Тревожно прошла зима... Материальное положение становилось трудным, цены на съестные продукты повышались, а размер моей пенсии за выслугу лет по горному ведомству не увеличился. Выдачи с текущего счета в банке, в котором у меня еще оставались средства, полученные при экспертизах, были приостановлены. Но я все-таки колебался..."
Летом 1918 года Обручев принял предложение начальника горного
отдела, созданного незадолго перед этим Высшего совета народного
хозяйства и, получив удостоверение ВСНХ, выехал 1 сентября на юг.
Планы Владимира Афанасьевича по-прежнему оставались
неопределенными. Он согласился провести разведку огнеупорных глин и
мергелей для некоего цементного завода в Донбассе, который еще
оставался в частном владении. Он подумывал о кафедре геологии в
Таврическом (Симферопольском) университете и послал туда заявление.
Хотелось одного - работать! Но где?
Семью разбросало. Сергей, блестяще окончивший университет,
работал в Москве, в Геологическом комитете. Старший сын уехал в Ялту,
к своей невесте, младший - в Харьков, чтобы поступать в университет.
Харьков, куда с трудом, кружным путем, добрались Владимир
Афанасьевич и его жена, был уже занят немцами, которые оккупировали
большую часть Украины. До ноября Обручев успел провести разведку в
Донбассе, но путь в Москву был к этому времени уже отрезан. В декабре
пришла недобрая весть из Ялты - умерла молодая жена Володи, давно
болевшая туберкулезом. Немцы уже уходили с Украины, и Обручевы в
конце декабря сумели добраться до Ялты. В Симферополе была Советская
власть, в Ялте - Временное правительство. В конце зимы Советская
власть установилась и в Ялте, но весной девятнадцатого года весь Крым
был занят армией Врангеля. Два года Владимир Афанасьевич преподавал в
Таврическом университете, а вернуться в Москву удалось уже после
окончательного освобождения Крыма - весной двадцать первого.
"Мы все были рады тому, что гражданская война и все связанное с
ней кончилось и начинается новая жизнь, гражданский порядок в
условиях победившего в таких трудных обстоятельствах
социалистического строя. Теперь нужно было включиться в работу,
честно поддерживать этот строй".
Обручев становится членом вновь организованного Московского
отделения Геологического комитета, начинает читать лекции в Горной
академии. По заданию ВСНХ составляет очерк угольных месторождений
Крыма и обзор месторождений нефти и газов Керченского полуострова,
выступает на годичном собрании Горной академии с обзорным докладом об
ископаемых богатствах России...
"Мне пятьдесят восьмой год. А как много еще нужно сделать. Мне
дорог каждый день..."
С полным основанием можно сказать, что только при Советской
власти работа, труды и заслуги Владимира Афанасьевича были оценены по
достоинству. В 1918 году он получает звание доктора геологических
наук - honoris causa без защиты диссертации. В 1921 году - избран
членом-корреспондентом Академии наук; в 1926-м - удостоен премии
имени В. И. Ленина за книгу по геологии Сибири, в 1929 году избран
академиком. В эти же годы происходит еще одно знаменательное событие
- издан научно-фантастический роман "Плутония. Необычайное
путешествие в недра Земли".
Владимиру Афанасьевичу уже за шестьдесят, но он фактически
только начинает свою литературную деятельность.
Литературная слава академика Обручева еще впереди.
СТРАНИЦЫ КНИГ
Вы помните, в студенческие годы Владимир Афанасьевич чуть было
не бросил горное отделение. Начал писать стихи, маленькие рассказы,
задумал роман...
Литературные его наклонности можно считать фамильными.
Неопубликованные воспоминания оставили бабушка Владимира Афанасьевича
- Эмилия Францевна, его отец. Дядя, Владимир Александрович, в годы
ссылки подрабатывал литературным трудом, опубликовал повесть, а на
склоне лет - интересные воспоминания - "Из пережитого". Тетушка Мария
Александровна, оставив врачебную практику, зарабатывала на жизнь
переводами исторических романов и научной литературы - она впервые
познакомила русского читателя с трудами Дарвина, Брема, Спенсера.
Несомненным литературным талантом обладала и Полина Карловна. "Я
думаю, - писал сам Владимир Афанасьевич, - что свои писательские
способности наследовал от матери".
Первые литературные опыты его получили одобрительный отзыв М. М.
Стасюлевича - редактора журнала "Вестник Европы". А вдобавок к отзыву
еще и совет продолжать литературную работу.
Некоторые биографы утверждают, что Обручев начал публиковаться
еще в студенческие годы и тем подрабатывал на жизнь. Однако сам
Владимир Афанасьевич никогда не упоминал о своих литературных
заработках в это время и первой своей публикацией считал рассказ
"Море шумит", появившийся на страницах газеты "Сын Отечества" в июне
1887 года, когда институт был уже закончен. Правда, написан рассказ
еще в студенческие годы - Владимир Афанасьевич пометил
собственноручно: "26 декабря 84 г. - 5 января 85 г.".
Современный критик может отметить и некий налет романтичности, и
излишнюю, если так можно выразиться, "литературность" рассказа.
Надуманной кажется и философская концовка.
И все же читателю будет интересно познакомиться с первой пробой
пера молодого литератора.
МОРЕ ШУМИТ
Был канун рождества. Хмурое небо с утра угрожало снегом, северный леденящий ветер налетал порывами и свистел в обнаженных ветвях деревьев. По улицам города теснились люди, торопясь сделать покупки к празднику, катились сани, весело гремя колокольчиками, грязные желтоволосые чухонцы тащили на плечах елки вслед за какой-нибудь нарядной дамой или смазливой горничной. Все суетилось, спешило, готовилось.
Такой же веселый, как встречавшиеся мне прохожие, шел я по узкому, скользкому тротуару и напевал вполголоса какую-то арию. Да и с какой стати хмуриться, какое горе в мои годы? Приехал на праздники домой, всякую заботу об экзаменах, науке и тому подобной скучной материи оставил в столице и теперь наслаждался отдыхом.
Шел я на окраину города проведать старика дядю. Он уже с лета прихварывал, и доктора говорили, что зимы он не переживет; но старик не верил им и уверял меня, что лет пять еще проскрипит. Я относился скептически к его словам, так как при взгляде на его исхудалое лицо, обрамленное густой белой бородой, на впалую грудь, на костлявые руки с прозрачной кожей, мне казалось, что и теперь передо мной не живой человек, а мертвец. Только глаза его жили еще; они не потеряли ни выразительности, ни блеска и, как бывало в давно минувшие времена, в упор устремлялись на собеседника.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
