приветливо улыбнулась мне.
Патриция радостно подмигнула и протянула руку в сторону Сары:
— Я взяла на себя смелость сегодня пригласить к себе еще одну гостью. Насколько я поняла, юной фрекен Сундквист, естественно, тоже будет интересно узнать некоторые подробности.
Такое обращение показалось мне комичным, ведь «юная фрекен Сундквист» была на добрых шесть лет старше юной фрекен Боркман. Однако Сара кивнула в знак согласия и умоляюще посмотрела на меня. Я попытался дружески кивнуть в ответ и с принужденной улыбкой сел на свое обычное место по другую сторону стола. Надо признаться, что, увидев Сару, я испытал волнение и радость. Однако их вскоре сменила растущая тревога. По целому ряду причин мне не хотелось, чтобы Сара узнала, насколько следствие обязано своим успехом Патриции. Правда, она видела многое собственными глазами, так как присутствовала при финале драмы.
Неприятные сюрпризы ждали не только меня: я начал с вести о самоубийстве Андреаса Гюллестада в тюрьме. Затем я положил на стол оставленные им письмо и карту. Патриция как будто не особенно удивилась и не разочаровалась. Зато Сара реагировала довольно бурно: прочитав письмо, она разрыдалась. Несмотря на все совершенные им преступления, сказала Сара, она всегда будет благодарна Оленьей Ноге, который бежал наперегонки со смертью, спасая ее жизнь. Меня снова охватило глубокое сочувствие к Саре, и я нехотя вынужден был признать, что испытываю двойственные чувства к недавно умершему Андреасу Гюллестаду.
Зато Патриция успела прийти в себя и пребывала в гораздо более веселом настроении, чем накануне вечером.
— Итак, что еще нам осталось обсудить в связи с успешным завершением дела? — игриво спросила она, когда подали обед.
Мы подняли бокалы за здоровье друг друга и за то, что трагическое расследование убийства, продолжавшееся десять дней, наконец завершено.
Как только Сара выплакалась, она осыпала нас градом вопросов — как простых, так и довольно сложных. К моей радости, Патриция старалась по возможности подчеркнуть мою роль. Вдохновленный ею, на многие вопросы Сары я сумел ответить сам. Меня слегка смущало, что кое-какие подробности оставались неясными для меня самого. Но я не мог расспрашивать Патрицию в присутствии Сары. Впрочем, косвенные ответы на некоторые свои вопросы я все же получил.
Так, Сара спросила, когда мы начали подозревать Андреаса Гюллестада, и Патриция ответила: после убийства Конрада Енсена. Я обнаружил его рукопись, и стало ясно, что Енсен не мог сам написать предсмертную записку. После тщательного сравнения обстоятельств двух убийств количество подозреваемых значительно сократилось. Убить Харальда Олесена теоретически могли все жильцы дома номер 25 по Кребс-Гате, но лишь четверо соседей имели возможность после убийства выкинуть синий дождевик: жена сторожа, Андреас Гюллестад, Карен Лунд и Сара Сундквист. Из них наименее вероятной подозреваемой в убийстве Конрада Енсена была Сара, так как едва ли она вошла бы в квартиру Конрада Енсена. Трудно представить ситуацию, в которой запуганный Енсен, особенно подозрительно относившийся к евреям, впустил бы ее к себе.
Из трех оставшихся самым вероятным подозреваемым был Андреас Гюллестад. Картина прояснилась, как только мы поняли, что буква «О» в дневнике Харальда Олесена обозначает «Оленью Ногу», и особенно после поездки в Швецию. Тогда выяснилось, что во время войны Оленья Нога был очень молод — и после трагических событий 1944 года питал острую ненависть к Харальду Олесену. Поездка Гюллестада в Йовик также была подозрительной: он вполне мог именно тогда напечатать предсмертную записку и раздобыть другой пистолет, из которого убил Конрада Енсена. Последние кусочки головоломки легли на место после слов Сары, которая видела человека в синем дождевике. Он шел к Харальду Олесену в день убийства, и она обратила внимание на его легкую походку. Вплоть до того дня у нас имелись и другие версии, нуждавшиеся в проверке, хотя они и казались все менее и менее правдоподобными.
Оглядываясь назад, можно сказать, что Андреас Гюллестад с самого начала находился под подозрением — у него имелся как мотив, так и возможность для убийства. Однако для того, чтобы нас не ввела в заблуждение его инвалидность, требовалась большая проницательность. В самом деле, трудно представить, чтобы человек, прикованный к креслу, все же мог передвигаться. Остальные подозреваемые не отличались особенно легкой походкой; вполне естественно, пришлось обратить внимание на единственного человека, чью походку никто никогда не видел. Любопытно также, что Андреас Гюллестад точно запомнил день, когда он видел в доме человека в синем дождевике. Его слова совпадали с показаниями фру Хансен. В то же время он сам мог оказаться этим человеком.
Слушая Патрицию, я кивал в знак согласия; ее рассказ произвел на Сару большое впечатление. Узнав подробности, она принялась извиняться передо мной за то, что обманывала меня. Со слезами на глазах она наклонилась вперед, мне навстречу, и попросила прощения за то, что утаивала важные сведения. Хотя между ней и Кристианом Лундом после убийства Харальда Олесена все было кончено, она чувствовала себя обязанной соблюдать их уговор. Но он первый нарушил слово… Кроме того, она ужасно боялась, что ее саму заподозрят в убийстве, так как она поднималась к Харальду Олесену до того, как его убили, но не могла доказать, что он был жив, когда она уходила. Теперь она понимала: уступив эмоциональному шантажу Кристиана Лунда и согласившись покрывать его, проявила истерические наклонности, свойственные женской природе. Ей оставалось лишь положа руку на сердце извиниться за свою ошибку. Заметив, как дернулись губы Патриции, и увидев, что она тяжело вздыхает, я понял, что девушка с трудом удерживается от смеха. Я неодобрительно покачал головой, и она посерьезнела.
Без двадцати два обед внезапно закончился. Патриция сидела тихая, задумчивая, на вопросы отвечала односложно, что становилось все более очевидно нам с Сарой. Затем Патриция отрывисто спросила Сару, есть ли у нее еще вопросы. Услышав в ответ «нет», Патриция объявила, что в таком случае обед закончен. Она пояснила, что очень устала и есть несколько строго секретных вещей, которые ей нужно обсудить с инспектором уголовного розыска. Ее слова показались мне крайне невежливыми, особенно учитывая, что она сама пригласила к себе Сару. Впрочем, Сара не обиделась. Она пылко поблагодарила Патрицию за обед, сказала, что ей нужно подготовиться еще к одной важной встрече, и молча вышла следом за Бенедикте. Я невольно насторожился. Что за важная встреча?
3
— Она красивая и обаятельная молодая дама, у которой, несомненно, нелегкая жизнь, — произнес я немного наигранно, когда за Сарой закрылась дверь.
Патриция посмотрела на меня, криво улыбаясь:
— То, что ты говоришь, истинная правда. Но правда и то, что скажу я: она
