Первым делом Малколм проверил самые ранние письма. Свой ящик Брант наверняка завел не на четвертом курсе, но Карсон, очевидно, не видел смысла сохранять его письма за более ранний период. Ибо они заведомо не относились к смерти Джессики. Если прежде еще можно было сомневаться, что Карсон пытался расследовать именно это дело, то теперь это было уже совершенно очевидно.
Однако в письмах за 2006 год не оказалось никаких упоминаний ни о вечеринке Триши, которую Брант помог организовать, ни о трагедии 16 сентября, ни о дальнейшем следствии и суде над Макмердон. Но как раз это и показалось Малколму подозрительным. Да, Брант, по его словам, практически не знал ни Джессику, ни Тришу, а вопрос об аренде клуба, вероятно, решал с менеджером по телефону или при личной встрече. Но жуткая смерть Джессики и ее расследование наверняка широко обсуждались в университете, а президент студенческого братства — не какой-нибудь асоциальный гик, отгородившийся от внешнего мира. Допрашивали его самого, допрашивали других членов братства. И — чтобы никто из его «братьев» и приятелей не обсуждал с ним этот предмет е-мэйлом? Скорее всего, Брант просто подчистил всю переписку на эту тему — за много лет до того, как до его ящика добрался Карсон. А значит — были причины подчищать… Более того, Малколм обратил внимание, что в первые дни сентября Брант получил несколько писем от Каттериджа — ничего примечательного, короткие записки; но после смерти Джессики их переписка пресеклась до конца года. Каттеридж снова вспомнил о своем друге лишь зимой, после того, как Брант повредил спину; это было обычное в таких случаях письмо с вопросами о самочувствии и пожеланиями выздоровления и без всяких указаний на причину предыдущего молчания. Может быть, конечно, и тут все дело в регулярном личном и телефонном общении, делавшем ненужным электронную почту, но ведь и до, и после Каттеридж ею пользовался…
Затем Малколм отсортировал письма по отправителю. Бо́льшая часть писем относилась к бизнесу Бранта времен его работы в инвестиционной компании, и Малколм сперва попытался читать их внимательно, потом — по диагонали, но вскоре вовсе оставил эту затею. Если там и содержался какой-то компромат, то понять это мог только человек, разбирающийся в теме. Да и, скорее всего, такие эксперты, получив соответствующие ордера, уже проштудировали деловую переписку Бранта во время следствия по его делу и извлекли все, что оттуда можно было извлечь.
Впрочем, так он чуть было не упустил одну серию писем на служебный адрес, на которую все же следовало обратить внимание. Отправительницей их была некая Люсиль, и поначалу это действительно были записки по работе, которые старательная практикантка отправляла своему молодому, но уже требовательному боссу. Ну а потом характер этих отправлений стал меняться…
Малколм брезгливо морщился, читая эти письма, приходившие уже не на рабочий, а на личный адрес. Эта дура, похоже, еще и воображала, что Брант бросит ради нее жену, от папаши коей зависела его блестящая карьера! Ну то есть, скорее всего, Брант сам кормил ее подобными намеками, но кем же надо быть, чтобы в такое верить… Впрочем, наконец и до Люсиль, кажется, стала доходить истина, тон ее писем становился более нервным и требовательным — а затем вдруг грянула катастрофа, положившая конец и блестящей карьере, и образцовому браку.
Хм, подумал Малколм. А уж не крошка ли Люсиль все это и устроила? Вероятно, ее служебных полномочий хватало, чтобы добраться до информации, позволявшей разоблачить Бранта. Может быть, он даже сам ляпнул ей что-нибудь по глупости. А дальше в ход пошло классическое «Так не доставайся же ты никому!»
Затем Малколм сделал то, с чего, возможно, следовало начать — поиск по словам «Джессика» и «Сильвер». Оба запроса дали несколько десятков результатов, но все они относились к деловой переписке. Джессикой оказалась секретарша одного из партнеров компании, а слово silver упоминалось исключительно в контексте каких-то «серебряных бондов»[7].
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Малколм вернулся к письмам от Каттериджа.
В период после выхода Бранта из больницы и до окончания им учебы Каттеридж писал своему другу не слишком часто. Малколм даже построил график: в 2007 количество писем поначалу неспешно увеличивалось, достигнув максимума в начале лета, а затем вновь стало уменьшаться, осенью практически сойдя на нет. Ничего примечательного в этих письмах не было — так, короткие записки в стиле «глянь, что интересное в интернете попалось». Несколько поздравлений с праздниками с прицепленными картинками (найденными, очевидно, на предназначенных для подобного сайтах), в том числе и с днем рожденья, из чего Малколм сделал вывод, что на самом дне рожденья Каттеридж не был, иначе зачем поздравлять по электронной почте? Дела братства в этих письмах не обсуждались, и понятно, почему — вскоре после своей травмы Брант подал в отставку с поста президента, решив, должно быть, сосредоточиться сначала на лечении, а потом на учебе. Раз уж ему пришлось раскошелиться на еще один год в университете, он (вынужден был признать Малколм) поступил весьма разумно, используя это время по максимуму. Когда Брант, наконец, получил диплом (о чем, видимо, гордо оповестил свой контакт-лист), Каттеридж откликнулся коротким «Поздравляю» — на сей раз без картинок, смайликов и знаков препинания. После чего, как известно, Брант покинул город, а стало быть, личное общение между друзьями — или уже бывшими друзьями? — окончательно прервалось. Из-за чего электронное могло как стать активнее, так и, напротив, также прекратиться. И произошло именно второе. Конечно, у них опять-таки оставались для связи телефон, «Скайп» и личные сообщения в соцсетях, но интуиция подсказывала Малколму, что ни одним из этих способов они также не пользовались. В чем, опять-таки, не было ничего необычного — в большинстве случаев школьная и университетская дружба так и заканчивается, мирно угасая после окончания соответствующего учебного заведения. Никаких конфликтов и трагедий, просто у каждого отныне своя жизнь, своя работа и свои ежедневные хлопоты, в которых нет места воспоминаниям из прошлого…
Если только прошлое не напоминает о себе само.
«Привет, Ник, — писал Каттеридж в августе 2009 года, после более чем годичного молчания. — Не спрашиваю, как ты, ибо заходил на твою страницу. Видел фотки с твоей свадьбы. Когда я только прочитал, на чьей дочке ты женился, то подумал, что по справедливости она должна быть лишь чуть-чуть симпатичнее крокодила. Даже хотел предложить ей свои услуги — в профессиональном, разумеется, смысле;) Но ты и тут всех обставил, отхватив такую красотку. Счастливый сукин сын, как всегда.
Мне вот пока что не до этого. Надо делать деньги и карьеру, а не любовь. Хотя ты-то прекрасно сочетаешь все сразу, но не всем же так охренительно везет. Но по крайней мере с профессиональным смыслом у меня все в ажуре. Не знаю, заглядывал ли ты ко мне на страницу в последнее время, но на всякий случай сообщаю, что я теперь работаю в одной из лучших клиник пластической хирургии в этой стране. До сих пор с трудом верится, что вчерашнего выпускника взяли на такое место. Наверное, то, что один из директоров — наш выпускник и бывший член ΦΔΩ, сыграло свою роль, но хирургов, которые могли бы сказать о себе то же самое, сотни, а взяли именно меня. И теперь, конечно, надо не прощелкать клювом мой шанс.
Да, представь себе — мне тут написал Тревор, ты ведь помнишь Тревора? Так вот этот придурок умудрился обварить свои причиндалы! Говорит, варил себе кофе, чтобы не заснуть, но все-таки отрубился прямо за столом и опрокинул кофейник прямо на себя. Ну ничего, жить будет, хотя с половой жизнью придется малость повременить. Мои услуги, по крайней мере, ему не понадобятся — ты знаешь, мы ведь занимаемся и пересадкой кожи после ожогов, хотя обычно не на таком месте;) Да и, между нами говоря, вряд ли он сумел бы оплатить наши счета. Но знаешь, что он мне еще написал? Спросил, не снятся ли мне кошмары. И тебе тоже, да. Он хотел, чтобы я спросил это у тебя. Ну не придурок?
