Я так увлекся новостойками, что часто и ночевал там. Бабушка Федора и дед Максим, хозяева домика, где я квартировал, относились ко мне, как к родному. Я так давно не чувствовал настоящего семейного уюта, что иногда домой даже ехать не хотелось. Но и за Викторовыми успехами следить надо было. Правда, быть недовольным им у меня причин не было. Разве что за то, что обед или ужин приготовить себе забывал, когда работой увлечен был. За это я иногда даже ругал его. Но разве на такого долго сердиться будешь?
– Я, – говорит, – работой увлекся…
Ну, что ты такому скажешь? Не гульками ведь человек занимается. Мне и самому нравилась такая его одержимость. Нравилось и то, с каким увлечением он рассказывал о своей учебе, о друзьях, с которыми успел познакомиться. Каждое воскресение, если только не было дождя, он обязательно выбирался на этюды и всегда с увлечением делился со мной своими впечатлениями.
Как-то зимой, когда работы на стройке почти не было, я предложил Виктору съездить на этюды на Красное море. И самому куда-то, в теплые края, захотелось, и ему надо было небольшие каникулы подарить. Пришлось и секретом своим поделиться. Не будешь ведь его, как слепого котенка, тащить в неведомые дали. Трать потом время на объяснения… А так – сразу рассказал ему и о Баре, и о своих путешествиях, и о возможности совместных поездок на этюды. Он, конечно, отнесся к моим рассказам с недоверием. Еще и пошутить себе позволил, вспомнив Рассела: если бы желания, мол, были лошадьми, то все нищие ездили бы верхом…
Но я над ним не смеялся, когда через какую-то минуту мы оказались на безлюдном берегу Красного моря. Сказать, что он был растерян, значит не сказать ничего. Если бы не горячая вода и не пустынные пейзажи перед глазами, то мне было бы трудно убедить его в том, что мы действительно находимся на африканском побережье.
Самыми примечательными для рисования были прибрежные скалы. От его внимания не ускользнули и пальмы. Даже песчаные барханы со временем настолько ожили на его полотне, что от них даже жаром тянуло. Три дня мы там пробыли, а мой художник ухитрился до черноты загореть. Потом друзьям объяснял, что ультрафиолетовые ванны принимал.
На протяжение зимы мы еще несколько раз побывали на тихоокеанских островах, в Индонезии, Таиланде и на Маврикии. Чтобы ни у кого не возникало сомнений на счет реальности написанных Виктором пейзажей, мы делали целые фотосессии, фотографии из которых, будто бы, легли в основу его картин. Такие объяснения вполне удовлетворяли всех интересующихся, и потому Виктор мог спокойно работать, с каждым разом все больше и больше оттачивая свой талант.
Конечно, как и каждый художник, Виктор мог написать и натюрморт, и портрет, и батальную сцену. Всему этому его учили в академии. Суровые преподаватели требовали от своих студентов писать картины различных жанров. Но Виктору, хотя он и вынужден был выполнять требования программы обучения, больше всего нравилось писать пейзажи. Между прочим, морские пейзажи или, как их еще называют – марины, у него получались не хуже, чем лесные или полевые.
Не знаю почему, но и мне пейзажи нравятся намного больше, чем любые другие картины. Возможно, именно потому мы и с Виктором так сошлись? Он с чрезвычайным увлечением занимается своими художествами, а я с не меньшим интересом наблюдаю и за процессом его работы, и за ее результатами.
Да и как было не любоваться таким талантом, если у него каждый листик на дереве блестел под солнечными лучами и словно трепетал от легенького дыхания теплого ветерка? И пусть мне сотни раз доказывают, что такого же эффекта можно достичь при помощи художественной фотографии, я все равно сердцем этого не воспринимаю. Ведь фотография – это просто техника, которая от человека в чем-то зависит, а в чем-то и нет. За день их, этих фотографий, можно сотнями наштамповать. В какой-то мере, это даже обман, фокус, который при теперешнем развитии техники доступен чуть ли не всем. А попробуй нарисуй так, чтобы как живое было! Вот для этого уже настоящий талант нужен. Без таланта и без души такого не напишешь.
Пока Виктор таким образом управлялся в написании своих пейзажей, наше строительство подходило к завершению. Уже под Новый год мы смогли дать первую продукцию. И новоселья на новой улице почти одновременно справили. Казалось, что я наконец-то получил то, к чему так долго стремился. Отчасти это так и было. Мои друзья получили работу и пристойную зарплату. Надо было только обкатать производство и научиться получать от новой техники все, на что она была способна. Готовая продукция должна быть самой лучшей. Чтобы ее сразу же заметили и начали покупать. Мы даже два фирменных магазина открыли: один в райцентре и еще один в столице. Еще требовалось приложить немного усилий, чтобы в них пошли потоки покупателей.
Но я, честно говоря, уже немного поостыл. Потому решение этого вопроса поручил своим помощникам. Меня же пленили совсем другие идеи. Пленили до такой степени, что я уже и жить спокойно не мог. Вернее, меня захватили совсем другие идеи, которые меня постоянно беспокоили. Мне вдруг захотелось экстрима. Да еще такого, чтобы адреналин в крови забурлил. Как волны в штормовом море.
Глава 23
Экстрим можно было устроить запросто. Достаточно было отправиться в Золотую долину, помня о том, что где-то там бродит озлобленный, вооруженный и обманутый мною когда-то инспектор уголовного розыска. Я уже было решил именно туда и отправиться, когда во мне неожиданно заговорил голос здорового ума. «Куда ты лезешь, дурак – шептал он мне. – Хочешь на пулю нарваться? Чего-то другого от такого негодяя вряд ли дождешься. Ведь он сначала стрелять начнет, а уж потом думать…»
Это было очень похоже на правду. Потому я решил не рисковать. Ну его к черту, того инспектора. В той долине разве что с группой поддержки появиться можно. Ну, хотя бы с Васькиными ребятами. Но Васька куда-то неожиданно исчез. По крайней мере, о себе ничем не напоминал. Хотя мысль появиться с его ребятами в Золотой долине была неплохой. Когда-то ее обязательно надо будет реализовать. Может, хоть Васька найдет возможность где-то те богатства выгодно пристроить, если продажные чиновники не желают их на благо государства использовать?
Я долго думал, каким образом удовлетворить свое желание. И никак не мог решиться на что-то конкретное. Дело в том, что мое желание экстрима имело разумные границы. Оно никоим образом не связывалось с настоящим риском для здоровья и тем более, для жизни. Нет, и еще раз нет! Мне ведь уже далеко не шестнадцать, когда можно представить себя во главе княжеской дружины, мчащейся наперерез бесчисленным ордам Чингизхана. Такой экстрим не для меня. Пусть даже кто-то будет считать меня трусом, но я не настолько безрассуден, чтобы принимать участие в подобных экспериментах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
