я, наверное, Василиса Тимофеевна. Спасибо за помощь! Ты когда на службу-то?
— Послезавтра.
— Надеюсь, увидимся, — улыбнулся я, наклонился и подхватил папку со стола. — проводишь?
— Да уж, конечно, — все еще тревожно косясь на меня, ответила Василиса, поднимаясь. — Лесаков, с тобой точно все в порядке? Голова не кружится? Не тошнит?
В девушке неожиданно резко проснулась профессиональная медсестра. Да и не мудрено, я глянул на свое отражение в окне и сам забеспокоился. Лицо перекосило, глаза вытаращенные, волосы взъерошенные. Эк меня прибило новостью про Нину. Теперь становилось вдвойне интересней, что за мужик приезжал за невесткой Кузьмича на машине, и о чем они спорили. Или все-таки ругались?
— Лесаков… Ау… Леша! — прохладная ладошка легла на мой разгоряченный лоб, я вздрогнул и вынырнул из своих мыслей. — Так, у ну-ка присядь! — скомандовала Василиса, сурово глядя в мои глаза.
Я моргнул, раз, другой, прогоняя вязкий туман из головы, сфокусировался на Васёне и постарался улыбнуться широко и радостно. Вышло, видимо, не очень. Расслабленная девушка исчезла, и на её место заступил медработник.
— А ну-ка, сядь, я сказала! — безапелляционно рявкнула Василиса Тимофеевна, осторожно развернула меня лицом к беседке и потянула к стулу.
— Да ладно тебе, Вась, что я, маленький что ли, — попытался вырваться из крепкого захвата, но не тут-то было. — Да все со мной в порядке! Честно! Просто жарко! Не выспался, перенервничал в комитете, вот и все. Накрыло отходняком. Так сказать отсроченное действие шока. Или как там у вас у медиков это называется.
Короче, сопротивление мое погасили на корню. Василиса усадила меня на стул, приказал не вставать и ушла в дом. Через минуту вернулась зачем-то с градусником и стетоскопом.
— Да что ты, в самом деле, Василиса Тимофеевна, — заворчал я, не скрывая досады: честное слово и смех, и грех! — Носишься со мной как курица с яйцом! Здоров я!
М-да, профессионализм наших медиков растет день ото дня на глазах у изумленных пациентов. Кто б меня слушал! Василиса отработанным движением сунула градусник мне под мышку, велела зажать и держать. Затем всунула в уши оливы*, подхватила мою руку, приложила прохладную головку аппарата к венам на сгибе локтя, велела заткнуться и сидеть, не шевелясь.
Через минуту озадаченная девушка закончила мерить мне давление, буркнув «все в норме», еще раз приложила ладошку к моему лбу, нахмурилась, повторила приказ сидеть на месте ровно и снова ушла в дом. Когда вернулась, стетоскопа на ней уже не было.
— Все, можно уже? — театрально громко вздохнул я, закатывая глаза.
— Здоровый лоб, а ведешь себя как маленький! — рассердилась Василиса. — У тебя Лесаков, между прочим, сотрясение мозга! А ты то шляешься непонятно где, то по пожарам носишься, как угорелый, то органы за тобой приходят с утра пораньше! О каком выздоровлении может идти речь? Заработаешь осложнение, а нам потом лечи!
Я протянул Василисе градусник, а затем, неожиданно для самого себя, притянул ее к себе, крепко прижав к груди. При этом мой подбородок уперся аккурат в ложбинку, а глаза невинно таращились на растерявшуюся девушку.
— Пус-сти! — упершись ладошками в мои плечи, Василиса сделала попытку вырваться. — Пусти, сказала!
Я медленно разжал руки, выпуская хозяйку из захвата. Ну, а что, ей можно, а мне нельзя?
— Вот дурак, ну дурак же! — фыркнула Василиса, косясь то на меня, то на градусник. — Здоров! Свободен!
— Так точно, товарищ медсестра! — дурашливо гаркнул я. — Спасибо, Васён, — я окинул девушку нежным взглядом, отчего она смутилась еще больше, но быстро взяла себя в руки. — Спасибо за все, — я подхватил папку и остановился, ожидая, когда хозяйка пройдет вперед, чтобы выпроводить нахального гостя.
Моя дурацкая шутка с объятиями имела неожиданное продолжение. Василиса никак не могла придти в себя. Щеки чуть зарумянились, грудь высоко вздымалась, никак не желая успокоиться. В женских глазах появилось что-то неуловимое, но такое соблазнительное.
Знал я этот взгляд, когда женщина решает для себя — да или нет. Но с Василисой меня точно ждал полный облом. Тут тебе не там, тут родной и любимый Советский Союз, в котором секса нет, но он есть. А вот моральные принципы и прочая психология цветет махровым цветом.
У Василисы Тимофеевны точно давно никого не было, оттого и такая бурная реакция на крепкие мужские объятья. Вот только я в роли кавалера не подхожу, больно молод с её точки зрения. Как говорится, и хочется, и колется, и совесть не велит. Съест потом себя поедом, что пацана зеленого совратила.
Ну да ладно, дурканул я не со зла, продолжения мне не нужно. У меня при необходимости вроде есть с кем покувыркаться. А с учетом последних новостей однозначно нужно наведаться в гости в ту уютную квартирку и попытаться выяснить у Нины, за каким чертом она сняла меня на пляже. До этого момента я был уверен — случайность. Теперь все предстало в другом свете.
Василиса, наконец, сделал свой выбор, женская грудь в вырезе халатика разочаровано колыхнулась, принимая решение хозяйки, и девушка пошла к калитке. На узкой тропинке мы едва разошлись, когда я пытался выйти на улицу. Васёна судорожно вздохнула и прикусила нижнюю губу, втянула в себя всё, что втягивалось, пропуская меня и стараясь не прикасаться.
А во мне словно черт поселился. Протискиваясь мимо такой шикарной девушки, я не удержался, быстро наклонился и легко поцеловал её в губы. Василиса ахнула, прикрыла губы ладошкой, а потом попытался отвесить мне подзатыльник. Я счастливо рассмеялся, словно нашкодивший школьник, выскочил со двора, послал взволнованной медсестре воздушный поцелуй, услышал возмущенное: «Ну, погоди у меня!» и потопал в больницу.
Игривое настроение пропало почти сразу, едва я увидел дом, возле которого утром стояла Нина.
Постоять, подождать, последить что ли? А сели она в гостях была? Весь день насмарку, а у меня дел невпроворот, точнее, одно, но очень важное. Папка с архивами Федора Васильевича буквально жгла руки, так хотелось доизучать документы. Может, повезет, и найду что-нибудь на Пруткова или даже на себя и своероство с архивариусом.
Меня все еще терзали смутные сомнения, и рассказ мичмана о подкидывании детей и прочей Санта-Барбаре казался нелепым. Хотя жизнь такая штука, что порой сюжеты книг кажутся банальными и пресными по сравнению с фортелями, которые подкидывает судьба. Далеко ходить не надо, вот он я в семьдесят восьмом году в чужом теле.
Я вздохнул и потопал дальше, решив не терять время даром, не светиться в чужом дворе. Случайно, но я узнал, что Нина — невестка Сидора Кузьмича, отсюда и буду плясать в своих размышлениях. Черт,
