Она открыла новую бутылку. Очень аккуратно, сквозь пелену потрясения заметил Ваймс. Ничего показного, вроде вылетающих пробок и фонтана брызг.
— Не странно ли, будь это так? — промурлыкала Мадам. — Уличный боец с манерами командующего и нагрудником лидера.
Ваймс смотрел прямо перед собой.
— И кому какое дело, как он попал сюда? — Мадам говорила в основном с воздухом. — Мы могли бы предположить, что, наконец, появился человек, который действительно может принять командование городской стражей.
Первая мысль зашипела в его голове, точно шампанское: черт побери, я ведь могу! Вышвырнуть Каченса вон, продвинуть некоторых достойных сержантов…
А потом появилась вторая мысль: в этом городе? При Капкансе? Сейчас? Мы будем просто еще одной бандой. И третья: это безумие. Это невозможно. Этого никогда не было. Ты хочешь вернуться домой к Сибилле.
Первые две мысли поспешили убраться с дороги, краснея и бормоча да, точно… Сибилла… да, как же… точно… извини… пока не затихли окончательно.
— Я всегда сдерживала свои обещания, — добавила Мадам, пока он все еще смотрел в пустоту.
И тут из темноты, точно какое-то чудовище из глубин, поднялась четвертая мысль.
Ты не думал о Сибилле до третьей мысли, шепнула она.
Он моргнул.
— Вы знаете, городу нуж… — начала Мадам.
— Я хочу вернуться домой, — перебил ее Ваймс. — Я собираюсь покончить с той работой, которая передо мной, и вернуться домой. Вот что нужно мне.
— Кое-кто может сказать, если вы не с нами, то против нас, — произнесла Мадам.
— С вами? Ради чего? Ничего? Нет! Но я и не за Ветруна. Я не должен быть «за» людей. И я не беру взятки. Даже если Сандра будет угрожать мне поганкой!
— Кажется, это был грибок. О боги. — Леди улыбнулась ему. — Так вы неподкупны?
О боги, ну вот опять, подумал Ваймс. Почему лишь женившись, я вдруг стал привлекать влиятельных женщин? Почему этого не случилось со мной лет в шестнадцать? Тогда я мог бы с этим справиться.
Он попытался придать своему взгляду твердости, но, вероятно, сделал только хуже.
— Я встречала нескольких неподкупных людей, — продолжала Мадам Мезероль. — Все они погибли страшной смертью. Мир стремится к равновесию, понимаете. Продажный человек в хорошем мире, или хороший — в продажном… решение получается одинаковым. В мире не любят тех, кто не принимает определенную сторону.
— Я предпочитаю середину.
— И получаете сразу двух врагов. Я поражена, что вы можете стольких позволить себе на зарплату сержанта. Прошу, подумайте, от чего вы отказываетесь.
— Я думаю. И я не собираюсь помогать людям умирать, чтобы сменить одного болвана другим.
— В таком случае — дверь у вас за спиной, и мне очень жаль, что мы не смогли…
— … вести дела? — спросил Ваймс.
— Я собиралась сказать «прийти к взаимовыгодному соглашению». Мы не очень далеко от вашей штаб-квартиры. Желаю вам… удачи.
Она кивнула в сторону дверей.
— Так жаль, — добавила она и вздохнула.
Ваймс вышел под моросящий дождь, перенес вес с одной стопы на другую и сделал пару шагов.
Угол Легкой и Паточной Шахты. Смесь плоских булыжников и старых кирпичей. Да.
И он направился домой.
Некоторое время Мадам смотрела на дверь, но потом повернулась, заметив, как дрогнул огонек свечей.
— Ты и в самом деле хорош, — произнесла она. — Как долго ты был там?
Хэвлок Ветинари шагнул из тени в углу. На нем был не официальный черный костюм Наемных Убийц, а свободная одежда не… какого-то определенного цвета, а простых невзрачных серых тонов.
— Достаточно долго, — ответил он, развалившись в кресле, где недавно сидел Ваймс.
— И даже Тетушки тебя не заметили?
— Люди смотрят, но не видят. Все дело в том, чтобы помочь им не видеть ничего. Но, думаю, Киль заметил бы меня, если бы я не стоял там. Он всматривается в тени. Это интересно.
— Он очень сердитый человек, — заметила Мадам.
— Вы рассердили его еще больше.
— Полагаю, ты получишь свою возможность развлечься, — произнесла Мадам.
— Да. Я тоже так думаю.
Мадам наклонилась и похлопала его по колену.
— Ну вот, — улыбнулась она, — твоя тетушка думает обо всем… — Она поднялась. — Мне лучше бы вернуться и развлечь гостей. Я очень хорошо умею развлекать. К завтрашнему вечеру у лорда Ветруна останется совсем мало друзей. — Она допила шампанское из кружки. — Доктор Фоллет такой очаровательный человек, как ты думаешь? Не знаешь случайно, волосы у него свои собственные?
— Я никогда не стремился выяснить это, — ответил Хэвлок. — Он пытается напоить вас?
— Да, — отозвалась Мадам. — Им нельзя не восхищаться.
— Говорят, он может играть на низменных струнках, — заметил Хэвлок.
— Как очаровательно.
Она изобразила на лице искреннюю довольную улыбку и открыла большие двойные двери в другом конце комнаты.
— А, доктор, — промурлыкала она, вступая в парящий табачный дым. — Еще немного шампанского?
Ваймс спал, стоя в углу. Старый трюк ночных стражников и лошадей. Это даже нельзя назвать сном — можно умереть, если попробуешь держаться подобным образом несколько ночей подряд, но усталость немного снимает.
Кое-кто уже освоил этот прием. Другие же устроились за столами или на лавках. Похоже, никто не собирался возвращаться домой, даже когда сквозь дождь забрезжил серый рассвет, а в зал вошел Мордач с котелком странноватой каши.
Ваймс открыл глаза.
— Чаю, сержант? — предложил Мордач. — Настаивался час, два сахара.
— Ты просто спаситель, Мордач. — И Ваймс ухватился за кружку, словно в ней был эликсир жизни.
— А снаружи ждет какой-то пацан, говорит, что должен поговорить с вами, кха, и только, — доложил Мордач.
— Как он пахнет? — спросил Ваймс, отхлебывая горячий крепкий чай.
— Как днище клетки бабуина, сержант.
— А, Шнобби Шноббс. Я выйду. Принеси ему большую миску каши, хорошо?
Мордач неловко переминался.
— Если вы, кха, не против моего совета, сержант, не стоит поощрять подобных…
— Видишь эти нашивки, Мордач? Вот и отлично. Большую миску.
Ваймс, держа в руке кружку чая, вышел на сырой двор, где, прислонившись к стене, стоял Шнобби.
Все говорило о том, что день будет солнечным. И после ночного дождя будет много чего еще. Сирень к примеру…
— Что происходит, Шнобби?
Шнобби с минуту молчал, ожидая увидеть монетку.
— Везде довольно скверно, сержант, — наконец сдался он, но надежда все еще теплилась. — В Лоскутном закоулке убили констебля. Говорят, камнем попали. В стычке на Ворсовом Холме кому-то отрезали ухо. Кавалеристы, сержант. Везде идут бои. Все штаб-квартиры стражи сильно…
Ваймс уныло слушал его. Все это обычно до оскомины. Разъяренные напуганные люди с обеих сторон, и на всех давят сзади. Может быть только хуже. То, что творится на Ворсовом Холме и у Сестричек Долли, уже звучит, как зона боевых действий.
… как ангелочки подымаются выше…
— А на Цепной улице что-нибудь было? — спросил он.
— Всего лишь несколько людей, — отозвался Шнобби. — Немного покричали и разбежались, что-то вроде того.
— Точно, — кивнул Ваймс. Даже толпа не может быть настолько тупой. Простые ребятишки, горячие головы, да подвыпившие люди. Все станет хуже. Нужно быть полным сумасшедшим, чтобы напасть на Неназываемых.
— Сейчас плохо повсюду, — добавил Шнобби. — Но только не здесь, конечно. Нас это миновало.
Нет, подумал Ваймс. В итоге крайними станем мы.
Мордач вышел через заднюю дверь штаба, держа в руках большую миску каши и ложку. Ваймс кивнул в сторону Шнобби, и, с великим нежеланием, миска была отдана мальчишке.
— Сержант? — обратился Мордач, следя за евшим, а точнее, заглатывающим еду ребенком.
— Да, Мордач?
— Какие будут приказы?
— Не знаю. Капитан здесь?
— В том-то и дело, сержант, — отозвался Мордач. — Прошлой ночью приходил посыльный с письмом для капитана, и я отнес его наверх, а он был там, и я подумал, забавно, хаха, подумал я, обычно он не приходит так рано…
— Поживее, Мордач, прошу, — произнес Ваймс, когда тот снова уставился на ложку.
— Ну, а потом, когда я принес ему какао, он просто сидел, кха, и смотрел в пустоту, хотя, когда я дал ему какао, он сказал «спасибо, Мордач». Он всегда, кха, был вежлив. Но сейчас, когда я поднялся к нему, его не было.
— Он старый человек, Мордач, нельзя рассчитывать, что он будет здесь посто…
— Его чернильницы тоже нет, сержант. А прежде он никогда не брал ее домой. — И Ваймс заметил, что глаза Мордача были гораздо краснее, чем обычно.
Он вздохнул.
— А письмо?
— Тоже нет, сержант, — ответил Мордач, снова бросая взгляд на ложку в руке Шнобби. Очень дешевая, заметил Ваймс, из какого-то пустячного металла.
