— Ждет.
— Он ей назначил?
— Насколько я понимаю, нет.
— Бедняга… — проворчал Экселенц. Потом он спросил: Ты возвращаешься?
— Нет, — сказал я. — у меня еще остались этот Яшмаа и резиденция голованов.
— Зачем?
— В резиденции, — ответил я, — сейчас пребывает некий голован по имени Щекн-итрч, тот самый, который участвовал вместе с Абалкиным в операции «Мертвый мир»…
— Так.
— Насколько я понял из отчета Абалкина, у них сложились какие-то не совсем обычные отношения…
— В каком смысле — необычные?
Я замялся, подбирая слова.
— Я бы рискнул назвать это дружбой, Экселенц… Вы помните этот отчет?
— Помню. Понимаю, что ты хочешь сказать. Но ответь мне на такой вот вопрос: как ты выяснил, что голован Щекн находится на Земле?
— Ну… Это было довольно сложно. Во-первых…
— Достаточно, — прервал он меня и замолчал выжидательно.
До меня не сразу, правда, но дошло. Действительно. Это мне, сотруднику Комкона-2 при всем моем солидном опыте работы с БВИ было довольно сложно разыскать Щекна. Что же тогда говорить о простом прогрессоре Абалкине, который вдобавок двадцать лет проторчал в глубоком космосе и понимает в БВИ не больше, чем двадцатилетний школяр!
— Согласен, — сказал я. — Вы, конечно, правы. И все-таки согласитесь: задача эта вполне выполнима. Было бы желание.
— Соглашаюсь. Но дело не только в этом. Тебе не приходило в голову, что он бросает камни по кустам?
— Нет, — сказал я честно.
Бросать камни по кустам — в переводе с нашей фразеологии означает: пускать по ложному следу, подсовывать фальшивые улики, короче говоря, морочить людям голову. Разумеется, теоретически вполне можно было допустить, что Лев Абалкин преследует некую вполне определенную цель, а все его эскапады с Глумовой, с учителем, со мной — все это мастерски организованный фальшивый материал, над смыслом которого мы должны бесплодно ломать голову, попусту теряя время и силы и безнадежно отвлекаясь от главного.
— Не похоже, — сказал я решительно.
— А вот у меня есть впечатление, что похоже, — сказал Экселенц.
— Вам, конечно, виднее, — отозвался я сухо.
— Бесспорно, — согласился он. — Но, к сожалению, это только впечатление. Фактов у меня нет. Однако, если я не ошибаюсь, представляется маловероятным, чтобы в его ситуации он вспомнил бы о Щекне, потратил бы массу сил, чтобы разыскать его, бросился бы в другое полушарие, ломал бы там какую-нибудь комедию — и все это только для того, чтобы бросить в кусты лишний камень. Ты согласен со мной?
— Видите ли, Экселенц, я не знаю его ситуации, и, наверное, именно поэтому у меня нет вашего впечатления.
— А какое есть? — спросил он с неожиданным интересом.
Я попытался сформулировать свое впечатление:
— Только не разбрасывание камней. В его поступках есть какая-то логика. Они связаны между собой. Более того, он все время применяет один и тот же прием. Он не тратит времени и сил на выдумывание новых приемов — он ошарашивает человека каким-то заявлением, а потом слушает, что бормочет этот ошарашенный… Он хочет что-то узнать, что-то о своей жизни… Точнее, о своей судьбе. Что-то такое, что от него скрыли… — я замолчал, а потом сказал: — Экселенц, он каким-то образом узнал, что с ним связана тайна личности.
Теперь мы молчали оба. На экране покачивалась веснушчатая лысина. Я чувствовал, что переживаю исторический момент. Это был один из тех редчайших случаев, когда мои доводы (не факты, добытые мной, а именно доводы, логические умозаключения) заставляли Экселенца пересмотреть свои представления.
Он поднял голову и сказал:
— Хорошо. Навести Щекна. Но имей в виду, что нужнее всего ты здесь, у меня.
— Слушаюсь, — сказал я и спросил: — а как насчет Яшмаа? — Его нет на Земле.
— Почему же? — сказал я. — он на Земле. Он в «Лагере Яна», под Антоновом.
— Он уже три дня, как на Гиганде.
— Понятно, — сказал я, делая потуги быть ироничным. Это же надо, какое совпадение! Родился в тот же день, что и Абалкин, тоже посмертный ребенок, тоже фигурирует под номером…
— Хорошо, хорошо, — проворчал Экселенц. — Не отвлекайся.
Экран погас. Я отнес видеофон на место и спустился во двор. Там я осторожно пробрался через заросли гигантской крапивы и прямо из деревянного нужника доктора Гоаннека шагнул под ночной дождь на берег реки Телон.
3 июня 78 года. Застава на реке Телон.
Невидимая река шумела сквозь шуршание дождя где-то совсем рядом, под обрывом, а прямо передо мною мягко отсвечивал легкий металлический мост, над которым светилось большое табло на линкосе: «Территория народа голованов». Немного странно было видеть, что мост начинается прямо из высокой травы — не было к нему не только подъезда, но даже какой-нибудь паршивенькой тропинки. В двух шагах от меня светилось одиноким окошком округлое приземистое здание казарменно-казематного вида. От него пахнуло на меня незабываемым Саракшем — запахом ржавого железа, мертвечины, затаившейся смерти. Странные все-таки места попадаются у нас на Земле. Казалось бы, и дома ты, и все уже здесь знаешь, и все привычно и мило, так нет же — обязательно рано или поздно наткнешься на что-нибудь ни с чем не сообразное… Ладно. Что думает по поводу этого здания журналист Каммерер? О! У него, оказывается, уже сложилось по этому поводу вполне определенное мнение.
Журналист Каммерер отыскал в округлой стене дверь, решительно толкнул ее и оказался в сводчатой комнате, где не было ничего, кроме стола, за которым сидел, подперши подбородок кулаками, длинноволосый юнец, похожий кудрями и нежным длинным ликом на Александра Блока, нарядившегося по вычурной своей фантазии в яркое и пестрое мексиканское пончо. Синие глаза юнца встретили журналиста Каммерера взглядом, совершенно лишенным интереса и слегка утомленным.
— Ну и архитектура здесь у вас, однако! — произнес журналист Каммерер, отряхивая с плеч дождевые брызги.
— А им нравится, — безразлично возразил Александр Б., не меняя позы.
— Быть этого не может! — саркастически сказал журналист Каммерер, озираясь, на что бы присесть.
Свободных стульев в помещении не было, равно как и кресел, диванов, кушеток и скамеек. Журналист Каммерер посмотрел на Александра Б. Александр Б. смотрел на него с прежним безразличием, не обнаруживая ни тени намерения быть любезным или хотя бы просто вежливым. Это было странно. Вернее, непривычно. Но чувствовалось, что здесь это в порядке вещей.
Журналист Каммерер уже открыл было рот, чтобы представиться, но тут вдруг Александр Б. с какой-то усталой покорностью опустил на свои бледные щеки длинные ресницы и с механической проникновенностью транспортного куббера принялся наизусть зачитывать свой текст:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
