Девушку била непрекращающаяся дрожь, она что-то тихо скулила. Я обнял её за плечи и мягко прижал своим телом к больничной койке. Какое-то время девушка пыталась привстать, но я не давал ей этого сделать. Вскоре лекарство начало действовать: Найдин затихла, закрыла глаза. Она заснула. Отпустив её, сел на табурет. «Подожду пока здесь», — настроился на ожидание, пытаясь внушить себе равнодушие к очередному налёту. Но это была первая бомбардировка, которую я перенёс под землёй. «Это даже легче, чем непосредственно на улице под бомбами», — успокоил себя. Напряжённо прислушивался, но кроме слабых звуков сирен ничего не различал.
Наконец («Наконец? Возможно, ли применить такое слово к началу чьих-то смертей?»), зазвучали глухие разрывы над головой. Сначала они были очень далеко, заставляя напрягать слух. Так прошло минут двадцать. Продолжал сидеть на табурете, сцепив пальцы рук на коленях. Спина вытянулась в напряжённую струну. Ощущение от нахождения в подземелье, когда наверху рвутся бомбы, было не из приятных. Найдин спокойно спала, не отвлекая от охватившего меня внутреннего беспокойства («Или страха? Зачем скрывать правду от самого себя?»).
Но это было только начало. Звуки взрывов приближались к месторасположению госпиталя. «Будут бомбить форт над нами», — кольнуло меня внутри. Теперь мне казалось, что смерть взрывается у меня над головой. Стены глухо задрожали. «Сейчас рухнут, — невольно подумалось, но тут же попытался успокоить себя: — Убежище выдержало не одну бомбёжку, выдержит и сейчас». Но начавшееся землетрясение смело прочь все мои теоретические доводы. Ощущения безысходности охватили меня. «Вот сейчас, сейчас будет пробит свод. Он не выдержит! Не выдержит! — кричал мой обезумевший мозг. — Если не погибнешь сразу, то будешь долго, долго мучиться, погребённым заживо!» Вцепился в края табуретки и вжал голову в плечи: «Только бы сразу, не хочу, не хочу медленно умирать в подземелье!», — кто-то продолжал кричать внутри меня.
Взрывы не заканчивались. Я уже готов был сорваться с места и бежать к выходу: «Наружу! Наружу! Там спасение. Там можно убежать, скрыться уплыть!» Теперь я был уверен, что бомбардировки лучше пережидать наверху. Надо бежать туда («Порой нам кажется, что происходящее с тобой здесь и сейчас нестерпимо хуже, чем, если бы это было в другом месте и в другое время»). Даже привстал с табурета, собираясь покинуть «палату».
Почему такое происходило со мной? Ведь для меня было не в первый раз оказаться в замкнутом пространстве — корабельном трюме — во время шторма, когда тебя швыряет из стороны в сторону по узким проходам моторного отсека. Можно было подумать, что тебя должно охватывать такое же чувство — корабль и ты сам находятся на грани существования, но этого не происходило. В чём разница? Я пытался судорожно понять это и, может быть, остановить накатывающиеся изнутри спазмы.
Мой взгляд упал на Найдин. Девушка лежала, не шевелясь, на спине. Бледное лицо, заострившийся носик, полуоткрытый рот, из-под бинтов на лбу торчали пряди чёрных волос, От неё веяло какой-то болезненной доверчивостью. Опустился на табурет. Грохнул взрыв, потолок задрожал. Я весь сжался и вдруг понял: там, на судне, со мной был экипаж, пусть и незримо, с общей целью — победить слепую стихию. Папаша Гийом, а до него и другие стармехи, непосредственно стояли рядом со мной. Сейчас же никого рядом не было, а наверху бушевала злая воля, направленная только на моё уничтожение.
Чтобы хоть как-то прийти в себя снова взял в руки её ладонь. От неё веяло живым теплом, и я схватился за её руку как утопающий за соломинку. Непрекращающиеся толчки сверху стали теперь для меня штормом на неуправляемом судне. Мне показалось («Кто-то скажет, что это только самовнушение») в лице этой покалеченной девушки весь остров стал моим экипажем: «Осталось только подчиниться судьбе».
Взглянул на Найдин. Она ничего не слышала, ровно дыша. Зачем я здесь? Кто она мне? Кто мне её народ? Раздался очередной взрыв, я вздрогнул и успокаивающе погладил ладонь девушки. Ответ напрашивался сам собой из глубины памяти: «Так написано на роду, а уж совесть проведёт тебя как надо».
Вскоре я перешёл некий порог чувствительности к стрессу: мне стало безразлично от ощущения возможной гибели. Наверное, это было сродни моим спаррингам в портовом боксёрском клубе. После пятого пропущенного бокового удара ты уже мало думаешь о себе — просто бьёшь, забыв о защите: руки, тело работают до тех пор, пока не прозвучит гонг, или ты не упадёшь на пол. Но здесь, в подземелье, вместо гонга, прозвучала тишина. Определить, когда она началась, было невозможно. Это могла быть просто долгая пауза между грохотом взрывов. Пауза длилась и длилась, переходя в тишину. «Как они выживают в таких условиях постоянных бомбёжек? Раненные и искалеченные?» — безответный вопрос. Они выживали.
Погладил девичью ладонь и положил её на кровать. Медленно встал и направился к выходу. Меня немного пошатывало, однако, достигнув поста той самой дежурной медсестры, взял себя в руки и изобразил равнодушную мину бывалого моряка. Женщина сидела за столом. Услышав мои шаги, она вскинула голову, оторвавшись от заполнения бумаг.
— Уходите? — на меня смотрели усталые глаза.
— Да, мне надо возвращаться на судно, — кивнул я. Она уже хотела вернуться к своим бумагам, когда я снова отвлёк её. — Найдин мне так и не смогла ничего рассказать. Как её состояние?
Медсестра поморщилась.
— Вы уже видели сами. Небольшие черепно-мозговые травмы, сотрясение мозга. Врач говорит, что ей необходим покой, и улучшение непременно произойдёт…
— Покой… — эхом прозвучало из меня, я всё ещё находился под наваждением пытки от недавней бомбардировки.
Медсестра вздохнула.
— Нервные истерики. Поэтому и приходится колоть сильнодействующие успокоительные.
— А что с рукой? — вспомнил я.
Женщина опустила глаза к бумагам. Не глядя на меня, медленно объяснила:
— С рукой хуже. Повреждён локтевой сустав. Провели операцию. Сделали всё, что смогли. Но восстановить было невозможно. Нижняя часть руки до локтевого сустава будет обездвижена, — медсестра замолчала и взяла карандаш.
Я повесил голову.
— Понятно. Мне надо идти, — мои ноги стали ватными.
Не успел завернуть за угол, как снова услышал голос медсестры:
— Не бросайте её.
Кивнул. «Если выживу», — хотелось мне ответить ей, но остановил себя. «Не распускай сопли, моряк». Дверь наружу была открыта, вышел на улицу. Тёплый морской ветер приятно пощекотал лицо. Мне казалось, что я покинул
