— И ты вправду думал, что кроме этих плывущих в бесконечности раскаленных или вымерзших шаров есть что-то еще? Вправду ли ты, Джим Крю, верил в это?
Джим вскрикнул, попытался вырваться, бежать, но пустота разверзлась под его ногами, державшая его рука налилась льдом, высасывая его силы, а голова Джима Крю-ангела оплывала, как воск над огнем, черты ее смазывались. А Джим все не мог вырваться, распластанный на холодной груди пространства, где нет ни любви, ни поддержки, и, как ни бил он руками и ногами, не мог сдвинуться с места.
И тогда двуглавый бес пнул его когтистой лапой так, что дрогнула вселенная. Джим падал и падал вниз, врезался в атмосферу, как ныряльщик — в поверхность бассейна, и снова падал, все быстрее и быстрее, так что ветер свистел в ушах и земля надвигалась, точно брошенный мяч. Кожа начала гореть, ибо Джим стал метеором из плоти, чтобы умереть в пламени и дыме и муках задолго до того, как достигнет земли.
— Господи, — вскричал он, — никто из мучеников твоих еще не сгорал так!
И стоило словам сорваться с его губ, как чья-то рука взяла его за плечо и остановила падение, остудив раскаленный воздух. Джим парил в воздухе. Обернувшись, он увидел перед собой рыжие волосы, синие глаза и орлиный нос Исаака-Сигмена, Предтечи.
— Теперь, — сказал Сигмен, и голос его был воркованием голубки, — когда твой хозяин предал тебя, и ты воочию узрел, что нет ничего, кроме мира сущего, и спасен был истинным пророком, путником времен, основателем церкводарства, что спасет человечество, ты не можешь не узреть, в какой лжи провел жизнь свою, и должен отныне способствовать трудам последователей Предтечи, дабы исправить плоды злонамеренных своих попыток обратить верносущее во мнимое.
И хотя Джим Крю не мог отличить своих видений от реальности — обманутые чувства не могли помочь ему в этом, — он понял, что искушают его, как не искушали никого прежде.
— Господи, — вскричал он, вырываясь из цепкой хватки Предтечи, — Господи, помоги мне, иначе погибнет душа моя!
И тут по ушам Лейфа ударил такой разряд статики, что он сорвал наушники с головы. Но это не помогло — с дальней стороны площади на него обрушилось нечто неощутимо-тяжкое. Сознание его захлестнула ослепительная вспышка света. Он рухнул на пол, не слыша криков Аллы и Авы, не чувствуя, как они поднимают его на ноги. Потом свет померк, и Лейф пришел в себя.
Не обращая внимания на вопросы и протесты, Лейф подскочил к мыслеприемнику, встряхнул головой и вновь надел наушники. Как он и ожидал, мозг Джима Крю был мертв.
Пошарив лучом, Лейф нацелился на голову теха, снимавшего шлем и бежавшего в камеру, где лежал банту. Техник говорил вслух, и понять его было легко.
— Не знаю, что случилось! — доносили семантические волны. — Он реагировал, как планировалось. Только мы дошли до той части, когда Предтеча говорит, что он предан — и тут все стрелки взлетают вверх на секунду, а потом падают до нуля! Этот парень выплеснул нечеловеческое количество энергии, больше, чем я считал возможным.
Лейф подвигал луч и нашарил второго теха.
— Он мертв. Что с ним было? Инфаркт?
— Непохоже. Посмотри — он улыбается. Во имя Сигмена, о чем же он думал перед смертью?
Лейф решил, что с него хватит.
— Пошли отсюда, — сказал он, снимая наушники. — Потом все расскажу.
Мужчина, впустивший их в комнату, отказался спускаться с ними в подземку. У него была, как он сказал, своя нора. Ава, поколебавшись, согласился пойти с Лейфом и Аллой. Ушли они немедленно. О мыслеприемнике Лейф не беспокоился — машина взорвется, стоит уззитам вскрыть ее.
Всю дорогу Лейф был задумчив.
— Я ведь был единственным здесь, — бормотал он, спускаясь по скрипучей лестнице общинного дома, — кто встречался с Джимом Крю... пусть даже наш контакт был недолог. Техи не видели его мыслей, они просто скармливали его мозгу картинку и считывали реакцию организма.
Но когда его... озарило... я воспринял часть его видения. Не через приемник — напрямую. Энергия, мысленная ли или иная, при наличии проводника перетекает от более заряженного тела к менее заряженному — ко мне. Нашим первым проводником была машина; вторым — память о мысленном контакте. — Он потряс головой, точно стремясь отогнать навязчивые воспоминания. — Я видел то же, что и он. Это не было наяву — не так, как я вижу свои руки и ноги. Разум работает со знаками, символами; в эту последнюю вспышку вложилась вся личность Джима Крю. Мы с ним видели его собственное отражение... суть, не сущность. — Он снова покачал головой и прошептал: — Но кто был тот темнокожий бородач, шагнувший из света и протянувший Джиму руку? Да был ли он, или мне примерещилось....
Он пригладил волосы, подергал непокорную прядь и понял, что ответа на этот вопрос он не узнает никогда.
ГЛАВА 22
В убежище банту беглецов встретили двое дежурных. Ава запротестовал, что не хочет идти с ними, но Лейф ответил, что иначе заставит его силой. Если исчезнут они оба, Роу может еще решить, что отступника арестовали и отправили к Ч. А вот если Ава донесет ему, что случилось на самом деле, Роу попытается задержать Лейфа. Как только Лейф и Алла поднимутся на борт идущей в Африку подводной лодки, Ава будет свободен.
Примитивы встретили их приветливо. Покуда пришельцев кормили, был собран совет. Банту решили перебраться в новый штаб, а Лейфа с Аллой и еще нескольких человек поселить на корабле до отправки. Им повезло — космоплан должен был отправляться через день, а до следующего рейса прошел бы еще месяц.
После еды банту помолились за упокой души Джима Крю.
Лейф и Алла сочувствовали им, но беспокойство мешало им принять участие в поминовении. Около трех часов ночи, когда до переезда оставались считанные часы, из дальних туннелей примчался часовой с дурными вестями.
Узнав, что Алла сбежала с Баркером, Даннто и Кандельман начали самую большую облаву за последние годы. Приготовления к ней шли уже давно, и теперь уззиту был дан вожделенный повод. Кандельман пустил в ход не только парижские подразделения, но и несколько тысяч уззитов из окрестных провинций — с собаками, огнеметами и газовыми гранатами.
Лейф побеседовал с часовыми. Те сообщили, что глава уззитов пытался провести своих людей в туннели тайно, под покровом ночи, но скрыть такое число охотников от сверхчувствительных банту было невозможно. Облава еще не скоро достигнет окрестностей их убежища, но Кандельман намеренно начал охоту с периферии, чтобы кольцо его армий, постепенно сжимаясь, сомкнулось в центре города, загоняя подпольщиков, точно кроликов.
Лейф подумал, что это будет не так легко. Париж был огромным городом — вдвое больше, чем город двадцатого столетия, и система подземных ходов под ним была сложна и многослойна. Но пусть охотники еще нескоро доберутся до убежища примитивов — когда кольцо сомкнётся, сквозь него не проскочит и мышь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
