ты смеешь вставать у меня на пути? – прошипел он.
– Так и смею! – самоуверенно заявил Немил, хотя поджилки у него затряслись от сознания собственной промашки.
– Я – посол! Моя личность вне подозрений!
– А я – вож поезжан. Я должен оберегать их от нечисти – такой, как ты.
Черт обернулся к Роду, состроил надменную физиономию и проверещал:
– Возмутительно! Я пожалуюсь господарю!
– Ах, какой неприятный случай! – расшаркался перед ним старейшина. – Не стоит беспокоить царя преисподней, у него и без нас забот полон рот. Мы это дело сами уладим.
И он махнул человеку ладонью, чтобы тот поскорей убирался. Немила как ветром сдуло. Он спрятался за сани с нарядной публикой и постарался стать незаметным, что при его габаритах оказалось нелегкой задачкой. Там его и нашла Звенислава, зажимающая губы ладошкой, чтобы не прыснуть со смеху.
– Чего они все? Я ведь как лучше хотел! – попытался оправдаться кудесник. – Я же на службе. У меня обязанности. Разве не так?
– Так, так, – успокоила его дева. – Ты рванину-то выкинь, а то весь перемажешься. На тебе самом порча останется.
– Не может же быть так, чтобы черт без причины метнул на дорогу свою соплю, да еще прямо перед санями!
– Никак не может. Разве что черт попадется сопливый. Но ведь этого не бывает, правда?
– Эх, да что с вами толковать! Вы тут все неучи, настоящего колдовства и не видели. Пропадете вы без меня, как пить дать!
– Пропадем страшным пропадом, кто б сомневался, – едва сдерживая хохот, утешила его дева. – Сама судьба послала нам этакого чудотворца.
Немил бросил наконец платочек, присыпал его землей и тщательно утоптал захоронение сапогами.
– Так-то оно понадежней будет, – виновато отдуваясь, проговорил он. – Теперь можно ходить без опаски. Колдовство на нем если и было, то все в землю ушло.
– И куда же мы, горемычные, без тебя? – вздохнула дева. – Пойдем уже. Поезд вот-вот тронется. Новые подвиги не за горами.
Немил колебался и не решался показаться. До него доносился возмущенный голос Вертопраха, который требовал, чтобы «этого мерзкого колдуна» сбросили с неба на землю вниз головой, поскольку иного тот не заслужил. Чтобы успокоить почетного гостя, к нему вышел сам громовержец Перун. Горний князь постарался обаять не на шутку разошедшегося посланника, и ему это удалось. Черт расплылся в улыбке и преподнес свадебный дар: древний посох из дерева редкой породы, украшенный самоцветами, с рукоятью слоновой кости в виде белой совы, широко раскрывшей удивленные глаза.
Перун вежливо похвалил ценный дар и передал благодарность Великому Лиходею, который, не забыв прежней дружбы, подобрал для него столько изысканную диковинку. При имени Лиходея черт онемел, и едва не свалился в обморок – до того он боялся собственного владыки.
Самоцветы на посохе испускали из глубины темный блеск, который пришелся Немилу не по душе. Притворившись паинькой, он отправил Звениславу к невесте, а сам рыбкой метнулся к Перуну, схватился за посох, дернул и хрипло шепнул:
– Дай сюда! Я его осмотрю!
Перун не выдержал и расхохотался так, что на лошадиной упряжи затренькали бубенцы.
– Когда же ты угомонишься, дубовая голова? На свадьбу всем дарят подарки, таков обычай.
– А вдруг на нем злые чары? Зря, что ли, ты взял меня в услужение? Раз уж выпал мне случай, то позволь исполнить свой долг, как положено.
– Я ценю твое рвение, но ты перестарался. Погляди: вокруг братья и сестры. Они вовсе не собираются съесть меня с потрохами.
– Скажи это Великому Лиходею. Я нос к носу с ним терся, сам видел, каков он. Помяни мое слово: лиходейских подарков без подвоха не бывает.
Перун погладил иссушенное дерево с вязью вкрапленных самоцветов и проговорил:
– Этот посох намного древнее и Лиходея, и всех горних божеств. По правде сказать, я и сам ума не приложу, где посланник раздобыл эту вещицу. Если б на ней были чары, то они бы уже проявились.
Он повертел трость в руках и для верности щелкнул по совиной голове ногтем.
– Видишь? Ничего нет.
– Что ж мне никто не верит-то? – с досадой бросил Немил и отступил.
К Вертопраху приблизились слуги, предложили ему чашу с вином и увели в белокаменную палату веселиться и отдыхать. Черт с готовностью согласился и больше не появлялся. Все облегченно вздохнули, а Ярило принялся зычно орать, что пора выезжать. Род первым отправился к месту венчания, чтобы все подготовить. Низкий голос Ярилы несся над поездом, как набат вечевого колокола.
Гости расселись наконец по саням, почетный караул выстроился от них по обе стороны, гриди обнажили мечи, блеск которых должен был отпугнуть злыдней. Владимир подвел Немилу крылатого скакуна – того самого, серого в яблоках, невзрачного и неказистого. Человек с завистью посмотрел на белоснежных коней охраны, легких, как облачка, и привередливо буркнул:
– Другого что, не нашлось?
– Тебе и этот сойдет, – пренебрежительно бросил навь.
– Похоже, меня ни во что не ставят.
– Теплокровым по чину других не положено. Ты не ревнуй, этот конек ладный, даром что неказист с виду. Его зовут Рублик. Он хорош уже тем, что не взбрыкнет и не сбросит тебя с края вниз – туда, откуда ты явился.
Немил осекся и вспомнил, что забрался так высоко, что падать отсюда будет ой как больно. Пришла мысль, что пора наконец поумнеть и начать следить за языком, только он, баламут, живет собственной жизнью и не хочет мозгам подчиняться.
Владимир помог ему вскарабкаться в седло и вручил обереги – кнут с распущенным на семь концов язычком и серебряный колокольчик, звона которого боится нечистая сила. Немил взял кнут правой рукой, а вот с левой вышла заминка – она упорно не разгибалась, хотя ладонь шевелилась, а пальцы держали все, что в них вложишь. Навь проявил деликатность, облетел коня слева и навесил на шуйцу Немила шнурок с петелькой так, что колокольчик болтался и сам звенел при любом движении.
– Знаешь, зачем они? – спросил навь.
– Не учи ученого, – обиделся кудесник и лихо щелкнул кнутом по дороге, отгоняя нечистую силу.
– Так-то лучше, – похвалил его служка и помчался к Перуну.
Сам же Немил заторопился к невесте. Кострома восседала в санях, запряженных тройкой крылатых лошадок. Звенислава уже суетилась рядом, обхаживая госпожу. Напротив невесты, на низкой скамеечке устроились владычица Мокошь и мать с дочерью – Лада и Леля. Увидев, как мило щебечут они с Костромой, Немил вспомнил, что богиня любви – одна из подозреваемых в чародействе, и пришел в ужас. Забыв о предостережениях, он направил коня прямо к ним и во все горло выкрикнул:
– Вы чего сюда
