Сообщение Старкова о том, что Багратион явился к Суворову по воле государя с приветствием и вопросом о здоровье, может и не быть выдумкой мемуариста: допускаем, что в какой-то момент, когда императору донесли, что приехавший Суворов находится на краю гроба, Павел — с его чувствительным и даже сентиментальным сердцем — мог ослабить свой гнев и действительно послать близкого Суворову Багратиона проведать больного. Багратион (по записи Старкова) рассказывал: «Я застал Александра Васильевича лежащим на постеле, он был сильно слаб, впадал в обморок, и ему терли виски спиртом и давали нюхать. Пришедши в себя, он взглянул на меня и в больших его гениальных глазах не блестел уже взгляд жизни. Долго он смотрел, как будто узнавая меня, потом сказал: “А!., это ты, Петр! здравствуй!” и замолчал, забылся. Минуту спустя он опять взглянул на меня, и я донес ему все, что государь повелел. Александр Васильевич, казалось, оживился, но с трудом проговорил: “Поклон… мой… в ноги… царю… сделай, Петр!., ух… больно!” и застонал и впал в бред. Я донес государю императору обо всем и пробыл при Его величестве заполночь. Всякий час доносили государю об Александре Васильевиче. Между многими речами Его величество сказать изволил: “Жаль его! Россия и я, со смертью его, теряем многое, много потеряем, а Европа — все”»73.
Из этого отрывка следует, что Багратион был у Суворова накануне его кончины. Правда, остается загадкой, что же повелел донести Суворову государь и за что умирающий так горячо благодарил. Скорее всего, это был какой-то ритуальный пустяк, малозначащие слова императора, которые не вели к возвращению Суворову милости. После смерти Суворова (6 мая) все распоряжения государя насчет его похорон подтверждают это. Траурная церемония проходила по разряду похорон фельдмаршала, что было грубым пренебрежением к чину генералиссимуса. Среди войск, отдававших честь покойному, отсутствовала гвардия, в том числе Семеновский полк, родной для бывшего его рядового Суворова. Гвардия не вышла проститься с величайшим военным гением России якобы потому, что устала после недавнего парада. Как тут не вспомнить язвительное замечание Суворова австрийскому военачальнику: «Ах, ах! Солдаты промочили ноги!» Сам император не присутствовал на похоронах, а лишь выехал на угол Невского и Садовой, чтобы снять шляпу перед прахом гения. Старков приводит любопытную деталь: когда мимо государя, стоявшего со свитой, проносили окруженный огромной толпой гроб Суворова, вдруг из-за спины Павла раздалось громкое рыдание — это не выдержал один из генералов — А. Д. Зайцев, бывший в свите императора. Зайцев рассказывал: «Павел обернул ко мне голову, взглянул и изволил сказать: “Господин Зайцев! Вы плачете? Это похвально, это делает вам честь, вы любили его” У Его величества из глаз слезы падали каплями. Пропустив процессию, государь тихо возвратился во дворец и целый день был невесел и всю ночь не почивал, требуя к себе своего камердинера, который сказывал, что государь часто повторял слово “Жаль!”»74.
Наверняка в этот день Багратион был бы среди тех, кто остался верен Суворову до конца, и проводил бы его до Благовещенской церкви Александро-Невской лавры. Но, согласно данным И. С. Тихонова, еще до кончины Суворова Багратион выехал в расположение своего полка в Волковыск, о чем и рапортовал императору Павлу.
Глава третья
Служить и жениться при Павле
«Приучать к проворному беганию и подпалзыванию»
В июле 1800 года в «Санкт-Петербургских ведомостях» появилось сообщение об одном из новых назначений: «Генерал-майор князь Багратион определен шефом лейб-гвардии Егерского батальона». На самом деле назначение произошло еще 9 июня. Оно оказалось очень важным в карьере Багратиона.
Шефы (или попечители) полков — должность, введенная в русской армии по указу Павла от 3 декабря 1796 года, то есть почти сразу же после вступления его на престол, когда император начал борьбу с «потемкинским духом» в армии, а попросту говоря, стал наводить в ней необходимый порядок, который армия, особенно в столице, во многом утратила. Позже, в отличие от многих исчезнувших со временем нововведений императора Павла, должность шефа полка прижилась (как прижилась и шинель, также введенная при Павле), но в значительной степени превратилась в формальность.
Было две группы шефов полков. Во-первых, шефами полков (особенно гвардейских) становились царственные особы (в том числе и женского пола), а также дружественные иностранные венценосцы и принцы. Во-вторых, это были действующие, находящиеся на воинской службе генералы. Шефов первой группы (царственной) на самом деле с шефским полком почти ничего не связывало. Для них это была почетная пожизненная должность, подобно всякому другому шефству того времени, вроде попечительства над богоугодными или учебными заведениями. Обязанности такого шефа обычно сводились к тому, что раз в год (в день этого полка) шеф надевал парадный мундир «своего» полка и отправлялся принимать парад. При желании он мог посетить заранее надраенные до сверхъестественной чистоты казармы или конюшни, пройтись вдоль свежевыкрашенных построек и заборов, чтобы затем приступить к главному — отобедать с офицерами полка и приглашенными гостями. В принципе, это противоречило сути замысла императора Павла, который, вводя шефство, думал поднять степень ответственности высшего офицерства за состояние и боеспособность полков. Указом Военной коллег ии 3 декабря 1796 года обязанности шефа определялись так: «Всякое неустройство и неточное или медленное сего исполнение, как равно и всякая неисправность и упущение не только в отправлении службы, но и во внутреннем хозяйстве и управлении полков, на его, как попечителя полка, ответе и взыскании остаются».
Шефство генералов действующей армии над полками было более действенным. Шефы знали реальное положение в армии и могли в чем-то помочь подшефным, хотя и не всегда — часто подшефные полки находились в других дивизиях, корпусах, армиях. Известны были и случаи, когда высокопоставленные шефы могли поживиться за счет «своей» полковой кассы. Четкого разграничения обязанностей между командиром полка и шефом не было, как не было его между всяким попечителем и начальником подшефного заведения, но, в отличие от гражданской службы, шефы полков во время своего пребывания в них считались их командирами, а действительные командиры становились на это время заместителями. Багратион был назначен шефом Егерского батальона и, как следует из документов, служил одновременно и его командиром. И только 20 февраля 1805 года командиром батальона был назначен полковник Эммануил де Сен-При, ставший в 1812 году начальником Главного штаба 2-й Западной армии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
