Никогда в истории человечество не было так свободно от войн и нищеты, как сейчас, никогда экономика не управлялась так разумно, никогда перспективы на будущее не были столь яркими. И вы согласитесь разрушить это и начать все сначала? И ради чего? Ради деспотизма, несущего лишь подозрительность и ненависть.
Обида Земли справедлива, и когда-нибудь с этим будет покончено, если Галактика выживет. Но то, что намереваются сделать они, — не решение. Вы знаете, что они хотят сделать?
Если бы Авардан обладал способностями, появившимися у Шварца, он отчетливо почувствовал бы борьбу в его сознании. Тем не менее он инстинктивно понял, что пришло время сделать передышку.
Шварц был тронут. Все эти планеты обречь на смерть… На мучения и гибель от ужасной болезни… Наконец, был ли он землянином? Просто землянином? В молодости он покинул Европу и отправился в Америку, но не остался ли он тем же человеком, несмотря на это? И если после него люди покинули больную и израненную Землю и отправились в заоблачные миры, стали ли они в меньшей степени землянами? И принадлежала ли им вся Галактика? Разве не были они все потомками его и братьями?
— Хорошо, — с трудом выговорил он. — Я с вами. Чем я могу помочь?
— Как далеко может проникнуть ваше сознание? — нетерпеливо спросил Авардан, как будто боясь, что этот человек передумает вновь.
— Не знаю. За дверью кто-то есть. Наверное, охрана, я думаю, что смогу достичь даже улицы, но чем дальше, тем менее отчетливым становится контакт.
— Естественно, — сказал Авардан. — А что с секретарем? Можете вы его найти?
— Не знаю, — пробормотал Шварц.
Пауза… Минуты тянулись невыносимо.
— Ваши мысли мне мешают, — проговорил Шварц. — Не смотрите на меня. Думайте о чем-то другом.
Они попытались. Еще одна пауза. Потом:
— Нет, я не могу, я не могу.
— Я могу двигаться чуть-чуть, — с робостью воскликнул Авардан. — Великая Галактика, я могу пошевелить ногой… Ох! — каждое движение было таким неуклюжим.
— Как сильно вы можете травмировать человека, Шварц? — спросил он. — Я имею в виду можете ли вы проделать это сильнее, чем только что со мной?
— Я убил человека.
— Убили? Как вы это сделали?
— Не знаю. Это получилось само собой. Это… Это… — Шварц выглядел комически в своей попытке выразить невыразимое.
— Хорошо, а можете вы справиться сразу больше чем с одним противником?
— Я не пробовал, но думаю, что нет. Я не могу читать мысли двух людей одновременно.
— Он не может убить секретаря, Бел, — вмешалась Пола. — Ничего не получится.
— Почему?
— Как мы выберемся отсюда? Даже, если мы застанем секретаря одного и убьем его, сотни людей будут ждать нас снаружи. Ты об этом подумал?
Однако ее прервал хриплый голос Шварца.
— Я нашел его.
— Кого? — воскликнули все трое. Даже Шект напряжено вглядывался в него.
— Секретаря. Кажется, это его мысленный контакт.
— Держите его. — Авардану удалось повернуться набок за время своих попыток убедить Шварца, и сейчас он рухнул с плиты, ударился о пол и тщетно пытался подняться, опираясь на свои полупарализованные ноги.
— Выжмите его, Шварц. Выдавите столько информации, сколько возможно.
Шварц напрягся до головокружения. Он сжимал и отпускал щупальца своего мозга, вслепую, неуклюже, как младенец, вытягивающий неуверенные руки за предметом, которого не может достать. Пока наконец он не достал то, что смог найти, и теперь смотрел… смотрел…
С трудом, напрягшись, он произнес:
— Триумф! Он уверен в успехе… Что-то насчет космических ракет. Он отправил их… Нет, не отправил. Он собирается их отправить.
— Это автоматически управляемые снаряды, несущие вирус, — простонал Шект. — Они направлены на разные планеты.
— Но где они хранятся, Шварц? — настаивал Авардан. — Ищите, ищите…
— Здание… Я не все понимаю… Пять концов — звезда — название — Слу — кажется…
— Это оно, — вновь вмешался Шект. — Клянусь всеми звездами, это оно. Храм в Сенлу. Он со всех сторон окружен радиоактивными ловушками. Никто, кроме Старейших, не может туда войти. Это возле пересечения двух больших рек, Шварц?
— Не могу… Да-да-да.
— Когда, Шварц, когда? Когда они будут отправлены?
— Я не мог разобрать день, но скоро, скоро. Его ум переполнен этим… Очень скоро. — Он, казалось, изнемогал от усилия.
Авардан наконец с трудом, пошатываясь, оперся на руки и колени.
— Он идет сюда?
— Да. Он возле двери.
Дверь открылась.
Голос Балкиса был исполнен холодного торжества:
— Доктор Авардан! Не лучше ли вам вернуться на свое место?
Авардан взглянул на него, полностью сознавая нелепость своего положения, однако ответить было нечего, и он молчал. Он медленно опустился на пол и остался в этом положении, тяжело дыша. Ах, как ему хотелось броситься на Балкиса и выхватить оружие у противника…
Со светящегося мягким светом флексипластового пояса секретаря, слегка покачиваясь, свисала не нейроплеть. Это был настоящий бластер крупного калибра, способный мгновенно разнести человека на атомы.
Секретарь разглядывал лежащую перед ним четверку со злобным удовлетворением. Он делал вид, что не обращает внимания на девушку, но с остальными было все ясно. Здесь был предатель — землянин, агент Империи и таинственное существо, за которым они следили два месяца. Были ли у них сообщники?
Конечно, существовал еще Энус и Империя. В лице этих шпионов и предателей были отсечены их руки, но где-то еще оставался действующий мозг, который мог выслать новые руки.
Секретарь стоял в непринужденной позе, скрестив руки на груди, презрительно игнорируя возможность нападения на него. Голос его был спокоен и мягок.
— Необходимо внести в наши отношения ясность. Земля находится в состоянии войны с Галактикой, пока еще не объявленной, но тем не менее войны. Вы — наши узники, и с вами будут обращаться соответственно сложившейся ситуации. Принятая кара для шпионов и предателей — смерть…
— Только в случае официально объявленной войны, — яростно прервал его Авардан.
— Официальной войны? — переспросил секретарь с почти нескрываемой насмешкой. — Что такое официальная война? Земля всегда находилась в состоянии войны с Галактикой, независимо от того, объявили мы об этом или нет.
— Не спорь с ним, — проговорила Пола, обращаясь к Авардану. — Пусть скажет то, что хочет, и покончим с этим.
Авардан улыбнулся ей. Это была странная судорожная улыбка, потому что в то же время он, совершив неимоверное усилие, поднялся на ноги и остался стоять, тяжело дыша.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
