Настороженно глядя на нее, служанки побросали все куда попало, и поспешно кинулись наутек.
Когда Леонора обернулась, в комнате оставалась лишь Гвиннит.
– А ты разве не боишься меня? – спросила Леонора.
– Нет. – Молодая служанка стояла у самой двери, видимо не зная, на что решиться: убежать или остаться.
– А почему?
– Здесь Руперт, он защитит меня. Неожиданно Леонора расхохоталась, внезапно осознав всю нелепость такого положения. Ведь она – пленница в крепости Шотландского Нагорья. Ее силой удерживает здесь необузданный и опасный похититель. Ее сторожит настоящий великан, хотя и совсем юный. И все равно служанки боятся именно ее.
Ее смех заставил улыбнуться молодых людей, что стояли, глядя на нее. Эта англичанка, которую служанки боялись и считали столь надменной, была одета в простое крестьянское платье, волосы ее немного растрепались, а на носу виднелось темное пятно. В таком виде она казалась вовсе не страшной. Собственно говоря, она почти походила на одну из них.
– Может быть, вам помочь, миледи? – застенчиво спросила Гвиннит.
Застигнутая врасплох, Леонора подняла брови.
– Мне бы не хотелось, чтобы ты позабыла о своих обязанностях, Гвиннит. Ты можешь навлечь на себя неудовольствие мистрис Маккэллум.
– Да, девочка, – поддержал Леонору Руперт. – Тебе придется оставить нас и помочь готовить еду для полуденной трапезы.
Гвиннит кивнула и сказала:
– Если вам понадобится что-нибудь еще, миледи, только скажите, и я все вам принесу.
– Спасибо, Гвиннит. Я очень благодарна тебе за помощь.
Когда служанка удалилась, Леонора начала сгружать камыш с тележки и устилать его стеблями пол. Вместе с камышом она раскладывала на полу ароматные травы, чтобы воздух в комнате стал свежим и благоуханным.
Стоя на посту у дверей, Руперт наблюдал, как миледи на коленях ползала по полу, раскладывая стебли камыша крест-накрест, так что получался узор, как на тканом гобелене. Мускулы ее, должно быть, возмущались от такой напряженной работы, но девушка не позволяла себе ни остановиться, ни отдохнуть. Когда она повернулась, чтобы взять еще одну охапку камыша, ее поджидал сюрприз: Руперт стоял позади нее, снимая тростник с тележки.
Когда он вручил ей стебли, она улыбнулась ему:
– Спасибо, Руперт.
– Рад вам помочь, миледи.
Каждый раз, как кипа тростника подходила к концу, он подносил ей свежую охапку. Леонора продолжала трудиться, пока пол и в гостиной и в спальне не был устлан пряно пахнущим камышом. Затем, когда Руперт снова занял свой пост у дверей, она натерла столы так, что они просто засияли, и постелила на кровать свежее, чистое белье.
Руперт никогда не видел, чтобы эти комнаты сверкали такой чистотой. Он глубоко вдохнул, наслаждаясь ароматом трав и свежесрезанного камыша. Всего за несколько часов англичанка буквально преобразила комнаты милорда. Милорд… Руперт нахмурился, размышляя о том, как отнесется к этому преображению Диллон Кэмпбелл.
Словно в ответ на его мысли дверь неожиданно распахнулась, и в комнате появился Диллон.
Леонора, стоявшая на коленях у камина, где она оттирала закопченные, почерневшие камни, удивленно подняла взгляд.
– Что вы сделали с мистрис Маккэллум? Из-за чего она так расстроена? – загремел он. – Бедная женщина только и твердит что о злых чарах, а служанки опасаются, как бы вы не пожрали их сердца!
– Им нечего опасаться, – ответила Леонора, быстро поднимаясь, на ноги. – Если я и пожру чье-нибудь сердце, то только ваше, Диллон Кэмпбелл.
Руперт, по-прежнему стоявший у дверей, торопливо подавил улыбку, просившуюся на губы. Подумать только – хрупкая женщина, которая провела несколько часов ползая на коленях, в мгновение ока превратилась в разъяренную дикую кошку. Грозно смотрит на самого Кэмпбелла, словно воин, готовый вступить в схватку.
– Чем вы тут занимались? – подозрительно прищурился Диллон.
Повернувшись к Руперту, он потребовал отчета:
– Ты ослушался меня, мальчик? Эта женщина выходила из моих комнат?
– Нет, милорд. – Руперт подтянулся, выпрямившись во весь рост, и застыл неподвижно, высокий и прямой, как громадное дерево. – Вы же знаете, что я скорее умру, чем ослушаюсь вас.
– Тогда из-за чего весь этот переполох? Что сделала моя пленница с мистрис Маккэллум и служанками, что они так разволновались? – Диллон перевел дыхание и вдруг почувствовал какой-то необычный аромат, свежий и пряный. Он оглядел комнату, только тут заметив, как сверкают на солнце, отражая его лучи, до блеска натертые столы. Стебли камыша под его ногой были мягкими и слегка пружинили, в воздухе восхитительно благоухала свежая зелень.
– Леди ничего такого не делала, она лишь убрала ваши комнаты.
– Убрала? – Диллон подошел к камину, где только что на коленях стояла Леонора, оттолкнул ее в сторону и внимательно осмотрел камни. Они были такими чистыми, что пламя отражалось в них, отбрасывая зайчики по комнате. – Это еще что за каверзы? – загремел он.
Гнев Леоноры, который ей так долго приходилось сдерживать и копить, забурлил, выплескиваясь наружу.
– Каверзы? Каверзы? – Уперев руки в бока, яростно глядя на своего мучителя, она подступила к нему, не обращая внимания на его взгляд, загоревшийся в ответ опасным огнем. – Довольно и того, что вы удерживаете меня тут против моей воли, запрещая покидать эти мерзкие и грязные комнаты.
– Мерзкие и…
– Да, мерзкие и грязные. Если этим комнатам суждено стать моей тюрьмой, так я, по крайней мере, придам им пристойный вид. Может быть, горскому дикарю и нет дела до того, что его комнаты больше подходят скоту, а не людям, но леди благородного происхождения достойна лучшего.
Не отрывая взгляда от ее лица, Диллон приказал:
– Руперт, оставь нас.
– Есть.
Юноша, наблюдавший за ними вытаращив глаза, с сожалением повиновался. Никогда еще человек, заговоривший с повелителем подобным образом, не оставался в живых. Парень ничуть не сомневался, что Диллон может одержать верх над любым из мужчин, однако юноша не стал бы заключать пари об исходе поединка милорда с этой маленькой женщиной. Руперт разочарованно удалился, признавая, что одного у англичанки не отнять – воинственной силы духа.
Когда дверь закрылась, Диллон повернулся к пленнице с яростью раненого медведя.
– Женщина, ты сейчас не в Англии, где жила в роскоши у своего отца, ни в чем, не зная отказа. Здесь мой дом, и я тут хозяин и повелитель. Любое мое приказание исполняется немедленно и без возражений. Если мне будет угодно, твоя жизнь повиснет на волоске.
Она продолжала смотреть ему в лицо, высокомерно вздернув подбородок, отчего ярость его запылала еще сильнее.
