Изменившиеся обстоятельства привели Ионаса Сухонена к абсолютно новым понятиям. Он представлял себя на месте Йере, и переживания того становились как бы его собственными. Хотя он и оставался сторонним наблюдателем за происходящим, немаловажно было то, что он победил человеческую зависть. Не хотел мешать счастью молодых. Он принял Йере и Лидию под свою опеку. Решительно опровергал слухи, ходившие в поселке о любовной парочке, поселившейся в гладильной мастерской, и постепенно добился, что люди поверили, будто Йере живет у мастера. Таким способом старый сапожник признал возможность сокращения законов кармы, и на практике осуществилась его собственная идея: ныне молодые приветствуют отца и мать своими грехами.
А Йере тосковал о свободе. Он не давал никаких обещаний Лидии. Только однажды, в состоянии внезапно возникшей нежности, он прошептал ей на ухо слово «любимая», но более никогда не повторял его. Понял, что этим словом следует пользоваться экономно. Оно уже давно подвержено инфляции. Однажды он спросил Лидию:
– Я у тебя первая любовь?
Столь наивный вопрос мог задать лишь юный лицеист.
– Конечно, нет, – ответила оскорбленная женщина. – Ты… подожди-ка минутку… восемьдесят второй. Я, как видишь, повидала многое в мире. У меня большой опыт.
Йере согласился с этим утверждением. Ошибки человека также зачисляются в опыт. Лидия оперировала огромными числами. У нее были маленькие красивые руки, вклады в банке и князь в Америке. У нее было, казалось, все, но тем не менее она возжелала, чтобы неизвестный скиталец по поэтической стезе, обменявший свою песню на подметки и готовый в подходящий момент сбежать, стал ее собственностью.
Вечер поздней осенью был мурлыкающе уютен. Ворсистый, цвета горчицы верхний абажур способствовал поднятию настроения и тихой тоске по дальним странствиям. Дом – это не только жилище, но и духовная обитель, где люди чувствуют себя прекрасно и больше всего проводят время за разговорами. Ионас только что ушел в свою комнату, а Лидия и Йере остались вдвоем. Женщина продолжала начатое ранее повествование об Америке, где покойников бальзамируют перед тем, как сжечь в крематории. Тема смерти внезапно вернула ее на родину. Она захотела, чтобы Йере прочел вслух детективный рассказ, написанный им днем. Йере согласился. Он стал подобен хорошо воспитанному мужу, который знает все и ни в чем не сомневается. Любой грешной женщине понравилось бы состоять в браке с таким мужем.
Показательно, что в опусах Йере конец всегда был ужасным. Он пытался запугать Лидию, снова сочинив рассказик, где ил был гуще воды. Он рассказывал о девушке-калеке, влюбившейся в молодого футболиста, звезду команды. Чтобы завоевать любовь юноши, девушка пытается превратить игрока в равного себе, то есть сделать его калекой. Тогда они смогли бы пожениться и жить на государственную помощь инвалидам. Поскольку любовь и преступление во многих случаях идут рука об руку, девушка решается на преступление. Она нанимает психически больного охотника с тем, чтобы тот выпустил заряд дроби по лодыжкам звезды футбола Охотник стреляет и по ошибке попадает в голову рефери Тот мужественно принимает смерть, и его хоронят за счет футбольного клуба. Преступление раскрывается, и несчастная девушка оказывается в следственной камере. Она кончает жизнь самоубийством, повесившись на оконных занавесках.
– На оконных занавесках! – радостно воскликнула Лидия. – Хорошо, что напомнил. Мне сегодня вечером надо забрать занавески у госпожи Сексменн и накралчвлигь их. Я убегаю.
Лидия похлопала своего подопечного по щеке и обещала скоро вернуться. У Йере возникло сомнение, имеются ли в тюремных камерах занавески на окнах, и он изменил концовку грустного рассказа, сделав его еще более грустным Девушка кончила свои дни, отравившись тюремной стряпней. При вскрытии трупа было установлено, что причина смерти была естественной. Несмотря на это, повара отправили на пенсию.
Йере за две недели убил в своих рассказах так много людей, что инстинктивно понял: пора планировать побег. Он торопливо оделся и на прощанье написал Лидии записку. В любом случае он был симпатичным убийцей, поскольку даже в самых сложных обстоятельствах поступал гуманно. Судья и преступник одновременно брали дело в свои руки. Если суд ошибался, то в государстве появлялся новый закон, если же ошибку совершал преступник, его спасал другой преступник.
Йере погасил свет и двинулся на ощупь по направлению к двери. В этот момент в окно кто-то тихо постучал три раза. Йере вернулся через темную комнату к окну, отодвинул немного в сторону штору и прислушался. С улицы донесся шепот:
– Можно войти?
За темным окном Йере ничего не разглядел. Он снял пальто и поспешил в переднюю. Кто-то схватился за него, и в темноте, буквально рядом с его лицом, раздался нетерпеливый шепот:
– Наконец-то! Любимая…
Йере отступил в комнату, но не успел включить свет, как таинственное существо бурно обняло его и впилось своими губами в его щеку.
– Почему ты не впускала меня? Уже два месяца я…
В этот момент говоривший прервал свое словоизлияние и снова попытался достать Йере руками. Тот оттолкнул приставалу и зажег свет. Возникла немая сцена, как в театре. Йере с удивлением уставился на мужчину, сидящего на полу. Под мышкой у того торчал помятый букет цветов. Это был сухонький человек, уже прошедший средний возраст, но удивительным образом при возрастной мутации сохранивший голос ребенка.
– Что это значит? – спросил незваный гость. – Кто вы?
– А вы кто? – в свою очередь поинтересовался Йере.
– Я?
– Да, вы. Что вы здесь забыли?
Посетитель с трудом поднялся на ноги и робко произнес:
– Нейти Тикканен… Лидию…
– Вы вор или жених? – продолжал Йере, явно нарываясь на ссору.
– Разбойник!
Йере схватил позднего посетителя, и они начали бороться. Катались по полу, опрокидывали мебель, и оба кричали о помощи. Помощь же была рядом. Возле боровшихся на полу появился Ионас и, когда он увидел, что Йере проигрывает схватку, приложил тряпку с варом к волосам неведомого пришельца и оттащил его в сторону. Но тут же Ионас раскаялся. Он обнаружил, что напал на казначея поселка, достойного господина Сииронена, который являлся членом церковного совета, совета старейшин и таксационной комиссии. Сииронен один раз был участником расширенного совещания епископов, два раза участвовал в рассмотрении дел о подделке частного документа, три раза проводил ревизии в церковных приходах. В дополнение ко всему он уже много лет проверял налоговые декларации мастера Сухонена. Если бы Ионас был поэтом, он бы воскликнул: «Ой, бедная душа моя, как возрастет налог с меня!» Но он был более склонен к обычной прозе и смиренно попросил прощения за ошибку. Быстро ножом вырезал тряпку с варом из волос казначея и промолвил:
– Как я рад нашей встрече!
Казначей ощупал волосы на голове и крикнул:
– Невежа! Обещаю тебе, что тебе больше не удастся скрывать свои доходы!
– Не стоит сейчас говорить о делах. Ситуация в какой-то степени гротесковая…
– Бандиты вы оба!
Йере деликатно отошел в сторону, ибо сцена, по его мнению, выглядела столь скверно, что ее исполнителям стоило бы прекратить выступление. Но казначей кипел от злости. Он потрогал волосы пальцами, проверяя, не слишком ли широкий пробор прочесал ему Ионас сапожным ножом.
– Насидитесь в тюрьме! – кричал казначей. – Я подам на вас в суд.
– Подавай, – ответил Ионас. – За кражу волос большой срок не дадут.
– Тебя можно обвинить в государственной измене. Ты тайком читаешь «Капитал» Маркса и повсюду проповедуешь, что президент мошенник.
Ионас гордо выпрямился и стал с силой сжимать тряпку с варом, к которой прилип клок седеющих волос. Намерения его были не совсем понятны, но тут в комнату вошла Лидия. Йере был готов потерять остатки самообладания, но Лидия вернула ему его.
– Оскар! Что ты здесь делаешь? – на удивление спокойно спросила она у казначея.
– Пришел повидать тебя, – отвечал тот.
– Тебе нельзя сюда приходить. Разве не понятно?
– Но ведь сегодня среда…
– Ну и что? Все равно не следовало.
– Раньше ты так не говорила, Лидия.
– А сейчас говорю. Отправляйся сейчас же домой и никогда больше не появляйся здесь. Неужели ты не понимаешь, что я выхожу замуж.
Наконец-то Ионас обнаружил, что его ловко обманывали три года. Значит, по средам, когда он уходил в литературный кружок…
Казначей указал на Йере и спросил у Лидии:
– Кто этот чужак? Он осмелился ударить меня!
– Йере, ты его ударил? – в восхищении воскликнула Лидия. – Скажи, ты защищал мою честь? Ой, ты божественен!
– Я его не ударил, а только оттолкнул, когда он стал приставать ко мне, – уныло промямлил Йере.
– Он врет! – закричал казначей, и его крохотные руки сжались в кулаки.
