с ним ещё не было.
Если бы чёртовы манекены продолжили их преследовать, если бы попытались на них напасть, отхватить своими прозрачными жёлтыми зубами кусок его мяса, стали грызть товарищей, он бы не сомневался в правильности своих действий. Но картина шепчущих существ, словно наводящих заклинания, одетых в лохмотья полуистлевшей одежды, стояла перед глазами во всех красках.
И этот ребёнок! Его искажённое лицо! Ни страхом, ни ненавистью, ни жаждой крови… Просто какое-то чуждое… И к тому же он был там не один, Алексей заметил, как минимум, с десяток таких "детишек". Страшное и жуткое зрелище одновременно.
— Что это, бл@ть, такое было?! — чуть ли не кричал он, глядя себе под ноги.
— Что ты хочешь услышать? — спокойно уточнил полковник. Алексей, погружённый в мысли, даже не заметил, как оказался рядом с командиром.
Они шли по центральной улице города, внимательно осматривая окна возвышающихся по обеим сторонам зданий и заглядывая в заглохшие много лет назад автомобили, забитые древними трупами, некоторые из которых уже успели превратиться в скелеты, обтянутые тонким пергаментом кожи. Как же здесь должно было бы вонять, если бы они стали разлагаться по-настоящему!
Но пока ничего похожего на манекены из торгового центра им по пути не попадалось. Никто не шёл по их следу, не преследовал по пятам, не толпился у окон, глядя на них сверху и шепча свои непонятные и оттого жуткие заклинания.
По этой причине их продвижение, вопреки ожиданиям, не сильно-то и ускорилось, разве что теперь толкать тележку с раненым Александром было под силу всего лишь одному человеку, и то только после того, как на смазку колёс ушло несколько пачек сала и масла из запасов провианта и тюбик какой-то мази из аптечки.
Стоит отметить, что им в чём-то повезло. Будь здесь более влажный климат, то за столько лет, колёса, проржавев, срослись бы в одно целое с подшипниками и осью. И тут уж никакое сало бы им не помогло, а запасы антикоррозийных средств спецназ, как правило, на задания не берёт. Как-то не принято.
Но здесь сухо. Сухо так, как Алексей ещё ни разу нигде не встречал. Ему даже казалось, что через фильтры противогаза не проникает ни одной лишней молекулы воды. Самым большим источником влаги здесь были они сами, их тела.
Куски чуждой плоти, вырванные под напором пуль, — они ведь даже не кровоточили! Что это, твою м@ть, было?!
Когда смазывали салом и маслом ось с колёсами, желудок свело от приступа голода, и походу такая реакция имела место не у одного Алексея. Он заметил, как сощурился Данила, как сглотнул Толик и Дима.
Запах через противогаз не пробивался, но воображение и память предательски компенсировали этот недостаток, рисуя картину чесночного аромата и сливочный вкус сливочного масла на кусочке бородинского.
Только сейчас до него дошло, что он не ел уже часов восемь, если не больше, а пил буквально перед тем, как по ним стал шмалять американский вертолёт, когда они прощались со странниками. Время что ли здесь тянулось как-то иначе, чем обычно.
Очень хотелось есть. Очень хотелось пить. Времени до полного истощения, когда начнутся галлюцинации, было ещё достаточно, особенно, что касалось пищи, но голод и жажда уже начинали исподволь точить их сознание.
Полковник предложил (вот умеет же он так приказывать, будто просто предлагает, а ты просто соглашаешься!) терпеть до самого выхода из этого проклятого места. А там он обещал всем проставу с шашлыками и спиртным на любой выбор в пределах разумного, естественно.
Шашлыки это хорошо. Знавал Алексей одного человечка, который шашлыки так мариновал, что пальчики оближешь! Тьфу ты!
Плетнёв попытался сглотнуть, но язык прилип к нёбу. Вот ведь! Почему-то мумифицирование местного населения после гибели уже не казалось чем-то необычным.
Просто хотелось пить. Просто обычной воды. Холодной, колодезной. Или из ключа. Припасть к источнику и пусть зубы и голову сведёт от холода.
Но это место… Такое чувство, что здесь нет ни капли влаги, воздух не содержит ни одной молекулы воды. Оставалось непонятным, как здесь могли сохраниться деревья и растительность — без доступа к солнечному свету и воде.
Хотя… Алексей с нескрываемой со злобой надломил ветку кустарника, торчащего из обнесенной бордюрами клумбы, мимо которого проходил. Они скорее мертвы, чем живы.
— Я хочу понять! — он даже забыл обратиться по званию или хотя бы по имени-отчеству, но полковник либо делал вид, что ему всё равно, либо ему, реально было плевать на формальности. По крайней мере, в настоящий момент.
— Кто это был? Или что это было? — ровным голосом озвучил он вопрос.
— Да! — чуть не выкрикнул Плетнёв. — Я убил… ребёнка! И я хочу быть уверенным, что это ни чёрта не ребёнок! Я хочу знать, что это ср@ный мутант, который хотел меня сожрать. а не больной ребёнок!
Казалось, полковника ничто не может поколебать.
— Я тебе скажу честно: я не знаю. Если тебе будет от этого легче, то остальные ребята тоже положили немало этих существ.
— Мне — не легче!
— Ну, — Смирнов пожал плечами, — кто это был, я не имею ни малейшего представления. Скажу больше, всё, что я знаю об этом месте…. Я ничего о них не слышал. Сам под впечатлением, если честно. Мы думали, что город пуст. Близко к нему мы не подходили, но наблюдение не выявило никакого движения. И я сейчас не о себе конкретно, а о тех, кто осмеливался сюда зайти вольно или невольно, понимая, что по возвращению им придётся сидеть в карантине и сдавать уйму анализов. Как мы сейчас.
— Но Афанасий…
— Афанасий сказал, что эти существа не то о чем, он предупреждал. Он и сам об этих… — было видно, что полковнику не нравится термин, который он хотел озвучить, — …мутантах ничего не знал. Мы думали, что это место необитаемо. Теперь будет, чем занять наших учёных. Пусть они ломают голову над этим феноменом. Пусть объяснят, как эти существа могли выжить там, где нет ничего, что можно было бы назвать пищей.
— Денис Евгеньевич, — Алексей сделал паузу, — а вы уверены, что здесь мог кто-то побывать и не пройти карантин,
