мозга бегут, сменяя друг друга, какие-то картинки, и, сконцентрировавшись, Льгов увидел себя, свою жену, потом внезапно женщину, лицо которой давно уже выскользнуло из памяти. А сейчас была видна каждая клеточка ее тела, когда-то так восхищавшего мужчин. Сияние становилось все сильнее, тело — мощнее, а картинки мчались все быстрее.
Вдруг сияние погасло и мир исчез. Некоторое время Льгов сидел неподвижно, не испытывая ничего. Первое, что он увидел, были часы. Миновало меньше минуты…
— Это невероятно, — прошептал Льгов. — Это просто невероятно! Как вы это делаете?
— Сейчас я мог бы рассказать почти всю историю вашей жизни, Владимир Евгеньевич, но не стану этого делать. Думаю, вы мне и так поверите.
Учитывая влияние, которое Гомбоев к тому времени уже приобрел в Санкт-Петербурге, в его обещание найти следы прадеда и чёрлёнга стоило поверить. Однако, как и у всякого человека, поднимающегося над обыденностью, у Баира имелись не только друзья, но и враги. Спустя некоторое время возле одного из питерских мостов нашли его сотовый телефон и часы. Все обшарили, но трупа не обнаружили. Его разыскали только через два года, опознали по зубам. Видимо, убивали медленно, стараясь что-то выведать. Впрочем, может быть, просто хотели узнать номера банковских счетов. Времена-то какие!.. Весь бизнес Гомбоева перешел к его недавним врагам, а сопровождающие всюду парни тоже исчезли…
Льгов закончил свой рассказ как раз к тому моменту, когда электричка уже готовилась к отправлению, и на табло светилось «время отправления 23:59».
Корсаков, уже поставив ногу на подножку электрички, спросил:
— Кто вы?
Льгов пожал плечами.
— Старик.
18. Москва. 5 января
РАСШИФРОВКА ТЕЛЕФОННОГО РАЗГОВОРА,
состоявшегося 5 января сего года между фигурантом «Очкарь» и Ганихиным
«Очкарь»: Але, это я. Тут такое дело… Пропал, ищем…
Ганихин: Как «пропал»? Вас там сколько человек? Сколько машин?
О.: Не ори! Я все понимаю.
Г.: Мне по барабану твое понимание, понял? Ты — мой заместитель, а тебе простое дело нельзя поручить! Ты…
О.: Не ты меня назначал, не тебе решать, имей в виду.
Г. (после паузы): Ладно, давай успокоимся. Я понимаю, вы делаете все возможное.
О.: Ладно… Что дальше?
Г.: Поддерживайте связь, мы проверяем его по симке.
О.: Так, стоп! Видим его! Он появился. Разговаривает по сотовому.
Г.: Как разговаривает? (Пауза.) Вы уверены?
О. (недовольным тоном): Конечно, уверен! Он стоит, приложив сотовый к уху. Как это еще трактовать?!
Г.: Ничего не понимаю, у нас он пассивен, но быстро перемещается по Новослободской в сторону Бутырки.
О.: Типун тебе на язык!
Г.: Вы предполагаемый объект видите?
О.: Да, конечно, видим. Жди! Он начинает движение. Ребята идут за ним. Олежка блокирует его на той стороне.
Г.: Будьте внимательны. Мне все это не нравится. По нашим данным, он на Новослободской, повторяю. (Пауза.) Предупреди ребят, чтобы были осторожны. Пусть просто проверят, не прессуя, понял? Мне не нравится все.
О.: Ты уже говорил это.
Г.: Боюсь, нас «разводят».
О.: Не сходи с ума. Кто «разводит»?
Г.: Будь на связи. Я — на линии, контролируем мобилу Корсакова. Что там у вас?
О.: Сейчас узнаю. (После паузы.) Ничего не понимаю. Он снова исчез. Ребята прочесали тот переход, Корсакова нигде нет.
Г.: Ты уверен, что по телефону разговаривал Корсаков? Что молчишь?
О.: Ну не знаю уже… Тут темно, а он в шапочке и шарфом лицо замотал… Ну а кто еще-то?!
Г.: Идиоты, он уже повернул на Лесную и телефон активизирован, он разговаривает с кем-то. Я поднимаю людей, и вы — мигом туда!!!
19. Подмосковье. 6 января
Дорога Корсакову нравилась. Широкая, просторная, она шла через лес и меняла свое направление деликатно, будто вежливо огибая неудобные места и помехи.
Поначалу, простояв минут десять на станции, он замерз и разозлился: играю тут в шпиона, зад отмораживаю! Потом, разогревшись от ходьбы, успокоился, тем более что рассказ Льгова убеждал больше других известий и свидетельств. Что-то во всем этом было, надо лишь понять — что!
Нужный ему дом Корсаков нашел сразу: описание и инструкции Льгова были очень точны. Он постучал в ближний ставень, уверенный, что ждать придется долго, но почти сразу же в сенях что-то скрипнуло, потом широко распахнулась дверь и старческий голос спросил:
— Кто?
— Щербань тут живет?
— Я — Щербань, а ты кто?
— Привез вам привет, — не стал затягивать Корсаков и был зван в дом.
Там при свете рассмотрели друг друга. Перед Корсаковым стоял старик лет восьмидесяти, сморщенный, но с глазами молодыми, пытливыми.
— Вот вам. — Игорь протянул хозяину дома часы.
— От Володи, стало быть, — сразу признал хозяин и протянул руку: — Ну а я и есть Иван Богданович Щербань. А тебя как звать-величать?
Имя Корсакова он произносил без мягкого знака на конце, «г» — с придыханием, и имя «Игорь» в конечном счете переплавилось у него в «Игора».
— Чаю хочешь, Игор? С травами. Или с дороги?.. — Он стукнул пальцем по шее.
— Это — нет, — повторил Корсаков жест Щербаня. — А чаю с удовольствием. Мята есть?
— Ишь ты! — восхитился Щербань. — Разбираешься.
И начал шаманить возле плиты.
— Нам с тобой спешить некуда. Что-то я машины не слышал. Ты на велосипеде, что ли? — вроде как пошутил Щербань.
— Я? Я на электричке, — удивился Корсаков.
— Ну, а новая электричка только утром будет, не раньше. Так что времени у нас много. Пока я чай готовлю, введи в курс дел, расскажи, зачем пожаловал.
Корсаков еще только готовил первую фразу, когда Щербань снова заговорил:
— У тебя с Володей-то какие дела?
«Ну, так проще будет», — подумал Игорь и начал свой рассказ с самого приезда в Питер.
— …Вот так и получилось, что
