— Дубина я, дубина! — стукнул себя по лбу кулаком Моргунов. — Природный магнетизм! Это как раз те места, где компасы с ума сходят, там и телефоны не работают, там скорее всего и электроника работать не будет. Я же говорил, что Диман не пропадет! Диман вывернется, не родился еще тот упырь, который против Диманоида нашего бы выстоял! Димка же хитрый, как… я не знаю что. У него мозг совершенно нечеловеческий. Вы помните, как он тогда с этим нанопрепаратом. Хрен его кто остановил! Ни ОМОН, ни бандиты. Пер и пер, пока до нас не допер. Один, парни, один! Он и в службе внешней разведки из таких передряг выходил. Он мне пару раз рассказывал, как они одного беглого олигарха вывозили, а еще авторитета, за которым дел было на пожизненное. И в Колумбии он, кстати, единственный, кто выбрался. Парней положили местные ухари, а он выбрался! А парни с ним были не мальчики, профессионалы!
— Ладно дифирамбы петь, — остановил Моргунова Борисов. — То слова из тебя не выжмешь, то не остановишь. Значит, у нас есть основания полагать, что телефонной связи с Ивановым нет по причине естественного происхождения. И чип его тоже не регистрируется по этой же причине. Тогда надо полагать, что мы его вообще не найдем, если он сам этого не захочет. И как Димка теперь будет действовать? Ну, ты скажи, Саня, как бывший спецназовец.
— А что тут говорить, — сосредоточенно нахмурился Халов. — Он понимает, что местные его могут найти очень легко. Наймут того, кто тайгу хорошо знает, кто следы умеет читать, и пойдут по следу. Значит, он перестрахуется от того, чтобы оставлять за собой видимые следы.
— А от собаки можно уйти по воде, — предположил Моргунов. — Может, его по течению речушки искать?
— У некоторых собак бывает такое чутье, которое называют верхним, — покачал головой Халов. — Они хорошо улавливают запахи, оставшиеся над поверхностью. Они и по воде его выследят. Нет, по воде он не пойдет. Он от карьера ушел по каменистой почве, а она там во все стороны такая. А еще он пойдет в те места, где можно спокойно переночевать несколько дней. Ему нужен густой лес, чтобы не увидели с вертолета, чтобы скрыть дым от костра и чтобы было много лапника. Ручей, конечно, тоже нужен, но не обязательно.
— Густых массивов тут много, — добавил Веня. — Вопрос в другом, а насколько далеко он пойдет отсюда. Может, он как раз будет иметь в виду, что от него ждут длинного маршрута в сторону города?
— Смысл ему тут сидеть? — возразил Халов. — Он же понимает, что пересидеть ему всего-то надо пару суток. Идти надо, Глеба уводить. Может, он и догадывается, что железная руда влияет на работу чипа. Он ведь наверняка пытался нам позвонить, а телефон у него не работает. Может, и двинет в сторону Читы.
— Значит, так, я все это, — Борисов обвел комнату указательным пальцем, — докладываю Шаповалову. Про атаку на шоссе тоже. Твои умозаключения, Веня, особенно. Сидим и не дергаемся. Ты, Саня, бдишь оборону дома, ждешь снайпера. За того спасибо, но фотка, что вы с Миколой сделали, не очень читается. Ты, Микола, дожимаешь завод. Постарайся сойтись поближе с этим технологом. Постарайся сфотографировать этих ребят, что появились возле шахты. Но к ним не лезь. Пусть думают, что они тебе на глаза не попались. С рабочими внаглую не беседуй. А ты, Веня, смотри не проболтайся Юле, что Глеб не в Москве, а пропал!
Шаповалов позвонил в полночь. Борисов включил ноутбук, и они перешли на беседу по видеоканалу. Шаповалов смотрел в стол перед собой, шевеля изредка, по обыкновению, своими густыми бровями, и слушал, не перебивая.
Наконец от открыл рот.
— Насчет Иванова я тоже склонен верить в положительный исход. Дима не тот человек, которого легко убить. Ты, Геша, парней не нервируй этой проблемой. На всякий случай я поговорю с нашей лабораторией по поводу догадок Вениамина. Скорее всего он прав. Он же физик как-никак. Дальше слушай информацию по Ложкину. Сидел этот товарищ в Якутии. Отмотал пятнашку, а потом за отличное поведение и в связи с состоянием здоровья вышел под УДО [4]. Было это в 2005-м. Неприятно тебе это говорить, но по сопроводительным документам он был отправлен для регистрации не в Читу, а в район. Местом ему определили деревню Пермяково. Это не очень далеко от Читы, как я понял.
— Я знаю это место, — ответил Борисов. — Ты лучше скажи, почему он вернулся не в Читу, а в деревню?
— До причин теперь не докопаться. В деле нет указаний о запрещении Ложкину проживать в Чите или других крупных городах. Нет там и пометок о его личном ходатайстве насчет Пермяково. Тут темный лес. Не знаю, как ты, а я сразу подумал, что парень решил отсидеться, осмотреться, не попадаясь Давыдову на глаза, спокойно план мести подготовить и реализовать.
— Есть такая мыслишка, — согласился Борисов. — Восемь лет — срок нормальный, чтобы про тебя все забыли и на тебя рукой махнули.
— Ты насчет матери Ложкина что-нибудь выяснил?
— Мы с Ковалем перерыли все, что могли. Канула как в воду. Когда сына посадили, она года через два дом в Чите продала, об этом есть свидетельства — запись в домовой книге. А вот из-за пожара в 93-м погибла часть архивов. И теперь неизвестно, куда она выбыла из Читы. Может, в Якутию, грешным делом подумали мы, махнула, чтобы жить рядом с колонией, где сын отбывает. Коваль отправлял запрос… Не жила она там, не регистрировалась.
В Пермяково Борисов отправился на следующее утро. Майор Коваль лично позвонил тамошнему участковому капитану Колотухину и предупредил, чтобы оказал все возможное содействие сыщику из краевого ГУВД Борисову. Только пусть Колотухин ведет себя осторожно и не даст местным заподозрить в Борисове полицейского. Вообще-то этим они с Ковалем преследовали одну лишь цель, чтобы Колотухин не вздумал проверять у Борисова служебного удостоверения.
В девять капитана на месте еще не было, и пришлось Борисову погулять немного по берегу небольшого озера под ивами, чтобы не мозолить местному населению глаза. Отсюда он набрал номер мобильного телефона Колотухина, заодно чтобы проверить, а как здесь берет телефон.
— Андрей? Подполковник Борисов. Вам звонили, что я подъеду? Хорошо, через десять минут буду у вас. Да, знаю.
Ну, вот и хорошо. И участковый прибыл на место, и телефон за пределами города уверенно берет. Дай бог, чтобы Веня был прав насчет тех мест, где Иванов прячется. Подойдя к бревенчатому дому, Борисов сразу определил, что вход с тремя ступенями прямо с улицы — это участковый пункт. Вход сбоку с небольшой верандой за маленьким палисадником с калиткой — квартира самого участкового. Калитка была открыта, и Борисов шмыгнул в палисадник, а затем и на веранду. Дверь он открыл без стука.
Молодой парень в форменной рубашке с закатанными рукавами стоял у зеркала и старательно брился. Он смущенно улыбнулся, стараясь выглядеть солидно, и развел многозначительно руками.
— Пришлось задержаться в соседнем селе, вот — привожу себя в порядок.
— Да ничего, у нас тоже так бывает, — махнул рукой Борисов и по-хозяйски прошел по большой пустой комнате.
Да-а, не чувствовалось тут женской руки. Тут даже новый хозяин не чувствовался. Видимо, нового участкового вселили в это служебное жилье, и он не посчитал нужным что-то менять. Может, относится к нему, как ко временному, может, таким образом чтит память прежних жильцов. Вон старая кровать с провисшей панцирной сеткой у дальней стены. Застелена стареньким одеялом, но участковый на ней явно не спит. А спит он вот на этом большом диване с высокой спинкой. И между двух окон потемневшие рамки со старыми фотографиями. Явно остались от прежних хозяев. Интересно, что они их не забрали, съезжая. Наверное, умерли все, вот дом и освободился. И сундук старый, с обитыми железом углами, стоит. Тоже, наверное, лет сто ему.
— Так чем я могу вам помочь? — спросил участковый, пошлепав себя по щекам ладонями, смоченными лосьоном.
— Меня интересует один человек, который должен был приехать сюда на постоянное место жительства после освобождения из мест заключения.
— Да, и кто?
— Владимир Николаевич Ложкин. Освободился из Якутской УШ-238 в 2005 году.
— Н-нет у меня такого в Пермяково, — медленно проговорил капитан, глядя на гостя. — Собственно, вообще у меня такого нет.
— А вы с какого года здесь работаете?
— С 2011-го. Я сейчас посмотрю свои журналы. Но мне мой предшественник ничего не передавал на Ложкина. По Пермяково он мне передал двоих. Один осужденный условно, а один на УДО за кражу. Но у них уже все сроки прошли, они не под надзором у меня.
Он отодвинул занавеску на стене, за которой оказалась железная дверь, ведущая в его «офис». Участковый ушел в другую часть дома, загремел ключом, отпирая свой сейф. Потом вернулся с двумя старыми истрепанными журналами. Он нашел 2005 год, потом стал смотреть последующие года вплоть до года своего прихода. Ложкин в Пермяково не регистрировался.
