— Угомонись, блин! — друг со всей дури толкает меня руками в грудь, приводя в чувство и с нескрываемым бешенством смотрит снизу вверх, будто хочет ещё разок хорошенько врезать. Вышибить душевную боль болью физической. Не худшая идея. Но вместо этого Вова хватает меня за грудки и, прожигая убийственным взглядом, шепчет: — Только не говори, что ты повёлся на это кидалово. И даже если так, именно ты поимел ее, а не наоборот. Просто забей. Вы квиты. Не втрескался же ты на самом деле?!
— Отстань, — зло выворачиваюсь из держащих меня рук, и кидаю под ноги истлевшую сигарету. Молча ухожу, пропуская мимо ушей трёхэтажный мат, которым друг кроет меня и мою непроходимую тупость.
Самое время пойти на занятия, но я спешу убраться подальше. Подальше от нравоучений друга. От необходимости видеть ту, которой безразличен. От собственной ярости. Мне срочно нужно где-то сбросить пар, иначе взорвусь. И звякнувшие в кармане куртки ключи от зала, где мы с ребятами тренируемся, оказываются как нельзя кстати.
Постигать азы брейка я начал самостоятельно, лишних денег на обучение в студии с профессиональным тренером тогда не было. Ещё в тринадцать мне повезло подружиться с соседским пареньком — Стасом, мама которого была директором Дома культуры. Она оставляла нам ключи от танцевального зала, и мы там занимались во внеурочные часы кружка бальных танцев, учились подолгу отжиматься на руках и стойке на голове. Почти сразу к нам присоединились двойняшки Митя и Маша, так нас юных энтузиастов стало четверо.
Гибкость и сильные руки пришли не сразу. Поначалу было очень сложно, сбитые локти и колени, многочисленные синяки и шишки стали нашими верными спутниками на долгие месяцы. Через полгода Митя, не выдержав нагрузок, бросил тренировки и занялся музыкой, а мы по сей день продолжаем совершенствовать свои движения уже втроём, невзирая на загруженность и физическую усталость. Бывает, занимаемся порознь, когда встретиться мешают обстоятельства. Для таких случаев у каждого из нас имеется дубликат ключа и дружеское расположение престарелой вахтёрши тёти Оли.
Гулкое эхо собственных шагов единственный мой спутник в пустых коридорах ДК.
Вот и хорошо, ничто не помешает выплеснуть кипящий внутри гнев. В зале, на третьем этаже, врубаю музыку на полную мощность стареньких колонок и, прихватив из раздевалки дежурную сумку со своими вещами, переодеваюсь в свитшот, низкие свободные штаны и кроссы. Долго изучаю своё отражение в зеркальной стене, пока натягиваю на запястья спортивные напульсники.
Оттуда на меня смотрит незнакомец. Отросшая чёлка беспорядочно падает на бледный лоб. Черты лица и без того резкие, заострились ещё больше, а мутные полные злобы глаза достойны самого отмороженного подонка. Я старательно ищу в нём прежнего себя. Напрасно. Медленно, но верно Карина истребила во мне отзывчивость и веру. Может оно и к лучшему. Тому, в ком нет доверия и предательство не страшно.
После недолгой разминки, тренируюсь несколько часов без перерыва. Вращаюсь юлой, оттачивая самые сложные трюки, и ухожу, только выжав из себя все силы. Но не злость. Та продолжает клокотать, пока я забегаю домой, чтобы принять душ и переодеться, щекочет под рёбрами, пока на автомате отрабатываю вечернюю смену на автомойке. Она по-прежнему кипит, когда принимаю звонок от Лещинского, у которого для меня этой ночью есть работа и всё ещё доводит, когда выключаю телефон, чтоб никому не отчитываться, где я снова пропадаю и с кем.
Домой приползаю далеко за полночь, усталый и злой, мечтая лишь о том, чтобы прошмыгнуть никем не замеченным.
— Ринат, ты… с тобой-то, что стряслось?!
Не тут-то было.
— Ничего, мам. Всё супер. Правда.
Стою в дверях, щурясь от яркого света, который горит везде, где только можно. Заплаканная мать, разглядывает меня в каком-то молчаливом шоке, потрясённо прижав руки к губам.
Мягко говоря, выгляжу я не очень. А всё потому, что у самого подъезда, куда меня привёзли люди Лещинского, по дурости ввязался с ними же в драку. Короткая потасовка на пустом месте, обернулась для меня парой мелких ссадин и порванным рукавом на куртке. Очевидно, отделать меня в котлету им помешал запрет шефа. Так, пнули пару раз, и пока я ловил ртом воздух, украшая кровавыми плевками клумбу, преспокойно укатили в закат. Табло не попортили и на том спасибо. Сам напросился.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Правую щёку обжигает пощечина.
Я никак не реагирую, заслужил.
— Бессердечный, неблагодарный паразит, — всхлипывает мама, пряча мокрое лицо на моём плече. — Никогда больше так не делай, понял?
Я молчу, крепко обняв её хрупкие плечи, и не отрываю глаз от серого как голодный упырь Владлена, вышедшего на шум из кухни.
— О, надо же, племянничек! Объявился, гадёныш?
— Скучал? — отвечаю вопросом на вопрос, сбитый с толку возникшим ажиотажем. Какого чёрта здесь происходит?
— Карина пропала, — бормочет мать сквозь рыдания. — С занятий не вернулась, телефон выключен. У вас у обоих выключен. Ты знаешь, где она может быть? Володя обзвонил всех, кого можно, никто её не видел. Сейчас в морг поехал… труп нашли с разбитой головой. По всем приметам наша девочка.
Труп.
От этого слова захватывает дух, и частично пропадают звуки, будто кто-то в моей голове ненароком сбавил громкость.
— Мы выйдем, двор ещё разок прочешем, — пользуясь маминым полувменяемым состоянием, Владлен незаметно перехватывает меня под локоть и выталкивает за дверь. — Будут какие-то новости, звони сразу. Я на связи.
Особо не сопротивляясь, следую за ним. Всё на что я сейчас способен — машинально передвигать ноги, бессильно сжимая в кулаки онемевшие пальцы.
Едва за нами закрываются двери лифта, мужчина резким ударом в живот впечатывает меня в стену. Сжав зубы, стараюсь не завалиться на бок от усилившеймя боли, но это мелочи по сравнению с тем, что творится у меня на душе.
— Если выяснится, что ты скрываешь местонахождение Карины, я тут же сдам брату твой грязный секрет, — глухо бормочет он мне на ухо, придерживая за грудки, чтобы я полностью не осел на пол. — Не думай, что мне неизвестно, чем ты промышляешь. Но если ты, сучёнок, что-то с ней сделал — молись. Потому что я всё равно узнаю. А затем собственноручно выпотрошу, понял?
— Не в курсе я… отвали, — отпихиваю в сторону ненавистного родственничка и первым выхожу из душной кабинки.
Я бы всё отдал, чтобы знать.
— Запомни, я всё равно выясню! — грозит Владлен, выразительно похрустывая шейными позвонками.
Ещё вопрос, кто из нас двоих больше псих.
Реквием по нам
Выйдя из подъезда, мы расходимся в разные стороны. Владлен поворачивает в сторону сквера, а я иду к проезжей части, попутно включая телефон и набирая Зяблика.
— Трошин, твою мать! Ты время видел?
— Видел, не слепой. Скинь мне адрес Климова. Я знаю, у тебя он есть.
— В два часа ночи?! Ты чем там балуешься, дурень?
— Поторопись, дружище. Потом объясню.
— Жди.
Спустя четверть часа терпеливо трезвоню в дверь по пересланному другом адресу, к которому Вова предусмотрительно приложил шифр кодового замка от двери подъезда. Естественно открывать в такой поздний час никто не торопится, но я не убираю палец с бутона звонка до тех пор, пока передо мной не предстают заспанные и крайне недовольные моей настойчивостью хозяева квартиры.
Из-за спины тощего интеллигента в трениках выглядывает эффектная дамочка в коротком халатике, при бигудях и почему-то с деревянной битой. Ничего так семейка у Эдика.
— Здравствуйте, — обескуражено разглядываю чету Климовых. Я до последнего надеялся увидеть именно их сына.
— Чего бродишь по ночам?! Я сейчас полицию вызову, развелось хулиганов… — грозит женщина куда-то удаляясь. Мне плохо видно, так как дверь удерживает стальная цепочка. Между тем мужчина, внимательно изучив моё лицо, вдруг тоже решает подать голос:
— Погоди звонить, Лариса. Этот парень учился с нашим Эдуардом, — и уже мне, встревожено: — С ним что-то случилось?
