понедельника детская комната полупуста, но шума от этого не меньше.
Достаю из сумки планшет и решаю погрузиться в лекцию, которую сегодня прогуляла. Не знаю, зачем она мне, ведь я переведусь на заочное.
В нашем доме теперь блаженная тишина. Моя сестра ведет себя так, будто ее окропили святой водой. Молчаливой тенью ходит за мамой и помогает ей с ужином. Вчера она даже делала ей массаж. Не знаю, насколько ее хватит, но если она сотворит что-то подобное еще раз, я сама возьму ремень…
Мысли обрывает возникший передо мной мальчик лет пяти или шести, а вслед за ним передо мной вырастает Лекс.
— Привет, — широко улыбается парень. — Это Кеша, мой племянник, — кивает на мальчика, который без раздумий и разрешения начинает копаться в моих рисовальных принадлежностях.
— Привет… — бормочу, убирая маленькие руки от коробки. — Это мое, — строго говорю мальчику.
— А будет мое! — заявляет он, дергая коробку.
Такая очевидная избалованность заставляет посмотреть на Лекса.
Я не хочу вешать на людей ярлыки, но, кажется, как раз из таких детей и вырастает кто-то вроде Влада.
— Иди, попрыгай, — Лекс кивает на игровую, развернув в ту сторону голову ребенка.
Когда мы остаемся одни, парень интересуется:
— Работаешь?
Я говорила ему о том, что подрабатываю в детской комнате еще в нашу последнюю “дружескую” встречу.
— Да, а ты? Гуляешь с племянником? — отвожу глаза.
Взъерошив пальцами волосы, он машет рукой в неопределенном направлении и говорит:
— Выбираю подарок. У Ники, девушки Дэна, в четверг день рождения. Будет банкет. Ты помнишь Дэна?
— Эмм… — делаю вид, что копаюсь в коробке. — Не очень…
Его слова делают меня выброшенной на берег рыбой.
Во мне вдруг просыпается ревность, на которую я совсем не имею права. А еще понимание, что мероприятие в честь Ники обещает быть гребаным “событием сезона”, и в этом мире я — вообще не ко двору.
Это усиливает мои тревоги и сомнения. Мне хочется вскочить и пробежать пару кругов вокруг эскалатора, чтобы сбросить это напряжение внутри себя.
— Я хочу мороженое! — Кеша врезается в своего дядю сзади. — Хочу! Хочу! Хочу!
— Блин, не ори, — дергает его за ухо Лекс. — Ща купим.
Посмотрев на меня, добавляет:
— Ну, ладно. Увидимся еще. Я все еще жду ответа.
Послав мне прямой хитрый взгляд, он разворачивает племянника, положив руку на его шею.
— Пока… — бормочу, отводя глаза от их удаляющихся фигур.
До семи вечера я успеваю разрисовать пару-тройку лиц и прогнать до конца свою лекцию, но в моей голове не откладывается ровным счетом ничего. Куда бы я ни посмотрела, всюду вижу яркие голубые глаза и улыбку на твердых мужских губах.
Я двигаюсь, как зомби, собирая свои вещи и покидая торговый центр.
Не знаю, купил ли Лекс свой подарок, больше я его нигде не видела, но моя кровь отравлена достаточно, чтобы быть готовой совершать глупости.
Забравшись в машину, я мучаюсь в течение десяти минут, а потом отправляю сообщение, на которое решалась весь вчерашний день, но так и не решилась.
“Я хочу услышать твой голос”, — кусаю губы и нажимаю отправить.
Глава 30
Карина
Двигатель моей машины тихо тарахтит.
В непрогретом салоне холодно, и я натягиваю на ладони свитер, не трудясь проверять, прочитано мое сообщение или нет.
Зарывшись подбородком и губами в шарф, гипнотизирую глазами рекламную вывеску прямо напротив и ежусь от холода.
Не знаю, сколько времени готова ждать его ответа. Сколько времени вообще готова его ждать, но мысль рассеивается, как разлетевшийся на клочки конфетный фантик, когда, спустя минуту, мой телефон начинает звонить.
Вместе с этим звонком просыпаются все мои клетки.
Подняв с колен телефон, вижу входящий от парня своей мечты.
Этот мгновенный ответ на мое сообщение заставляет зажмуриться.
— Алло… — говорю тихо, будто нас могут подслушать.
— Хочешь отправить меня в ад самолично? — бормочет до мурашек знакомый голос.
Этот особый тембр разгоняет даже холод, потому что кровь начинает быстрее бежать по венам.
— Зачем ты это сделал? — спрашиваю мрачно. — Это слишком, ты сам знаешь. Это большие деньги, как я должна к этому относиться?
— Как, маленькая ведьма?
— Так зачем? — игнорирую это колючее замечание.
Он даже не собирался общаться со мной. Если это прощальный “подарок”, то это злит втройне. Видеть его финты каждый день, садясь в машину, это не то, что мне было бы нужно, если бы мы больше никогда не общались.
Глубокий вдох на том конце провода сменяется паузой, после чего Денис проговаривает:
— Думаешь, я отдаю отчет каждому своему поступку?
— Вообще-то, так думают все, не только я.
— Теперь ты знаешь, что это не так.
Вперив глаза в лобовое стекло, спрашиваю:
— То есть, ты сделал глупость?
Еще один глубокий вдох. Там у него очень тихо, кажется, фоном работает телевизор. Я вслушиваюсь в его дыхание, чувствуя легкое напряжение.
— Глупость — это то, о чем жалеют. Я ни о чем не жалею. Это просто колеса.
Просто колеса?! Я на секунду решила, будто это не просто колеса.
— Просто не делай больше таких дорогих “подарков”. Это слишком, — отрезаю я.
— Давай проясним, — говорит жестковато. — Ты боишься, что в один прекрасный день я одумаюсь и скручу тебе колеса?
— Нет, — бросаю.
— Отлично. Я не для того выбирал их полдня.
— Ты сказал, что это просто колеса. Зачем полдня выбирать просто колеса?
— Потому что они для тебя, лилипут, — говорит хрипловато.
У моего сердца внезапно вырастают крылья, но прежде, чем дать ему выпорхнуть из груди, с тихой досадой прошу:
— Не называй меня так.
— Почему? — спрашивает мягко. — Тебя это обижает?
Я уже и сама не знаю. Я не хочу, чтобы он думал, будто у меня комплексы. Это не так! Не совсем так.
— Я обидел тебя тогда? На кассе? В январе.
Кажется, у меня внутри микровзрыв.
Он помнит. Он… все помнит…
— Ты…
Черт…
— Обидел, — говорю еле слышно.
— Извини.
Мне кажется, что прямо сейчас я разлечусь на миллион кусочков.
Твою мать. Твою мать. Я так хочу его увидеть и почувствовать. Его голос обволакивает меня, как кокон.
— Ладно…
— Так мне не называть тебя так?
—
