Десень с досадой захлопнул крышку часов: прошло тридцать четыре минуты с начала опыта, действие бальзама не ощущалось.
— Так что же вы чувствуете? — снова спросил он.
Миар пожал плечами.
Он сидел у стола и машинально рисовал чертиков на чистом листе бумаги. Чертики выстраивались ровными рядами.
— Никаких отклонений, Жерар. Если вам не надоело считать мой пульс, пожалуйста…
Десень отошел к окну. Лохматое красное солнце спускалось к серой полоске облаков на горизонте, и, едва оно коснулось этой полосы, кромка облаков вспыхнула оранжевым пламенем. Десеню вспомнилась солнечная колоннада в лесу. Он видел ее, возвращаясь с пальмовым соком, вскоре после окончания ливня.
Он брел тогда в полумраке, по колено в мутной воде. Трудно было сохранять равновесие, ступая по ослизлым сучьям и листьям.
Чтобы не упасть, он цеплялся за свисавшие стебли лиан — и на него обрушивались потоки воды, застоявшейся в густых ветвях деревьев.
Внезапно где-то наверху солнце вырвалось из-за туч: множество ярких лучей пронзило джунгли.
Перед изумленным Десенем возникла бесконечная колоннада: столбы света, строго параллельные и расположенные в каком-то неуловимом порядке, поддерживали зеленую твердь леса.
Еще ни разу за долгие годы своих путешествий Десень не видел ничего подобного. Забыв о том, что нужно спешить, он рассматривал гигантский зал с ослепительными колоннами.
Прошелестел ветер. Колонны дрогнули, сузились. Теперь они были похожи на льющиеся сверху золотистые струи: в лучах переливалась, кипела, искрилась мошкара. Десень подумал, что красота, наверное, непостижима, если самое волшебное зрелище можно сделать из простых лучей света и мошкары!..
Новый порыв ветра раздробил лучи. Они потускнели и быстро погасли. Десень знал, что джунгли навсегда останутся в его памяти такими, какими он увидел их в эти короткие минуты
Расчищая ножом путь, он добрался до невысокой кокосовой пальмы, вскарабкался по лианам наверх и сорвал молодые орехи.
Из-за широких листьев рафинофора высунулась остренькая обезьянья мордочка; черные глаза ошеломленно уставились на человека.
— Не бойся, — сказал Десень, и обезьянка, пискнув, скрылась.
Лишь исключительное сочетание условий — определенная высота леса, какое-то особое расположение наблюдателя относительно деревьев и солнца — могло создать солнечную феерию. Десень с сожалением покидал это место. Он думал о том, что лучи, проникнув в глубину, высветили душу джунглей. Быть может, так действует и бальзам, открывая в человеческой душе нечто непостижимое?
…Сорок одна минута.
Миар продолжал рисовать чертиков. Но что-то изменилось в рисунке — Десень это заметил и подошел ближе.
Порядок нарушился: чертики были причудливо разбросаны по листу. Некоторые из них держались за руки, образуя цепочки.
— Черти, кажется, разбираются в химии, — сказал Десень. — Вот шесть чертей взялись за руки. Чем не бензольное кольцо? И тут еще два таких кольца… Послушайте, Поль, да ведь это фенантреновая группа!
— Я рисовал, ни о чем не думая, — ответил Миар, внимательно разглядывая рисунок. — Только чтобы занять время. Фенантреновое кольцо? Да, похоже. Очень похоже. Бог мой, Жерар, — голос у него дрогнул, — это может быть формулой морфина…
— Вы что-нибудь понимаете? — спросил Десень.
— Здесь должны быть две гидроксильные группы… Здесь и здесь. Полгода искать и не увидеть такой возможности! Я нащупывал эту формулу еще до отъезда и сейчас отчетливо вижу…
— Вы забыли про бальзам, — перебил Десень.
— Бальзам? Что вы хотите сказать, Жерар?
Десень не ответил. Так всегда, думал он, мы не предусматриваем даже самых простых вариантов.
Надеемся, что решение можно будет принять по ходу дела.
И в спешке ошибаемся. Не следовало напоминать о бальзаме. Надо было наблюдать, только наблюдать.
— А ведь вы правы, — сказал Миар, вставая из-за стола. Он смотрел на Десеня невидящим взглядом и, казалось, к чему-то прислушивался. — Это бальзам. И если бы вы теперь спросили, что я чувствую… Ясность мышления — вот что. Как будто бальзам смазал там шестеренки, — он постучал по лбу, — и они завертелись быстрее, лучше… Бог мой, этому бальзаму цены нет!
Десень взглянул на часы. Сорок четыре минуты.
— Потом может наступить упадок сил, — сказал он.
— Ни в коем случае! Вы же видели на мышах: депрессии не бывает. Нам нечего опасаться, давайте продолжим опыт. Я принял мизерную дозу. У этого питья отвратительный вкус, но чего не вытерпишь ради науки… Давайте увеличим дозу вдвое, а? Что вы на это скажете?
Он быстро ходил из угла в угол, почти бегал. Впрочем, такова была его обычная манера.
— Я не понимаю вас, Жерар, — продолжал он. — Все шло так хорошо — и вдруг вы хотите прервать опыт. Почему?
На полке, совсем близко от Десеня, стояли две одинаковые склянки с узкими бумажными наклейками — красной и синей.
Склянки вздрагивали от резких шагов Миара.
— Опыт закончен, — сказал Десень. — Примите нейтрализатор, и разберемся в результатах.
— В чем тут разбираться? Бальзам усиливает мыслительные способности — ясно и так. Подумайте, Жерар, я вывел формулу морфина, не замечая даже усилий! За сегодняшний вечер мы решим дюжину таких задач. Представляю физиономию Пшорра — он тоже ищет формулу морфина…
— Вы ошибаетесь, Поль, считая бальзам усилителем мыслительных способностей.
— Но формула, вот эта формула, — Миар подбежал к столу и ткнул пальцем в лист бумаги. — Как вы можете утверждать…
— Могу, Поль. Я думал об этом раньше — и был на шаг от догадки. Я наблюдал за вашими мышами. А теперь я вижу, как бальзам действует на человека… Успокойтесь и выслушайте. Дело намного сложнее, чем вам кажется. Бальзам — универсальный усилитель. Он усиливает все особенности характера. Не знаю даже, как сказать: характера или ума. Так или иначе — он усиливает все качества. Именно это делает его действие непостижимым. Пожалуйста, не перебивайте, Поль… Из обычного человеческого «я» бальзам делает «Я» большое, даже грандиозное. Да, бальзам способен превратить талант в гениальность. Зато из человека с едва ощутимыми задатками жадности бальзам сделает Шейлока. А человека, едва склонного к подозрительности, он превратит в Отелло… Мне трудно это сформулировать, вы улавливаете мою мысль, Поль? Этот бальзам… так действуют некоторые фотографические реактивы: усилитель делает изображение более резким, а закрепитель фиксирует это контрастное изображение. Настолько ли хорош современный человек — вы, я, любой, — чтобы усилить… не знаю, как сказать, спектр наших качеств, что ли, и закрепить, навсегда закрепить в усиленном виде?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
