— Заберем скульптурные группы, — предложил Леонид.
Автоматы сняли с постаментов три скульптуры, потом перенесли в планетолет и постаменты.
— От корабля, идущего на помощь зловредам, импульсов по-прежнему нет, — сказал Андре. — Его молчание действует мне на нервы.
— Садиться! — скомандовал Леонид. — Возвращаемся на звездолет.
Я посмотрел на небо. Электра закатилась, наступали сумерки. Над городом загорались тысячи светильников, они одни продолжали действовать. Было грустно созерцать эту великолепную иллюминацию в царстве смерти и хаоса.
11
Теперь я перехожу к трагедии Андре, и у меня путаются мысли.
Даже сейчас, отдаленный от того страшного дня годами и событиями еще пострашнее, я не понимаю до конца всего, что произошло.
И прежде всего, я не понимаю себя. Как я мог оказаться таким легкомысленным? Почему все мы вели себя как несмышленыши? Уже и тогда мы знали, что боремся с коварным, технически очень развитым врагом, мы знали и тогда, что во многом враг этот превосходит нас, — почему, нет, почему, самодовольные глупцы, мы не подумали о простейших, элементарно неизбежных мерах защиты? Враг сам указал, чем собирается одолеть нас. Почему мы пренебрегли его угрозой?
Я снова перечитываю гравиграмму переговоров зловреда со своей базой и вижу, что из всех толкований загадочного слова «экранированные» выбрал самое далекое от истины — не только ошибся, но и убедил всех, что прав. И Андре, бедный Андре, так прозорливо угадавший невидимость наших противников, он разве с облегчением не отказался от своего провидения? Я снова спрашиваю себя: почему глаза наши затмило слепотой в тот решающий миг, когда требовалась вся острота зрения? Или, узнав, как уродливы и неуклюжи первые увиденные противники и как легко мы расправляемся с ними слабыми нашими полями, мы сразу преисполнились к ним неумного презрения, даже не попытавшись узнать, все ли они такие? «Почему раньше ночи не успеете?» — надрывно гравитировал своим последний зловред.
Над Сигмой опускалась ночь. Посланная врагами подмога уже приближалась к планете. До жестокого удара оставались считанные минуты. А мы болтали, радуясь вырванной легко победе!
— Здесь хорошие ночи! — сказал я Андре. — Даже эта автоматическая иллюминация не забивает блеска звезд.
Андре поднял голову. С минуту мы любовались небом. Воздух был удивительно прозрачен. Экранированные враги уже висели над нами, выбирая момент для прыжка, а мы безмятежно восхищались светилами Плеяд.
— Торопитесь! — сердито крикнул Леонид. — Одних вас ждем.
Я сделал шаг к планетолету и тут услышал крик Андре. Он хрипел, голос его обрывался — его душили, он отчаянно бился. Я чувствовал пульсацию его поля, никогда ни до, ни после того я не испытывал такого ощущения — поле Андре взрывало меня, вздымалось во мне собственной моей дико убыстренной кровью.
— Эли, помоги! — кричал Андре. — Эли! Эли!
Я кинулся к нему. Я не увидел его. Над черной землей густо сверкали звезды, воздух был тих и прозрачен. Где-то рядом со мной, в трех шагах, хрипел и звал на помощь Андре, я слышал его с безмерной отчетливостью, разбирал все слова, я знал, что ему затыкают рот, что он захлебывается собственным криком и, выворачивая шею, на секунды освобождая лицо, снова кричит, все снова кричит о помощи, — и я не видел его!
— Эли! Эли! — слышал я вопль. — Эли! Эли!
— Невидимки! — крикнул я в неистовстве и бросил свое поле на крик, не соображая уже, что оно так же опасно для Андре, как и для напавших на него.
И тут я в последний раз увидел Андре.
Мой удар отбросил кого-то из насевших на него невидимок. В воздух вдруг вырвались ноги Андре — они бешено боролись, ударяли во что-то, брыкались, словно их пытались сдавить, а они не давались. И только ноги были видны, одни ноги! На том месте, где должны были быть туловище и голова, мирно светили звезды. С тех пор прошло много лет, но до сих пор передо мной во всех подробностях встает эта картина — одни сражающиеся в воздухе ноги Андре.
Я не успел собраться с полем, но нанес второй удар. Я знал, что товарищи спешат на помощь и самое главное в эту первую минуту битвы — не дать утащить Андре в полную невидимость, пока они не подоспеют. Я нанес второй удар, чтоб полностью раскрыть Андре, но промахнулся. Какая-то новая сила подбросила меня в воздух. Я оглянулся и понял, что стал невидим. Я не нашел своего туловища и ног. Я видел сквозь свое тело камешки и травку на земле — они отдалялись и быстро пропадали в черноте опускавшейся ночи. Какие-то гибкие путы вязали и скручивали мне руки, тащили вверх. Захваченный врасплох, я все же до предела напряг свое поле и задержал подъем.
Теперь я колебался метрах в пяти над землей. Андре по-прежнему кричал, но крик его прерывался чаще и становился глуше. Он уже слышался не рядом, а с высоты. Андре медленно, но непреодолимо утаскивали наверх. Он снова стал полностью невидим.
Внизу я увидел бежавших друзей. Они мчались на крик Андре, сам я, напрягая поле, чтоб не дать одолеть себя, был охвачен молчаливым ожесточением борьбы. Леонид остановился подо мной и поднял вверх голову.
— Где вы? — кричал он в тревоге. — Я вас не вижу! Где вы?
Что-то отвратительно жесткое и холодное закрыло мне рот. Я вывернулся и крикнул вниз:
— Концентрируйте на мне поля! Андре утаскивают нав…
На этот раз рычаги сдавили мою голову и шею так основательно, что легким не хватило дыхания. Перед глазами заметались красные полосы. Вместе с тем я сразу почувствовал, как наливается мощью мое ослабевшее поле. Я уже почти терял сознание от удушья, но ясность мысли не потерял. Я не пустил поле в ход немедленно. Я еще поупирался немного, не давая тащить себя, а потом рванулся изо всех сил, когда дольше уже тянуть стало невмоготу.
Напавшие на меня противники, очевидно, не ожидали такого удара. Их разметало как пушинки. Один, сраженный, выпал в видимость и рухнул рядом со мной на землю. Я не стал разглядывать его. Я вскочил на ноги и выкрикнул авиетку. Было не до поверженных врагов. Рядом со мной взмыла авиетка Ромеро.
— Берегитесь, они невидимки! — успел я крикнуть.
Я услышал лишь, как Леонид приказал запустить локаторы на планетолете.
Вырвавшись вверх, я остановился. Ромеро тоже замер в воздухе. Мы вслушивались, не услышим ли еще крики Андре. Криков я не услышал, но мне показалось, будто сбоку доносятся хрип и прерывистое дыхание. Я устремился на эти звуки борьбы, прощупывая силовыми линиями прозрачный воздух. Как слепой, протягивающий вперед руки в поисках предметов, я протягивал свое поле, стараясь уцепить сражающуюся в воздухе невидимую группу. Но ни я, ни Ромеро ничего не обнаружили.
— Надо как-то рационализировать наши поиски, — сказал Ромеро, подлетая ко мне. — Согласитесь, это метание вслепую…
— Они утащат его! — твердил я, не слушая. — Поймите, они утащат его!..
— Они уже утащили Андре. Вопрос, куда они скрылись? Мы их ищем над полем боя, а они, может быть, давно уже покинули планету. Надо вызвать звездолеты.
На звездолетах уже знали о несчастье с Андре. Локаторы кораблей обрыскивали пространство вокруг планеты. Чувствительность их такова, что они засекают пуговицу на расстоянии в сто тысяч километров. Андре и его похитители были больше пуговицы, а звездолеты держались к планете ближе ста тысяч километров, но даже следов зловредов не было.
Мы еще не знали тогда, что все типы наших локаторов бессильны перед их экранирующими устройствами. Действенные средства борьбы против невидимок нам еще лишь предстояло изобрести. Сейчас каждому ясно, что мы опрометчиво ввязались в борьбу, хоть и грозно, как мы и доказали впоследствии, вооруженные, но совершенно не представляя себе, какие технические средства потребуются для борьбы.
Мы были подобны слепому гиганту, яростно бросившемуся на зрячих врагов. Тем, конечно, не поздоровится, если они попадут ему в руки — если они попадут!.. Несчастье — похищение Андре — уже разразилось над нами, но еще никто не отдавал себе отчета в размерах несчастья. Возможно, впрочем, что это к лучшему. Если бы мы точно знали, что нам грозит, мы почти наверняка побоялись бы так рисковать, как мы рисковали — и не добились бы того успеха, какой нам достался. Меньше всех понимал тщету наших тогдашних поисков я. Меня трясло отчаяние, я знал лишь то, что Андре перед гибелью звал одного меня на помощь, а я помощи не оказал. Я не мог оправдывать себя неожиданностью нападения невидимок. Среди прочих вариантов мы рассматривали и этот — что зловреды невидимы, он не был неожидан. Я проклинал себя, впивался глазами в прозрачную темноту — авиетка черной молнией проносилась над опустевшей ночной Сигмой. Я не помню, сколько времени продолжались наши метания над планетой. Мы с Ромеро взмывали и рушились вниз, бросались в стороны. К нам присоединились Лусин и Аллан. Четыре силовых поля, перекрещиваясь, ощупывали каждую молекулу воздуха. На них накладывались гигантские локаторные поля звездолетов, широкие силовые конусы планетолета. Все было напрасно.
