– Точнее, мисс Паржизек, кому вы доверяете – республиканцам или демократам?
Тетушка Каролина нахмурилась еще больше.
– Не слыхала я о таких партиях, – ответила она наконец. – Прежде чем говорить, кому из них я верю, мне бы хотелось знать, что хорошего они для людей сделали.
– Республиканская партия гарантирует народу высокий жизненный уровень, – с достоинством сказала миссис Компсон. – В порядке информации я могу сообщить вам, что в ней состоят мужья всех членов нашего клуба. И мой покойный муж, Генри Компсон, тоже был примерным республиканцем.
Тетушка призадумалась.
– Какой хотите партии, такой и верьте, – наконец вымолвила она. – Кабы я могла давать вам советы, сказала бы: не очень-то слушайте, что какая-нибудь партия обещает. У нас в Глубочепах жил один судейский чиновник, звали его пан Чумпелик, так ему сулили высокий жизненный уровень восемьдесят три партии. Пан Чумпелик был из тех людей, которые любят справедливость, – недаром в суде служил; вот он и решил, что будет голосовать за все восемьдесят три партии сразу. Семьдесят два года тянул он лямку в суде, на шее у него было семеро непристроенных детей. Он надеялся таким путем обеспечить своим потомкам будущее. А когда ему сказали – так делать нельзя, по закону можно голосовать только за одну партию, он до того расстроился, что пытался руки на себя наложить. Немалого труда стоило отговорить его от этого намерения. Наконец он додумался: чтобы узнать, где правда, надо всякий раз на выборах голосовать за новую партию!.. Выборы проводились через каждые четыре года, а партий было восемьдесят три: выходило, что ему надо прожить на свете еще сто пятьдесят два года, и тогда уж он убедится, какая самая справедливая. Но пан Чумпелик был настойчивым человеком, он от своего не отступал и, вполне возможно, добился бы, чего хотел. Да вот беда, этот ветеран юстиции преждевременно умер в возрасте ста семи лет, как раз в ту минуту, когда готовился отдать свой голос за республиканско-демократическо-прогрессивную партию, выдвинувшую проект выращивания брюквы во Вшетатско-Кралюпском крае. На ее программу он возлагал самые большие надежды. Из этого, мои голубушки, вы можете понять, что и самые лучшие обещания – вещь ненадежная.
Тетушка Каролина с видом победителя огляделась вокруг и добавила:
– Если я могу вам быть полезной еще каким-нибудь советом, пожалуйста, спрашивайте!
Взгляды миссис Компсон и ее подруг снова встретились. В этих взглядах отражалось глубокое смущение. Тем не менее миссис Компсон, в характере которой было что-то от пана Чумпелика, решила продолжить следствие.
– Еще несколько вопросов, мисс. В каких кругах вращались вы у себя на родине? В промышленных или исключительно торговых?
– Скорее в промышленных, – ответила тетушка после краткого раздумья. – К примеру, пани Яноушкова была вдовой железнодорожника и вышла замуж опять же за слесаря. А пан Микулка, с которым я тоже была не прочь перекинуться словечком, работал на «Татре». С другой стороны, я и торговых кругов не чуждалась. Взять хотя бы пана Маулиса, чья лавочка как раз напротив костела, – во время войны я продавала ему лук из своего садика, тогда в нем была большая нужда. И Арношт не возражал…
– Кто это Арношт? – спросила миссис Компсон, и в голосе ее послышалась некоторая напряженность.
– Арношт Клапште был моим нареченным, сударыня. Только его уже нет в живых, – добавила тетушка грустно.
Миссис Компсон нисколько не растрогало это сообщение.
– Какова его специальность? – спросила она резко.
– Сначала Арношт ездил на двадцать первом трамвае, он был кондуктором в прицепном вагоне, да там не оценили его талантов. Тогда он пошел машинистом на буксирный пароход. «Эх, видно, не слезть мне с буксирного транспорта», – говаривал он, бывало. Да это в шутку… Арношт любил и ту и другую работу…
– Благодарю, – отрубила миссис Компсон, будто острое лезвие гильотины упало на плаху. – Значит, вы в основном встречались с лавочниками, рабочими и кондукторами трамваев. Последний вопрос, мисс Паржизек. Где вы храните ваши капиталы?
Миссис Компсон сопроводила свои последние слова ласковой улыбкой. Улыбкой Горгоны. Улыбкой судебного исполнителя, явившегося описывать последнюю кровать. Это была улыбка палача, решившего сократить осужденному муки ожидания. Но тетушка Каролина истолковала эту улыбку по-своему. В доброте своего сердца она подумала, что миссис Компсон беспокоит, не лежат ли ее сбережения в каком-нибудь ненадежном месте. Ей было очень приятно, что она может рассеять опасения миссис Компсон.
– В Кампеличке,[9] – с готовностью ответила она. – Да я, голубушка, этим голову себе не морочу. Если у человека на книжке лежит двенадцать сотен крон, тут как ни крути, а больше чем эти двенадцать он потерять не может. Слава богу, я всегда могу себя обеспечить, попрошайничать не стану. Понимаете, оно ведь не мешает, когда человек знает семьдесят шесть языков. Немало учеников прошло через мои руки за двадцать лет!..
Могло показаться, что тетушка Каролина собралась погрузиться в воспоминания. Но она быстро очнулась.
– Ну, а теперь ближе к делу, сударыни, – сказала она решительно. – Я вижу, у вас ко мне больше вопросов нет, да и мне самой в голову не приходит, что еще вам рассказать. Думается, теперь пришел мой черед спрашивать, должна же я иметь понятие, что это за общество. Оно всегда неплохо, когда человек знает, с кем водится. С финансами у вас вроде все в порядке. Только это еще не самое главное. А вот какие планы у вашего общества? Интересно, здоровые ли у него основы?..
У нас перед войной дочка учителя, девица Винтишкова, основала общество просвещения собак. В нем состояли самые лучшие, интеллигентные дамы; можно было надеяться, что собак ожидает радостное и счастливое будущее. «Наукой установлено, – заявила девица Винтишкова на открытии общества, – что собаки – самые благородные животные. Вполне возможно, они даже понимают наш язык. Представьте себе, сударыня, каково приходится псу, если при нем калечат чешский язык, неправильно произносят окончания причастий прошедшего времени, а иногда даже допускают вульгаризмы. Я предлагаю, чтобы пред лицом этих бессловесных тварей мы обещали очистить от недостатков нашу речь и нравы; своим примером мы должны содействовать поднятию культурного уровня собак. В дополнение к своему проекту я бы предложила ввести в программу собачьего обучения музыку, пение и декламацию стихов наших лучших поэтов, что, разумеется, обогатит духовную жизнь этих благородных созданий».
Какая прекрасная и возвышенная задача, не так ли?! А теперь посмотрите, милые мои, как все плохо кончилось.
Это случилось на первом же собеседовании, организованном дамами для своих любимцев. Во время чтения стихов Кветослава Ранди-Пучицкого «Болтунья луна» болонка жены старшего городского советника Вовсова и пудель жены старшего ревизора Жогоуркова по кличке Муфин сильно повздорили. Болонка посчитала эти стихи за любовную лирику и принялась жалобно скулить, а Муфин нашел в них элемент нездорового натурализма и дико завыл. Катастрофа разразилась во время чтения заключительных строк:
Луна лопнула, как зрелый нарыв.В скрипучей гондолеВенеру обнимал Сириус.Где вы, о божественные фурии,Печенкуу меня,Прометея,вырвавшие?Вы, издающиеСвоикосмически-победныеклики?
При слове «печенка» в дискуссию вмешался сенбернар жены чиновника Рамбоушкова: он укусил болонку. После этого началась всеобщая потасовка. Напрасно девица Винтишкова пыталась успокоить собачек чтением статьи Болемира Янды-Светнинского «Критика как самое прекрасное из искусств». Было слишком поздно. В свалке погибло больше половины псов… А теперь вам, сударыни, самим видно, – закончила свою тираду тетушка, – что получается, когда основывают какое-нибудь общество, хорошенько не подумав. Если я правильно поняла, ваше почтенное содружество хочет помогать людям. Только правда ли это?..
Тетушка Каролина не собиралась обижать жриц. Ее последние слова были отражением горьких сомнений простого человека, который встречается с добрыми делами богатеев разве только на страницах календаря или когда, закрыв глаза, силится вообразить себе нечто подобное.
И если миссис Компсон еще полчаса тому назад имела намерение поскорей отделаться от тетушки, то во время тетушкиного рассказа о собачьем просветительном обществе это намерение сменилось бесповоротным решением. Однако тон последней фразы тетушки, бравшей под сомнение благородные цели клуба, так не понравился ей, что она на некоторое время отложила свое решение.
– Я прощаю вам этот странный вопрос, мисс Паржизек, – сказала она с достоинством, – и объясняю его невежеством человека, живущего, по всей очевидности, в совершенно нецивилизованном обществе. Членами клуба жриц состоят лучшие дочери нашей страны. В нашем уставе сказано, что члены клуба обязаны ежедневно совершать одно доброе дело. А наш устав – святыня для каждой из нас.
