Это было не фехтование, это была свалка, как, впрочем, любая рукопашная. Полубой месил толпу кулаками и ногами, и противники разлетались от него пачками. Сандерс не хотел никого убивать и старался сдерживать удары и бить только плашмя. Однако вскоре он понял, что живыми их выпускать из заведения никто не собирается. Пострадавших оттаскивали назад, их места занимали другие аборигены, несколько женщин забрались на стулья и стойку бара, чтобы лучше видеть. С подиума смотрели танцовщицы, так и не закончившие свой номер.
Острие мачете царапнуло щеку, по лицу побежала кровь, и Сандерс почувствовал, что звереет. Пропуская свистящий удар, он пригнулся и ответным движением вспорол ляжку оборванцу с толстой цепью в руке. Краем глаза Дик заметил, что бармен целится в него из арбалета, и понял, что пора уносить ноги…
Глидер пошел вдоль Восточной башни, заложил вираж и плюхнулся на площадку перед застекленным фасадом ресторана. Мастерства водителю явно не хватало, несмотря на почтенный возраст, зато он брал напором – глидер втиснулся между припаркованных на площадке машин, едва не разбив сразу несколько.
– Вот и посидеть можно, и поговорить, – прошамкал дед, вылезая из машины и направляясь к ресторану.
Швейцар кисло покосился на деда, но Сандерс сделал знак, что он с ними. Тогда швейцар так же подозрительно воззрился на его порванную одежду и рассеченную щеку.
– Столик возле окна, – сунув ему в руку купюру, шепнул Сандерс.
Швейцар пошептался с метрдотелем и проводил их за столик, с которого открывался вид на Нижний город.
Дед сразу схватил толстое меню и зашуршал страницами.
– Так, чем угощаться будем? – спросил он сам себя и, как бы вспомнив, взглянул на Дика и Полубоя: – У вас деньги-то есть? Информация – она, того, дорого стоит.
– Есть деньги, есть, – успокоил его Полубой. Напарники тоже проголодались и потому не отставали от добровольного гида, заказывая еду.
– Так в чем проблема? – спросил водитель, хитро прищурившись.
– Видишь, какое дело, отец… – начал Полубой, но получил под столом ногой по щиколотке и замолчал.
– Спросили мы кое-что в «Садах наслаждений», – негромко произнес Сандерс, – да, видимо, не ко времени попали. Едва ноги унесли. Прямо сумасшедший дом.
– Так-так… сейчас соображу… – прошепелявил дед. – А вопрос ваш был таков: как отыскать в Развалинах человечка нужного. Ну, задолжал он вам или от полиции скрывается. Так?
– Точно, – восхитился Сандерс.
– На лету ловишь, отец, – поддакнул ему Полубой.
– Так вы, голуби, не с того конца взялись, – дед откинулся на стуле, самодовольно поглядев на них, – на таких вопросах много шустрых ребят погорело. И из полиции, и частных сыщиков, и охотников за головами. Не вам чета были, а сгинули, как и не было.
– Что, вообще ни о чем узнать нельзя? – с раздражением спросил Полубой.
– Можно, но с умом. Вот, к примеру, дурь любую проси хоть сколько. Девок любых, хоть модификанток, хоть нормальных, тоже предоставят. Подпольные бои, где чудища всякие бьются, – ради бога, но, – дед поднял палец, – про человека, который в Развалинах скрылся, – ни-ни!
– А если подмазать? – Сандерс потер пальцами, будто считал купюры.
– Да сдается мне, вы и попробовали подмазать. И как?
– М-м…
– То-то. Сто монет с вас, ребята, и обед. – Дед обвел глазами стол. – А после уж так и быть, расскажу вам, как дельце обтяпать.
– Идет, – сказал Полубой.
Сандерс молча кивнул. Похоже, выхода не было, кроме как положиться на ушлого деда.
Старик ел не спеша, смакуя каждое блюдо, и Сандерс уже видел, что Полубой готов запихнуть деду в рот все, что было на столе, лишь бы тот побыстрее перешел к инструкциям.
Закончив с десертом, дед закурил толстую сигару и, отпив глоточек коньяку, прищелкнул пальцами. Сандерс отсчитал сто кредиток и сунул ему в руку.
– Горю вашему помочь несложно, – начал дед, – есть такое понятие у нас, как «сквознячок». Вот после того как освоите его, так можете задавать любые вопросы. Любые! И отказа ни в чем не будет.
Он сделал длинную паузу, наслаждаясь ароматным дымом сигары.
– Отец, не тяни, – попросил Полубой.
Видно, что-то в его голосе подстегнуло старика, и он продолжил:
– Заходите в любой кабак в Нижнем городе, как можно ближе к Развалинам, и начинаете играть у людей на нервах, то есть задавать вопросы. Вы бы и сегодня выкрутились, если бы после того, как народ взбесился, сказали бы: «Мы начинаем «сквознячок». Вот только и всего: «Сквознячок» начинаем», и всё. Традиция у нас такая, парни: тот, кто говорит «сквознячок», идет через весь сектор к башне, а по пути может спрашивать все что угодно. Но уж тут не зевай: мочить вас будет и уличная шпана, и ребята из кланов. По всему сектору молва пойдет – «сквознячок» идет, и все кому не лень пожелают вас тормознуть.
Сандерс скептически хмыкнул, но Полубой явно заинтересовался.
– Какие-нибудь еще правила есть? – спросил он.
– Да почти никаких, – отмахнулся дед. – Через бандитов с улицы пробьешься – главаря уложи, но не насмерть – этого не простят, и во всем квартале гуляй как хочешь аж целые сутки. С кланом посложнее. Дон – неприкосновенен. Если доберешься до личного телохранителя дона – почет тебе и уважение. Тут уж тебе все пятки лизать станут. Вот так, ребята. Так что, пойдете на «сквознячок»?
– Мы подумаем, – сказал Полубой.
Дедок кивнул, будто услышал, что хотел, небрежно попрощался, поднялся из-за стола и вышел из ресторана. В окно они видели, как его глидер, царапнув таки борт соседней машины, нырнул вниз с площадки.
– Ну и что? – спросил Сандерс, небрежно поигрывая ложечкой в кофейной чашке.
– Как что? У нас есть выбор? – удивленно взглянул на него Полубой.
Кровопийца Смольник сидел в конторе, неторопливо подсчитывая, сколько ему принесла победа «скорпиона» над «пауками» в последнем бою. Кровопийцей его прозвали клиенты, но он не обижался. Подумаешь, ну забыли, что его зовут Натан, так что? Лишь бы дорогу в контору не забыли. По идее он не должен был принимать ставки на схватки модификантов из сектора ван Хонка, но ведь люди просят. Деньги несут, и у каждого в глазах горит надежда: в этот раз я отыграю все, я стану богатым, счастливым, здоровым и уважаемым. Сколько таких прошло через эту контору, сколько вышли, глядя перед собой слепыми от безнадежности глазами, сколько орали здесь, требуя назад свои деньги. А один даже сиганул в окно. Семнадцатый этаж, стекло тонированное, по пятьдесят монет за квадратный фут. Не мог из приемной прыгнуть, идиот…
Дверь распахнулась, ударившись о стену. Смольник привычно сунул руку под стол, где у него на специальной полочке лежал заряженный арбалет. Ванадиевая тетива, ложе красного дерева, никелированный механизм, фирма «Робин Гуд» производит такие только по заказу. Осечек не бывает. Семьдесят три монеты штука.
Кровопийца поднял глаза и расслабился. В дверях, тяжело дыша и прижимая руку к сердцу, стоял Микки Вайсберг по кличке Сегодня-я-выиграю.
– Ты что, пешком поднимался? – участливо спросил Смольник.
– Последние три этажа, – подтвердил Микки, – какие-то уроды киберлифтеру башку проломили, так он выше четырнадцатого не везет.
– Ай-ай-яй, – огорчился Смольник, будто не он сам неделю назад огрел кибера битой по голове. Кто знает, может, пройдя последние три этажа пешком, неудачники будут хоть немного поспокойнее? – Ты по делу или проведать?
– Чего тебя проведывать? – проворчал Микки, усаживаясь на стул и доставая мятую пачку денег. – Ставлю двести пятьдесят на «сквознячок». – Он бросил деньги на стол и потер щетинистую щеку.
– На кого? – полюбопытствовал Кровопийца, пересчитывая деньги.
– Два парня сегодня или завтра пойдут. Серьезные ребята, похоже. Один такой здоровый, как шкаф, с усами, а другой смазливый, смуглый. Щека у него рассечена. Ставлю, что пройдут три квартала, не меньше.
– Сведения верные? – осторожно осведомился Смольник.
– У меня? – обиделся Микки. – Да ты забыл, как я снял три тысячи на «сквознячке»?
– Только было это семнадцать лет назад. А те пять компаний, которые ты на «сквознячок» после того выигрыша завернул, так и сгинули.
– Не хочешь – не верь. Ставку прими и расписку дай.
– Ладно, ладно. – Смольник написал расписку. – А если так уверен, то почему всего на три квартала ставишь?
– А они уже того… наследили, – подмигнул Микки.
Сандерс допивал кофе, размышляя, что, видимо, это его последняя в жизни чашка. Он посмотрел в окно, за которым парили глидеры, сквозь дымку виднелись силуэты башен и далеко внизу поджидали свои жертвы уличные бандиты, клановые боевики и просто отморозки, которым все равно кого мочить, лишь бы мочить. Ну что ж, будет звезда на мемориале у главного входа в Контору. Вилкинсон выпьет за упокой грешной души Счастливчика Сандерса, которому наконец-то счастье изменило, помянув недобрым словом русских. Сюзи, может быть, всплакнет, и все. Финита… Бросить все и подать прошение об отставке? Вот прямо сейчас, через Уолша! Нет, не годится. Кажется, этот носорог всерьез рассчитывает на него. Ишь ты, аж светится.