– Ну что, Михалыч, нового? У меня всё в порядке; в округе полная тишина. Я ещё не закончил объезд, но до сих пор ни одного намёка на постороннее присутствие.
– Тишина – это всегда хорошо. Лишние глаза и в самом деле ни к чему. У нас, между прочим, всё готово, и теперь на базе можно смело зимовать. Ребята постарались: они у нас, за последнее время опыта в таких делах набрались. Да, кстати, на костре вовсю готовится обед; ты не представляешь, какой аромат вокруг! – восторг Потапова вызывает обильное слюнотечение. – Вот только наш невольный попутчик совсем плох. То ли без сознания, то ли спит. Не пойму. Хоть бы до завтра дотянул, иначе нечаянно рождённый план прикажет долго жить.
Последнюю фразу Саша произносит шёпотом, исключив даже малейшую вероятность прослушивания.
– Ладно, сейчас тоже перекушу и, если ничего не случится, через пару часов буду в ваших краях! – мой оптимизм удивляет меня самого.
После недолгих поисков и сравнений выбираю камень поровнее и, расстелив походное полотенце, выкладываю на импровизированную столешницу обед. Центр каменной плиты занимает термос с кофе; к его никелированному боку уютно прижалась заветная фляжка. Ещё пара термосов с первым и вторым устраиваются поближе к краю.
С ложкой получилась заминка. Прекрасно помню, что положил её вместе с лёгким ножиком: он на месте, а она словно сквозь землю провалилась. Ну и какой это, прости Господи, обед? Перетряхнув мешок ещё на раз, убеждаюсь, что основного рабочего инструмента как и не бывало. В таких спорных случаях действую по годами наработанной методике: начинаю, как ни в чём ни бывало, заниматься другим делом, оставляя разгадку на потом. После такой паузы пропажа обычно находится сама.
Режу хлеб крупными ломтями, сняв перчатки. Достав солонку, обильно посыпаю чёрную краюху крупной солью. Зуммер рации. С трудом извлекаю из чехла аппарат и боковым зрением вижу – что-то падает рядом со столом. Нагнувшись, поднимаю пропавший инструмент. Как есть – полтергейст. Ну как ложка без рук, без ног могла перекочевать из сидора в карман куртки?
– Аллё! У меня, между прочим, обед, и прерывать его без острой надобности впредь не советую! Что случилось?
– Батя! – голос Егора. – Тебе лагмана оставить?
На горло вновь накатывает волна слюны. Потапов мастер готовить это блюдо, причём по рецепту авторской переработки. Видимо, желая побаловать ребят, он не рассчитал прожорливость голодных от мороза сыновей. Порции получились маленькие, и теперь они желают их пополнить за счёт отсутствующего. Что ж – это правильно. Оставляют спящему, предполагая, что гулящий и так нагуляет.
– Ешьте, ребята. К моему приезду всё остынет, а разогревать это блюдо очень неудобно. Смело доедайте, только не давайте Михалычу – будет точнее порции рассчитывать!
– Хорошо, папка! Не задерживайся.
Термос с супом открывается с характерным звуком и, хотя в колбе и не лагман, но аромат наверняка собирает по округе всю живность. Красный борщ собственного приготовления обильно, очень обильно приправленный сметаной, да с крошевом чёрных сухарей, просто бесподобен. Не успеваю мысленно досчитать до трёх, как ложка вовсю скребёт полированное дно. «Что-то я не понял, а сколько эта ёмкость весит?» – в голове мелькает дурацкая по своей природе, но правильная по сути мысль.
Чпок! Открывается банка со вторым. Оно явно не стоит восторженного описания. Распаренная баночная картошка да кусок жареного мяса – это весь скромный ассортимент, правда, для кислинки я бросил туда парочку корнишонов, чтобы как-то разнообразить пресное варево. Дабы не подавиться продукцией фаст-фуда, наполняю солнечной жидкостью крышечку фляги и, ухнув, принимаю на грудь граммов тридцать. После этого и горячая картошечка идёт на ура. Оставленные было на закуску огурчики теряются в желудке вместе с мясом. Что ж, приходится ещё один колпачок закусить посыпанным солью хлебом.
С сожалением оглядываю враз опустевший стол. Чувство голода немного отступило, но далеко не ушло. Мелькнула мысль пошарить в НЗ, но банальная предосторожность без труда погасила порыв. Ну тогда, от греха подальше, в дорогу.
Дальнейшее путешествие не сулит неожиданностей. Глаза поневоле часто пробегают по гребню горы мертвецов. Она ничем не примечательна; кроме того, что у её подножия получили своё сразу девять душ. Очень пологий склон. Плотный, вбитый ветром в камень снег сглаживает все резкие линии. В общем – это холм, нет, пожалуй не холм, а лысая гора. А каково предназначение лысых гор? Совершенно верно, быть местом ведьминых шабашей. Мой чуть расслабленный коньяком мозг тут же рисует уродливые картины похождений жутких старух. А что, это не намного идиотичнее тех россказней, которыми аборигены без зазрения совести пичкают заезжих туристов.
Зачихавший мотор вгоняет в ступор. Не дай Бог что с техникой. На произвол судьбы, конечно, не бросят, но перспектива одному мёрзнуть неподалёку от странного места не радует, тем более, зонд вот-вот активируется.
– Ну давай, самурай, не шали, – обращаюсь к снегоходу чисто по-человечески, и, надо сказать, машина прекращает ненужное тарахтение.
Низкий посторонний звук заставляет насторожиться. Верчу головой во все стороны, но минуту спустя большой военный транспортник инверсионным следом, как карандашом, перечёркивает высокую небесную синь. Отлегло. Засмотревшись на небо, едва не налетаю на присыпанные снегом камни. Мало того, странная полоса чистого от снега каменного основания тянется метров на тридцать, а ширина достигает полутора-двух метров. Разгадывать задачки сегодня мне совсем не обязательно, хотя, конечно, эту аномалию беру на заметку.
Чтобы объехать препятствие, приходится брать ближе к лесу и поневоле нырнуть в тень высоких деревьев. Сразу становится ощутимо темнее, зато странная полоска камня остаётся позади. Навигатор на крохотном дисплее рисует удивительно чёткую картинку и с точностью до метра выдаёт мои координаты. Согласно карте, я почти замкнул круг и совсем скоро буду рядом с лагерем. День постепенно клонится к вечеру, но шальная мысль не даёт покоя. А может, подняться уже наверх? В округе никого, а без обеда я уже точно остался, так почему не рискнуть?
«Поларис» с некоторой неохотой принимает внезапные коррективы в маршрут: это особо заметно по изменившемуся тембру голоса мотора. Хоть и понимаю, что мероприятие это совершенно излишнее, но что-то тянет наверх. Помаявшись с полчаса, выезжаю на более-менее ровную площадку, где оставляю снегоход, и уже ножками, спотыкаясь через шаг, иду к стоящим на вершине глыбам. На самой большой издалека виден белый монумент, очень напоминающий нацеленное в небеса остриё копья. Но путешествие пора заканчивать: в сумерках в здешних местах можно запросто сломать шею. Сегодня я не добрался до мемориальной таблички с именами девяти свердловских туристов. Что ж, поклонюсь павшим в следующий раз. А он совсем не за горами.
