Жоан отодвинул тело, чтобы лучше видеть выражение лица герцога, но не удовлетворился одним лишь созерцанием облика смерти, которое отражалось на нем. И он, вспомнив о том, что этот подонок сделал с его женой, почувствовал необузданную ярость. Вложив в удар всю свою силу, он вновь вонзил клинок в тело. Еще раз, и еще… Рыча от ненависти, Жоан бил кинжалом то, что осталось от герцога, задыхаясь от прилагаемых усилий и пьянея от крови.
Уже после первых ударов Жоан вынужден был крепко удерживать левой рукой труп, который норовил упасть, и не отпускал его до тех пор, пока сам не бросил, отдав все силы борьбе и эмоциям: девять раз всадил он кинжал в бездыханное тело. Труп герцога, упав на колени, безжизненно стукнулся об пол, а рядом свалился полностью обессиленный Жоан. Он тяжело дышал и был весь в крови, опустошенный неистовством своих мыслей.
Бсстрастно наблюдавший за сценой Микель Корелья, скрестив руки на груди и заняв позицию около дверей, чтобы не допустить возможного бегства герцога, позволил себе высказать экспертное мнение:
– Первый удар был великолепен. – А потом сжал губы в неодобрительной гримасе и добавил: – А все остальное было абсолютно излишним.
– Теперь надо заняться оруженосцем, – ответил Жоан, не придав ни малейшего значения словам мастера своего дела.
– Да, надо это сделать. Но прежде снова надень маску.
Микель послал человечка в маске передать слуге, что герцог, его хозяин, желает, чтобы тот подвел лошадей к дому, и приказал человечку убить его, когда он окажется у дверей. Оруженосец зашел в узкий проход между домами вслед за человечком в маске. Одной рукой он держал лошадей за поводья, в другой у него был фонарь. Когда он оказался напротив входной двери, которая была открыта настежь, наемный убийца неожиданно повернулся с целью зарезать его, но оруженосец, который, видимо, что-то заподозрил, смог увернуться от удара и швырнул фонарь в лицо нападавшему.
– Не упусти его! – прошептал Микель, затаившийся в дверях. Когда фонарь упал, свет от его огня оставался на полу достаточное время, чтобы Жоан, уже находившийся на улице, увидел, как оруженосец пытается бежать после того, как с размаху врезался в лошадей, которые, испугавшись, передвигались странным образом. Жоан бросился за ним, боясь, что тот начнет кричать, и ему удалось ударить оруженосца кинжалом в спину. Стон послышался за мгновение до того, как проулок снова погрузился в полную темноту. Жоан не чувствовал жалости, ибо прекрасно помнил сальную улыбку этого типа в маске птицы с клювом в виде фаллоса, помнил, как он, ухмыляясь, говорил, что вот сейчас его сделают рогоносцем. И его похвальбы и издевательства после того, когда все закончилось. Яростный рев вырвался из его груди, и, ощупывая впотьмах стены, Жоан начал охоту на этого типа, который пытался спастись, воспользовавшись мраком и тишиной.
Царила темная ночь, но небо было ясным, и над проулком сверкали звезды. Их света было достаточно для того, чтобы, как только глаза Жоана привыкли к тьме, он различил фигуру оруженосца и бросился за ним в погоню. Когда они добежали до Иудейской площади, Жоану удалось схватить оруженосца за камзол и нанести ему еще один удар кинжалом. Преследуемый резко развернулся и попытался вонзить в Жоана свой клинок, но ему удалось лишь черкнуть по его телу. Книготорговец почувствовал опасность и пресек удар левой рукой, одновременно вонзив правой кинжал в грудь противника. Оруженосец упал камнем, резко выдохнув, а Жоан, имея свидетелем Микеля Корелью, добил его, когда тот уже распластался на земле.
– Сначала надо отделаться от тела герцога, которое все еще находится в доме, – сказал Микель. – А труп того, что валяется на улице, никогда не свяжут с нами.
Дон Микелетто оседлал лошадь Хуана Борджиа и привел ее к двери в дом, которая все еще оставалась открытой. Вытащив труп на улицу, человечек в маске достал сумку герцога и с жадностью пересчитал ее содержимое.
– Да тут тридцать золотых дукатов! – воскликнул он. – Это целое состояние.
– Положи деньги в сумку! – приказал ему Микель. – И даже не смей прикасаться к золотой цепи на его шее.
– Да ему ведь ничего уже не нужно из всего этого! – попытался возразить тип с подленькой улыбкой. – Мы можем все это поделить.
– Не смей и думать об этом, – упорствовал валенсиец. – Мы не грабители, и должно быть совершенно ясно, что это убийство – вопрос чести. И не забудь, я плачу тебе хорошие деньги.
Человечек, не соглашаясь с доводами Микеля, пробормотал что-то себе под нос, тем не менее помог Жоану взгромоздить тело на круп лошади. Микель оседлал коня, и они по темным улочкам направились к реке, рядом с которой располагался хорватский госпиталь ордена рабов Божьих. Жоан и Микель оставались невидимыми в темноте, а человечек смотрел по сторонам, чтобы следить за тем, что никаких препятствий не возникло. Он никого не увидел и сделал им знак, чтобы они приблизились к берегу реки. Добравшись до кромки воды, Микель развернул лошадь, и Жоан с человечком подхватили тело герцога за ноги и за руки и, раскачав его, забросили в реку таким образом, чтобы оно оказалось как можно дальше от берега и поплыло по течению. Труп утонул, но плащ остался плавать на поверхности.
– Его мгновенно найдут, – проворчал Микель недовольно. И молча указал на камни, находившиеся на берегу реки.
Человечек понял его жест и без лишних слов с помощью Жоана добился того, что плащ, отягощенный весом камней, также утонул, окончательно скрыв под собой тело в темных водах реки.
32
Не сказав ни слова, дон Микелетто обрушил страшный удар на голову человечка в маске.
Когда тот упал, он затянул веревку вокруг его шеи, соорудил нечто вроде крестовины сбоку от макушки и, помогая себе той же круглой дверной ручкой, которой нанес ему удар, стал душить человека до тех пор, пока не удостоверился в его смерти. Возвращаясь от реки в направлении Иудейской площади, они оказались в темном проулке; книготорговец вел под уздцы лошадь герцога, и все произошло настолько быстро, что сначала он решил, будто человечек в маске просто споткнулся. Жоан ничего не понял до того момента, когда Микель поднялся, демонстрируя ему кусок веревки и полумаску, которую сорвал со своей жертвы.
– Надо было убить его не так, как других, чтобы никому не пришло в голову связать воедино все эти смерти, – сказал он. – Когда найдут эту падаль, никто сильно не удивится. Это мясо было предназначено для виселицы и выдало бы нас за деньги. Настоящая крыса.
– Кто это был? – спросил Жоан в волнении, когда они продолжили свой путь в сторону Иудейской площади.
– Сводник, продавец запрещенных удовольствий. Занимался тем, что организовывал герцогу свидания с теми замужними дамами, которыми он заинтересовывался, – объяснил Микель. – Он подкупал слуг или запугивал их так, что они предавали своих господ. А также создавал все условия, чтобы Хуан мог удовлетворять различные порочные потребности. От азартных игр и выпивки до наркотиков – типа афродизиаков и прочих, а также всяческих сексуальных извращений. Секс на манер фавнов, горгулий, кентавров…
– Что?
– Ну да, запрещенные сексуальные извращения, навеянные мифологией, которая сейчас в большой моде в Риме.
– Герцог занимался сексом с животными? – Жоан был в шоке.
– Необязательно он сам, но у него были мужчины и женщины, которые делали все, что ему заблагорассудится. Время от времени бросали жребий…
– Нет, нет, не рассказывайте мне, я не хочу ничего больше знать. – Книготорговец вздрогнул при воспоминании о том, что герцог и его оруженосец изнасиловали его супругу один за другим.
Они продолжали путь, и Жоан чувствовал, как его сердце сжимается в комок. Это чувство было гораздо более сильным, чем то, что он ощутил, вонзив кинжал в Борджиа. Жоан все еще не пришел в себя от случившегося с Анной; к тому же он боялся, что с минуты на минуту его постигнет та же участь, что и человечка в маске. Он искоса поглядывал на дона Микелетто, испытывая страх, оттого что в любой момент может почувствовать удар и ощутить веревку на своей шее. Жоан подумал о том, что пока еще нужен Микелю для того, чтобы избавиться от тела сводника, и что в связи с этим у него остается несколько минут жизни. Он прекрасно осознавал тяжесть совершенного им убийства и то, что участие в нем дона Микелетто вовсе не означало, что тот сжалился над его несчастьями и решил помочь ему по дружбе. Это можно было объяснить только двумя причинами, и самая первая из них – предательство – никоим образом не соотносилась с человеком, которого весь Рим называл цепным псом Борджиа. Его поведение должно было быть следствием семейного заговора, в котором не оставалось места свидетелям. Жоан подумал, что, наверное, самым верным решением сейчас было бы броситься бежать со всех ног по темным римским улицам и таким образом спасти свою жизнь. Однако он сказал себе, что не может этого сделать. Он принял помощь Микеля Корельи, несмотря на тот риск, которому подвергался, поскольку его ярость и желание отомстить за жену были более сильными, чем осознание ценности собственной жизни. Он не мог бросить валенсийца в подобной ситуации: Микель всегда ему помогал и всегда оставался верным своему слову. Жоан решил продолжать путь, но при этом быть предельно внимательным. На всякий случай он держал руку на рукоятке кинжала, хотя прекрасно понимал, что все его предосторожности не сработают, если имеешь дело с таким человеком, как Микель Корелья.
