?
— Ага.
— Ну, лезь тогда в душ, — открыла перед ним еще одну дверь Надя. — Вода, конечно, не горячая, но не застынешь. И экономней пользуйся, закрывай кран, пока намыливаешься.
— Закрывать что? — переспросил Нанас. — Намыливаться — это как?..
— О господи! — вскинула руки «духиня». — Откуда этот дикарь на мою голову свалился?..
Показывая ему, как открывать и закрывать воду, а также объясняя жестами, что такое «намыливаться», Надя, похоже, не только не смотрела не него, но даже не дышала.
«Неужели от меня и впрямь так сильно воняет?» — подумал Нанас и понюхал руку. Та пахла, как обычно, а скорее, и вовсе ничем не пахла.
— Сама ты дуркуешь… — тихо буркнул он и встал под бегущий из маленького металлического сита жиденький поток воды.
Потом взял серый квадратный «камень», которым Надя учила «намыливаться», но тот выскользнул у него из руки, и Нанасу потребовалось немало времени, чтобы поднять и удержать его. «Словно живой», — неприязненно подумал он о «камне» и хотел было схитрить и не «намыливаться». Но, вспомнив, как совсем недавно обещал себе во всем слушаться «духиню», устыдился и сделал все, что требовалось. Правда, когда он «намылил» голову, глаза вдруг так защипало, что он едва не полез на стену, но быстро догадался промыть их водой. А так, по большому счету, душ ему даже понравился. Во всяком случае, принимать умерших не пришлось. Просто помылся, а заодно и рассмотрел свои раны. Все его несчастное тело было покрыто синяками и ссадинами, а над правым коленом отчетливо виднелся полукруг красных точек — следы от зубов «гусеницы», ладно хоть неглубокие. В общем, жить было можно. Тем более, и напился он наконец вволю.
Выйдя из душа, он сразу наткнулся на дожидавшуюся его Надю. Девушка резко отвернулась и протянула из-за спины больший белый лист… кожи?., ткани?.. Да, все-таки ткани, слишком уж он был мягким.
— Держи полотенце, — сказала «духиня». — Надеюсь, вытираться ты умеешь?
Вообще-то, Нанас никогда прежде не вытирался чем-то специально для этого предназначенным, в лучшем случае — вытирал мокрые руки о штаны или торку. Но признаваться в этом было стыдно, да и назначение вещи он понял, так что просто взял молча «полотенце» и стал тереть голову, грудь, спину.
— На, — протянула Надя следующий кусок ткани — небольшой, черного цвета, сшитый во что-то непонятное.
Нанас бросил полотенце на пол и принялся вертеть это «что-то» в руках. В нем было три больших отверстия: два одинаковых по размеру, а третье — вдвое больше. И это третье еще и удивительным образом растягивалось. Куда — и главное зачем — нужно было приспособить эту штуковину, Нанас понятия не имел. Попробовал напялить на голову — ткань сползала на глаза. Надеть как торку было невозможно, не хватало еще одного отверстия — для головы. Да и коротковата бы получилась торка — разве что на младенца. Единственное, куда можно было натянуть это недоразумение, так это на ноги. Но тогда получилось бы, что «одетой» окажется только эм-м… задница, но не дошла ведь «духиня» до того, подумал Нанас, чтобы до такой степени над ним издеваться!.. И он, сгорая от стыда, все-таки буркнул:
— Куда это?..
— Дуркуешь? — вполоборота повернула голову Надя. — На задницу, куда же еще? Не на голову же!
— Я серьезно! — вспыхнул Нанас, досадуя на то, что сбылись его худшие ожидания. — Не надо так со мной. Пожалуйста!
— Ты что, в самом деле идиот? — наплевав на его наготу, обернулась девушка. — Или вы одичали до того, что даже забыли, что такое трусы? — Она вырвала из рук Нанаса эти самые «трусы» и гаркнула: — Подними ногу, придурок!
— Которую?.. — растерялся Нанас.
— Обе, тудыть твою растудыть! — Похоже, Надя рассердилась всерьез.
— А… на чем же я буду стоять?..
«Духиня» набрала в грудь воздуха, собираясь, похоже, высказать ему еще что-то очень обидное, но неожиданно прыснула, а потом захохотала так, что из глаз ее полились слезы. Девушка вытерла их тем, что держала в руке, то есть злополучными трусами, и, поняв это, залилась смехом еще пуще. Нанас, скрестив под животом ладони, сначала лишь обиженно хлопал глазами, но смех Нади был столь заразительным, что в конце концов засмеялся и он. И, удивительное дело, смеясь на пару с хозяйкой подводной лодки, он вдруг подумал, что так хорошо, как сейчас, ему не было уже очень — очень давно. Пожалуй, с тех самых пор, когда мама была живой и здоровой, и они вот так же смеялись с ней вместе над чем-то веселым.
Отсмеявшись и вытерев глаза уже не трусами, а рукавом своей полосатой торки, Надя сказала:
— Ты такой простой и наивный, что на тебя невозможно сердиться. — И повторила то, что уже говорила раньше: — И откуда ты свалился на мою голову? — Заметив, что Нанас собирается ответить, она поспешно выпалила: — Нет! Молчи! А то опять не сдержусь. Я помню — из сырта. Поднимай ногу, балбес! Правую.
— Не надо, я сам, — отобрал он у Нади трусы и надел их так быстро, будто делал это с рождения. — И я не из сырта, а из сыйта.
— Ну, хоть с тем, что ты балбес, согласен — и то ладно.
— Наверное, это что-то хорошее, — буркнул Нанас, хотя на самом деле почти был уверен в обратном.
— Очень хорошее, — кивнула девушка. — Для тебя в самый раз. И я готова поспорить, что вот это ты тоже не знаешь, куда надевать, — протянула она пару тонких рукавиц, почему-то совсем без пальцев.
— Знаю, — проворчал Нанас, забирая рукавицы. — Но не сейчас же!.. Завтра и надену, когда поедем. Только мои были лучше, у этих даже пальцев нет.
— Это носки… — печально и подозрительно прерывисто выдохнула Надя. — Если догадаешься, для какой они части тела, поделюсь шоколадкой. Последняя осталась, между прочим.
— Ну не на голову же!.. — передразнивая девушку, сказал Нанас.
Не так уж много оставалось частей тела, да еще парных, чтобы он не сумел догадаться. Не дурак ведь, в самом-то деле, и не этот… как его там?., не балбес. И он, усевшись прямо на пол, с такой гордостью, будто сам только что сшил эти «носки», натянул их поочередно на ноги.
— Пятку на правом переверни, — сказала Надя.
И в ее голосе он услышал такое удивление, что буквально расцвел. Но, поймав вдруг себя на том, что совсем позабыл, кто на самом-то деле стоит перед ним, быстро взял себя в руки, поднялся и Принял серьезный вид.
— Дальше я знаю, — сказал он, разглядев, что еще принесла Надя. — Штаны, торка, пояс и каньги.
