лучами солнца… Сейчас, механически переступая ногами, я либо гоню от себя тяжкие думы (и тогда идти становилось легче), или вновь уступаю унынию, сокрушаюсь над очень простой мыслью: меня сегодня не станет. Точно не станет.
И вот поверить в это, как и принять, оказалось выше моих душевных сил.
Самопожертвование… Высшая воинская, да и просто людская доблесть… В пылу схватки, когда адреналин в крови зашкаливает, ты готов на многое — и с присутствием смерти не то, чтобы смиряешься, а скорее о ней просто не думаешь. Не успеваешь подумать. Успеть бы ударить первым и точно попасть, или выстрелить! Где-то в глубине души понимаешь, что враг может оказаться быстрее, точнее, удачливее — но не предаешь этому особо значения. Ибо помимо потаенного страха тебя ведет и боевая ярость, и ненависть к врагу, и азарт, и отчаянное желание победить, взять верх в схватке! И слепая вера в то, что сегодня у тебя ТОЧНО все получится, и ты еще увидишь закат этого дня…
Совсем иное — подниматься на свою «Голгофу» сознательно, отдавая себе полный отчет в том, что тебя не станет. И делать это ни на кураже, ни на адреналине, а с холодной головой, с ясными мыслями… Что тут скажешь? Страшно. Ведь как вообще такое может быть — ты сейчас есть, а потом миг, и все?! Пустота? Чернота?!
В такие мгновения задаешься острым вопросом — а стоит ли оно того?! Ну, хотя бы в этом я могу твердо себе ответить — да, стоит. Судя по сну, Юрий Ингваревич подготовил многоуровневую, эшелонированную оборону Рязани, и если отнять у татар порох, то им останется лишь завалить своими трупами будущую брешь в стене вровень с городнями! Впрочем… Впрочем, у них еще останется запас огнесмесей. Но последние куда менее действенны против живой силы, чем фугасные пороховые «бомбы», и не обладают они столь мощным психологическим эффектом. А, кроме того, огнесмеси на основе нефти Батый вынужден экономить — и даже если он пустит их в ход против фаланги пешцев-гридей, то и результат будет уже заметно слабее, и стратегический запас растратится…
А это значит, что Рязань продержится дольше. А это значит, что под стенами ее погибнет больше татар. А это значит, что поганые или вовсе не возьмут стольный град княжества, или потеряют здесь столько воинов, что не смогут продолжить покорять Русь. А это значит, что Пронск уцелеет — как и любимая женщина, носящая под сердцем нашего ребенка.
Хотя ведь все это вилами по воде писано…
Но попытаться подорвать пороховой склад мы все одно должны.
Еще бы найти его…
В общем, с ценой я определился. Моя жизнь в обмен на жизнь Ростиславы и будущего малыша — и быть может, сотен уцелевших благодаря отсутствию пороха у монголов дружинников. И тысяч уцелевших гражданских, оказавшихся в западне в городе…
Остается лишь незакрытым вопрос — а что будет после?
После того, как для меня здесь все кончится?!
Есть ли что-то после конца — или когда сердце остановится, а в глазах потухнет свет, то все?!
И матери с отцом я также никогда не увижу, не вернусь в свое настоящее?!
Не зря говорят: «на пороге смерти атеистов нет». В такие моменты реально хочется верить, что это не конец, что что-то еще будет, ожидает меня… Может быть даже что-то хорошее…
В этом плане искренне верующим попроще — наверняка попроще. По крайней мере, так кажется… Но ведь серьезно, для верующего человека смерть — это лишь переход к встрече с Богом. Правда, страшновато задумываться о том, что всю твою жизнь, все хорошие и плохие поступки взвесят — и определят, что тебя ждет. Райские кущи — или геенна огненная. И то и другое — длиною в вечность…
Конечно, хотелось бы в рай, но…
Но сколько грехов, больших и малых, мы действительно совершаем за жизнь? И хватит ли нам благих, добрых поступков, чтобы они перевесили?!
Хм… Возможно в этом плане мне «повезло». Ибо я планирую пожертвовать собой во имя благой цели. Как там звучит Заповедь? «Нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя»?!
Остается открытым лишь вопрос — а почему, собственно, Господь допустил, чтобы монголы (их здесь и называют безбожными агарянами из Библии) разорили Русь, едва ли не уничтожили ее? Если люди здесь все такие правильные и верующие?
А вопрос-то непраздный, а вопрос-то непростой — сложный даже вопросец…
Хотя, если вдуматься, ответ лежит на поверхности. Причем ответ вполне наглядный, объясняющей падение Руси и с позиции военно-политической и духовной. Все дело в раздробленности княжеств, в столетиях внутренних усобиц и братоубийственных войн! Я, конечно, не так силен в религии, как в истории, но один одновременно и религиозный, и исторический пример помню отлично! Илья Муромец — он же Святой Илия Печерский или преподобный Илия Муромец, упокоившийся в Киево-Печерской лавре. Жил и прославился как воин он в двенадцатом столетии — а вот погиб при разграблении Киева половцами, приведенными князем Рюриком Ростиславичем в 1203 году (по другим данным получил тяжелое ранение, приведшее к смерти впоследствии). При этом факт разграбления монастыря степняками — факт исторический.
Русские князья, ведущие за собой русские же дружины, приводят на родную землю заклятого врага и позволяют ему грабить Православные святыни, убивать монахов и иноков — каково?!
Или вот другой пример, вполне себе исторический — этакая «Красная свадьба» Джорджа Мартина, только по-русски, даже по-рязански! Событие, известное как «съезд в Исадах», произошедшее в 1217 году — относительно недавно… Так вот, Рязанский князь Глеб и брат его Константин собрали в Исадах прочих князей земли Рязанской и Пронской, приходящимися им братьями — одним родным и пятью двоюродными. Еще раз — братьями! Так вот, братьев с дружинниками на съезде хорошенько напоили и вырезали — пригласив на «мокрое дело» все тех же половцев.
И кстати, земля Рязанская после этих событий сильно пострадала из-за последующей войны между Глебом «Братоубийцей» и Ингварем Игоревичем, отцом ныне правящего князя. Первого поддержали половцы, второго — владимирская рать, и Ингварь победил. Но какой ценой далась эта усобица мирным жителям…
А брань между родными братьями Всеволодовичами, кончившаяся Липицкой битвой?! Не смогли договориться по разделению наделов — вот вам сражение, в котором по некоторым данным, приняло участие до пятидесяти тысяч русских воинов с обеих сторон. Потери — до десяти тысяч только со стороны владимирской рати! И кстати — тоже недавно, 1216 год.
Липицкая братоубийственная сеча и последующая за ней катастрофа на Калке серьезно подорвали потенциал русских ратей перед самым вторжением Батыя. Кстати, результаты Калки — это также наглядная демонстрация того, что происходит, когда
