вещи, спешно сушу волосы, подхожу к двери и, остановившись, начинаю много и усиленно дышать, будто не номер собираюсь покинуть, а намереваюсь выйти в открытое море без акваланга, и сейчас напряженно пополняю в легких запас кислорода.
Когда внутренняя отметка сообщает, что воздуха достаточно и мне не грозит кислородное голодание в ближайшие сто лет, я приглаживаю волосы, убеждаю себя в неуместности макияжа и заставляю себя покинуть башню.
Моя рука два раза стучит в его дверь, но грохот сердца заглушает какие-либо звуки. Мысль бежать сковывает ноги, когда дверь открывается и мы переплетаемся взглядами.
Все слова, которые я еще недавно умела складывать в предложения, застревают в горле, наслаиваясь друг на друга.
Успеваю заметить одурманивающую улыбку на его губах, а затем он делает шаг навстречу и мировосприятие мне изменяет. Остаются лишь ощущения, его губ на моих губах, его одуряющего запаха, его горячих ладоней на моей талии.
Словно издалека до слуха доносится хлопок закрывающейся двери.
Его язык нежно скользит по моей губе, а затем заполняет рот и знакомится с моим, проделывает все настолько мягко, неспешно, чувственно и сладко, что голова перестает распознавать реальность и кружится сильнее, чем от крепкого алкоголя.
Можно ли в одночасье взлететь в космос и дотронуться подушечками пальцев до раскаленных звезд, благодаря всего одному невероятно сладостному и долгому поцелую?
Можно ли перестать дышать, боясь хоть на секунду оборвать интимное общение и глубокое знакомство губ?
Смогу ли я когда-нибудь сплести из непослушных букв ковер, чей узор смог бы описать те чувства, которые вспыхивают, разгораясь неиспытанным ранее желанием.
Оказывается, единение губ может быть совсем другим, не бесцветным скользким воспоминанием, не чужим, навязанным инородным вторжением, а невыразимо прекрасным и медовым танцем двоих.
И целовалась ли я раньше?
Что вообще знала о поцелуях и знала ли до этого момента?
Мое тело беззастенчиво тает, словно податливое мороженое, и я, не ощущая ног, готова заскользить на пол, если бы не его крепкие ладони на моей талии. Георгий слегка отстраняется и тут же берет меня на руки. Взгляд серых глаз столь пронзителен и оглушителен в своем неподдельном и искреннем желании, что внутри меня начинают натягиваться тугие канаты, превращающие плоть в напряженный фрегат, жаждущий познать бескрайнее море.
Пара быстрых шагов и мы опускаемся на кровать, на холодные простыни, так сильно контрастирующие с жаром наших тел, проступающим сквозь одежду.
— Цветочек, — ласково шепчет тот, кого совсем недавно я представляла прообразом своего книжного героя, — Не стесняйся говорить мне, как и что тебе нравится. Хорошо?
От его просьбы меня на долю секунды сковывает стеснение и паника. Говорить?
Словами?
Голосом? О том, что нравится мне в постели?
Даже с Юлькой я чаще или, честнее сказать — всегда, выступаю в роли слушателя. Секс с единственным партнером, который у меня до этого был, к сожалению, нельзя сравнить с книгой, затертой от интереса до дыр, где почти на каждой странице у меня имеются закладки или аккуратно вложенные записки… его можно назвать утренней газетой новостей, манящей и недоступной, сулящей новый взрослый мир, а по итогу подарившей разочарование и осознание собственной неполноценности.
А про сокровенные минуты моих одиночных путешествий я бы вряд ли решилась рассказать, ведь они, на мой взгляд, не придают мне в глазах окружающих, особого блеска, а скорее сильнее демонстрируют мою ущербность.
Но он смотрит приветливо и ласково, проникая куда-то в самую потаенную глубину меня, обещая не смеяться, не бранить и не требовать, а лишь искренне попытаться понять… и от этого внутри разливается такое тепло, пропитанное доверием, что, возможно, завтра я пожалею, обожгусь и поняв, как наивно глупа, откликнусь на поразившую меня однажды вакансию «отгоняющий белых медведей» и сбегу на Северный Полюс, но сейчас, в эту самую минуту, мне первый раз хочется по-настоящему обнажиться перед мужчиной. Раскрыться полностью, позволить снять с себя всю въевшуюся шелуху и ощутить себя желанной…
И очень хочется постараться не стать роковым бревном, а подарить ему, если не фейерверк, то хотя бы огненную петарду, яркую и запоминающуюся, поэтому я киваю и тихо прошу в ответ:
— Ты тоже говори мне, — моя жалкая попытка дотянуться до люксового уровня искусительницы спотыкается сразу же, голос получается далеко не ласкающим слух, а отчего-то похрипывает сломанной радиостанцией, и я смущенно заканчиваю, — Как и что тебе нравится…
Самодовольно улыбнувшись, он кивает, приподнимается, одним резким движением снимает с себя серую футболку, обнажая идеальный торс, заставляя мою шею склонить голову чуть влево, а меня зачем-то начать плотоядно покусывать нижнюю губу.
— Тогда, я первый? — плавно, подобно идеально слепленному хищнику, а в моей фантазии — вампиру, которому я без единого сомнения и промедления готова протянуть шею для укуса, он опускается на меня сверху, проходится губами по подбородку, спускается к той самой безотказной шее, обжигает дыханием, вызывает волну предвкушающих мурашек, щекочет, а затем проходится мягкими поцелуями. Сначала ласковые и деликатные, они с каждым новым прикосновением обретают все больше настойчивости и страсти, перерождаясь в легкий укус, от которого я теряю себя, скользя пальцами в его волосах, рвано дышу и не могу сдержать стон, ощущая, как по следам укуса проходится его язык. Мой первый настоящий стон в постели с мужчиной… Он скользит к моему уху, обхватывает мочку, чуть прикусывает, отпускает, а затем чересчур интимно шепчет:
— Мне безумно нравишься ты, Слава.
От его слов моя плоть спускается в море, уверенные и сильные руки удивительно легко и незаметно снимают с меня одежду, будто избавляют от бессмысленного панциря, маня и убеждая в ожидающем уникальном путешествии, но меня не надо более ни завлекать, ни упрашивать, тело само льнёт к нему, подушечки пальцев бесстыдно требуют касаться Георгия, и я неопытным моряком, не способным сопротивляться силе волн, ныряю с головой и плыву, скольжу по его коже, вдыхаю одуряющий запах, несмело касаюсь губами его плеча, и получаю сигнал маяка — тяжелое мужское дыхание в ответ.
Встречаюсь ртом с его губами, и мы снова упоительно целуемся, долго, жадно, пробуя друг друга на вкус и наполняя комнату рваными обрывками дыхания, вызывая в теле слишком ощутимую и приятную тягу, а низ живота наполняя
