от стены и заходит на кухню. Он открывает холодильник, достает воду и откручивает крышку.
– Он опасен, Мэдисон.
Я закатываю глаза.
– Если ты действительно в это веришь, то зачем позволяешь ему находиться рядом со мной?
– Ну, мы пытались тебя остановить, – вмешивается Нейт. – Но, как видишь, безуспешно.
– Я сказал, что он опасен, – заканчивает Бишоп. – Но я не говорил, что он опасен для тебя.
– Но в ту ночь, когда он сюда приехал, он тебе не понравился. Ты почти его убил.
Бишоп смеется, ставя воду на стол.
– Почти? Когда дело касается меня, Мэдисон, «почти» не бывает. Я не совершаю ошибок, я совершаю ходы. Если я что-то сделаю, готов поспорить на что угодно, что каждый шаг был продуман наперед. Никакой спонтанности. Только расчет. Я точно уверен в том, что делаю, и знаешь, почему это делает меня страшнейшим из чудовищ? – спрашивает он, хотя на самом деле не хочет, чтобы я отвечала, поэтому я молчу – в кои-то веки. – Потому что я снова и снова прокручиваю сделанное в своей голове и каждый раз спрашиваю себя, правильно ли я поступил? – Он приближается ко мне, засовывая руки в карманы. – И ответ всегда «да». Так что нет, Мэдисон. – Он прислоняется к стойке. – Я не убиваю «почти». Если я хочу чьей-то смерти, он будет мертв. В любом случае.
Слово «мертвый», произнесенное так близко к имени Деймона, заставляет мой желудок скрутиться. Я ставлю тарелку с бутербродом на стол, внезапно теряя аппетит.
– Да ты просто Прекрасный Принц, – отмахиваюсь я от Бишопа.
Брантли смеется.
– Мило. Но скорее он темный рыцарь.
Мой желудок просительно урчит, и я снова беру бутерброд, откусывая от него большой кусок.
– Если бы ты смог воздержаться от причинения вреда моему брату, было бы здорово.
Бишоп пристально смотрит мне в глаза.
– Если он не причинит тебе вреда – а я не думаю, что он это сделает, – тогда по рукам.
С легким скрипом открывается входная дверь, и в дом заходят Елена с отцом. Заметив сборище на кухне, они останавливаются.
– Мэдисон, Нейт, – здоровается папа.
Я выпрямляю спину и вытираю рот тыльной стороной ладони.
– Папа! Привет! – пробираюсь я к нему.
Когда я тянусь, чтобы его обнять, он напрягается.
– Все в порядке?
Мой папа никогда не был со мной так напряжен. Никогда. Он всегда был моей опорой и рассказывал мне, что происходит, – за исключением случаев, когда дело касалось Королей.
Он натягивает улыбку.
– Все хорошо.
Я смотрю на Елену, и, по-видимому, она совершенно не обращает внимания на странное поведение отца.
– Привет, Мэди. Как ты провела выходные? – Она смотрит на Нейта. – Подойди и поздоровайся со своей мамой.
Нейт отталкивается от стены.
– Конечно, Ма.
Он притягивает ее к себе и крепко обнимает, обхватив одной рукой за талию и без усилий подняв в воздух. Затем он целует ее в щеку.
– Скучал по тебе.
Она отстраняется, шуточно шлепая его по щеке.
– Ты отлично справляешься, парень. Вижу, ты хорошо заботишься о своей сестре.
Она оглядывается на меня.
– Кстати, – говорю я папе. – Мы можем поговорить?
– Что вы опять натворили? – спрашивает он Нейта, и я тут же вмешиваюсь.
– Нет, ничего такого. Просто… Мы можем поговорить?
Он кивает и ставит чемодан на пол как раз в тот момент, когда в холл входит Сэмми, одетая в обычные джинсы и вязаный свитер.
– Извините, я ждала вашего приезда только завтра.
Она поднимает сумку и подмигивает мне. Хм, сегодня Сэмми выглядит уж очень счастливой, но с выяснением этого вопроса пока придется подождать.
Папа указывает на коридор.
– В мой кабинет.
Следуя за ним, я захожу в его рабочую комнату, отделанную дорогим деревом и красной кожей и заполненную старыми книгами.
Он садится на стул, расстегивает пиджак и ослабляет галстук. Впервые за долгое время у меня появляется возможность его рассмотреть. Морщины вокруг глаз кажутся глубже, чем когда-либо раньше, щетине уже несколько дней, а веки выглядят тяжелыми и усталыми. Не желая усложнять его и без того напряженную жизнь, я собираюсь сказать ему, что мы поговорим как-нибудь в другой раз, но он меня опережает:
– Я понимаю, что после того, что случилось в доме Гектора, у тебя много вопросов.
Я сглатываю.
– На самом деле и да, и нет.
– Как много ты уже знаешь, Мэдисон? – хрипло шепчет он.
Мой гнев начинает нарастать.
– Какого черта люди постоянно задают мне этот вопрос? Как будто они пытаются найти барьер, через который они не готовы переступить. Они боятся, что могут сказать мне слишком много, но в то же время для них нормально держать меня в неведении. Это несправедливо.
– Мэдисон, – выдыхает он. – В этом мире не существует справедливости. Мне жаль, что ты являешься его частью. Я никогда… мы – твоя мать и я – никогда не хотели, чтобы ты имела к нему отношение. Вот почему мы так долго были в бегах.
Он откидывается на спинку стула.
– Тогда зачем ты вернул меня сюда, если знал, что я окажусь в опасности?
Он делает паузу, проводя указательным пальцем по верхней губе и наблюдая за мной. Вероятно, раздумывает, стоит ли говорить мне правду. Чертовы люди и их честность.
– Потому что… – Он наклоняется вперед, упираясь локтями в стол. – Боже, Мэдисон. У Королей существует естественный порядок вещей. Путь, в который никто и никогда не вмешивался. Роли, которые отведены каждому нас и которые всегда у нас были. Он делает паузу, глядя на меня исподлобья. Затем он снова выдыхает, но к этому моменту я уже начинаю что-то понимать.
– Ты хотел изменить порядок.
Он смотрит на меня и прищуривается.
– Да. Но Гектор не должен об этом знать.
Я смотрю, как он пересаживается на стул напротив меня.
– Что ты имеешь в
