- Если бы не сестренка, махнул бы с тобой на целину, братишка, - говорил он мне, расставаясь, - одна осталась она у меня на Полтавщине. Ждет не дождется, когда я приеду и заберу ее из детдома. Такая егоза, а какая умница и красавица, если б ты ее увидел, сразу б влюбился по уши. А как поет и пляшет - одно загляденье. Красавица, скажу тебе, какой в целом мире не сыщешь. Вот если б вас спаровать, идеальная пара голубков могла бы получиться. - А как ее зовут? - поинтересовался я. - Оксаной кличут... - Опасайся плениться красавицей, друг! Красота и любовь - два источника мук, сделав незначительную паузу, процитировал я из Омара Хаяма и горделиво добавил, - я господин, а не раб своих желаний... - Без муки и радости сердца пустяшная была бы жизнь, так-то братишка, грустно ответил он, прижав меня к себе за плечо на прощанье... Подхожу я к вокзалу - и боже мой - что я вижу! У вокзала целая кутерьма. Кругом кричат, шумят, бегают. С трудом пробрался до вывески расписания поездов, и тут оптимизм мой стал меркнуть. Билеты были все проданы и никакой тебе перспективы заполучить билет даже в ближайшем будущем. "Что делать? - завертелось у меня в голове - возвращаться домой всегда не поздно, еще успею"... Дай, думаю, повременю немного, авось повезет, иначе прокол с учебой выходит. Что дома тогда скажу друзьям, Юсупу, Исмаилу? Что, спасовал перед трудностью? Ерунда! Они меня поймут и никогда не оскорбят таким подозрением, знают, что я для этого сделал бы все возможное, как бы мне не было трудно. Пока я размышлял, что мне делать дальше, по радио объявили посадку на Петропавловск. "А что если попытать счастья ей окошка кассы, а у дверей вагонов поезда", - точно прилепилась ко мне эта дерзкая мысль... Кто с чемоданом и сумою в руках, кто с узлом на плече втискивались с трудом в узкую дверь будто игрушечных вагончиков, показывая на ходу свои билеты проверяющему кондуктору. Нескончаемым потоком люди шли и шли к вагонам. Не понятно было мне, то ли провожающие были это все, то ли такие же как я горемыки, безбилетники, твердо верившие в свою звезду. Ведь надежда уходит последней. - Эй, хаволя, - позвали меня по - чеченски. Я оглянулся на голос окликнувшего и увидел поодаль стоявших трех пацанов-шаромыг. Я подошел к ним и спросил: - Зачем звали? - Ты чеченец? - уточнили они. - Какой ваш дел? - на чеченский манер ответил я. - мы не спрашиваем, кто тебя делал, Нохчи! - шаблонно сострили они. И с наглым высокомерием заявили мне: - Если поедешь с нами на верхотуре вагона, будешь плясать нам лезгинку, чтобы скучно не было! - Перебьетесь и так, балбесы, - зло отрезал я, переходя на угрозу, - если кто из вас туг на ухо, тому я сейчас прочистку перепонок сделаю, чтобы в другой раз правильно расслышал и не косоротил чужую речь. - Да ты задиристый, злой. Видит бог, мы не хотели тебя обидеть. Мы хотели помочь тебе, а за шутку не обижайся, извини, брат, и скажи-ка лучше нам, как ты собираешься ехать? Если не с нами, то где же? В поезде что ли? уже по-человечески стали разговаривать они со мной. Вместо ответа я подошел к проводнику, который уже поднимался по лестнице в свой вагон, и обратился к нему со следующими словами: - Дядя, возьмите меня до Петропавловска. У меня нет ни билета, ни денег, но мне надо ехать учиться. Проводника удивила моя божественная искренность и, не раздумывая, он подал мне знак, чтоб я следовал за ним. - Вот, видите, мир не без добрых людей, - обернулся я к уголовникам, шустро вскакивая на подножку тронувшего поезда. Закрыв за мной дверь на ключ, кондуктор проводил меня в вагон, говоря: Располагайся, сынок, где посвободней! Да поглядывай, чтоб ревизоры тебя не накрыли, ненароком, сразу высадят, да и мне тогда попадет, - по отцовски предупредил он меня. Не беспокойся, отец. На этот счет у меня прирожденной чутье. Любую опасность чую заранее - привычка, - обнадежил его я, после чего между ними завязался диалог знакомства. - Я верю тебе, парень. Видел, как ты давеча на станции смело разговаривал с тремя шармачами. У тебя, небось, трудная была жизнь, а, безотцовщина? - Да, не сладко жилось. Но теперь мне полегче. Я подрос, многому уже научился и сдачи могу любому сдать, если меня кто тронет. - А силенки у тебя, если глядеть по твоему обличию, совсем ничего. - Силенка не в массе тела, отец, а в навыке, и выучке! - Знаю, знаю! Сам в разведроте служил в войну. - Что, владеешь боксом, самбо?! - Да и тем, и другим. - А где же ты всему этому научился, скажи мне на милость. - Да у одного своего дружка чеченца-абрека. Он меня еще и джигитовке, и фехтованию, и плаванью учил несколько лет подряд, пока я не уехал. - Ну, в добрый путь, не буду тебя больше задерживать, вижу, устал ты, иди отдыхай, да и мне пора обязанностями своими заняться... Мы с тобой еще потом покалякаем. Ты сразу мне приглянулся: в твоих глазах нет ни злобы, ни страха, а только больная тоска по праведной жизни. Это-то нас с тобой и роднит. Кабы все были такими, славное было б житье... Кумекаешь, оголец, почему оно плохое? - переходя на шепот, спросил он меня. - Кумекаю! - также тихо ответил я, кивнув головой. Пройдя почти половину плацкартного вагона, я не обнаружил ни одного человека, который бы захотел чуток потесниться ради меня. Все были чем-нибудь да заняты или делали вид, что заняты, только для того, чтобы ни с кем и толикой не поступиться от своего приобретенного за деньги комфорта. Но вот, обшарив глазами еще несколько отсеков вагона, я обнаружил в одном из них целую компанию шулеров, яростно сражающихся в карты, а на краю скамьи сидел вальяжного вида человек с гитарой в руках и выдавал удивительные мелодии. Их разнотембровые звуки были очень приятны и сладостны для слуха и души моей. Завороженный этими звуками, я невольно прислонился к стойке того отсека и все время, пока он играл, не сводил глаз с гитары, ни о чем не думая, никого не замечая, отдавшись весь во власть чарующим переливным звукам музыки. Когда он перестал играть, вроде бы даже как и в вагоне стало немного темней, будто мы въехали куда-то в тоннель... - Что открыл рот, никогда не видел как играют на гитаре, что ли? - спросил меня гитарист. - Никогда! Уж больно красиво звучит! Словно в ней какой шайтан внутри сидит и волшебными звуками то пьянит радостью душу, то заставляет страдать ее плакать, - запальчиво ответил я. - Какая там нечистая сила - это мои пальцы рождают таки звуки, а мелодии, которые я играл, сочинили великие музыканты и композиторы. Польку сочинил виртуоз-гитарист Соколов, старинный романс "Две гитары" - детище Апполона Григорьева, знаменитого русского поэта и гитариста. А.Чардаш - цыганского гитариста Монти, каприс №24 - непревзойденного короля скрипки и гитары Николы Погании, - по учительски стал разъяснять он. - А долго ль этому надо учиться, - наивности моей не было границ. - Целую жизнь, - был ответ. - "Если б у меня было две жизни, я бы их обе посвятил этому божественному инструменту, потому что излучаемые гитарой звуки для меня - неземные звуки. Для меня они, что райская песня песней", - пророкотал я глухим воcпаленным голосом. - Так что же ты не купишь ее и не научишься играть, если денег нет купить в магазине, вон возьми да выиграй ее в карты вон у хозяина, - шутя предложил он, все равно владелец на ней играть не умеет, да и не хочет научиться. - Я согласен поставить ее на кон, - вклинился в разговор хозяин гитары. - Пусть ставит и он свой вещьмешок, если денег нет. Вот будет потеха как проиграет. Небось плакать начнешь, желторотик? - оскаблился злорадно лет тридцати мордастый детина. - Вынужден разочаровывать ваши ожидания, - ответил я ему, - ни плакать, ни проигрывать я не умею, так что смеху не будет, а вот гитару свою точно проиграешь - для меня это не трудно, - предупредил я бахвала. - садись, садись, посмотрим, на что ты годишься, - зашумела подпитая компания. Я сел, прокинули талью, мне выпали тройка, семерка, туз. У него - перебор! - Что я тебе говорил - не послушал! Теперь - баста! гони гитару! нарочито громко произнес я и встал. - Может, еще на что-нибудь сыграем? - подавая мне гитару, пробубнил ее бывший хозяин. - увольте, я не искушаю судьбу дважды: жадность фраера губит, тоном бывалого человека произнес я снисходительно добавил: - а если жаль ее тебе, то могу и вернуть, я добрый человек, гуманный!!! - Никаких вернуть! - зашумели вокруг, - что упало, то пропало. Он малое дите, что ли? - кричали одни. - Садись-ка вон на лавку, где свободное место и учись, парень, как брать аккорды, - предлагали другие. Я поблагодарил всех за добрый совет и начал осваивать с азов игровую премудрость в тиши коридора... Я был благодарен судьбе за представившуюся возможность мне самому, своей еще не умелой рукой извлекать гитары волшебные звуки, за те первые дребезжащие аккорды гитары, которые помогали пройти мне духовное самоочищение, которые и были, что душ для души, отрадой для сердца, защищавшие меня и потом, уже зрелого мастера музы от пошлости и жестокости окружающего мира... Спать мне пришлось на полу под лавкой. Это хотя и унижало мое человеческое достоинство, зато было безопасно. В случае чего, при проверке билетов, меня бы там никто не застукал. Положив под голову свой тощий вещьмешок, я всю первую ночь провел в позиционной настороженности. Уж очень я боялся подвести кондуктора: давши слово - крепись, а не сдержавши его, что трус, говорят в народе. Домашнего воспитания в детстве я ни какого не получил. Воспитывался сам по себе - по книгам религиозно-этического и философско-романтического плана, в лучших традициях русского аристократизма, что во многом благоприятно способствовало моему духовному росту и развитию. Для меня слово чести и долг чести значило всегда очень многое... Я не причастен к святости, но всякую глупость - ложь, лицемерие, жестокость - ни в какой степени не приемлет моя душа. Как с вершины огромной горы я смотрю на больное рассудком печальное человечество, и вижу как трудно стать в нашем обществе по-настоящему честным человеком! Недаром в индусской дхаммападе говорится, что не было и не будет, и теперь нет человека, который достоин только порицаний или только похвалы, потому что умный живет среди глупцов, а честный среди негодяев - так можно ли уберечься от того и другого? И пошло, и поехало у меня в голове. Плохие и вредные дела делать легко, а что хорошо и полезно, - делать в высшей степени трудно. одно полустишье, услышав которое люди становятся радостно беспокойными, лучше тысячи стихов, составленных их бесполезных слов. Легко увидеть грехи других, свои же, напротив, увидеть трудно! Нет знания у того, кто не размышляет. Всякий, кто во всей полноте познает возникновение и разрушение элементов, он, знающий это бессмертие, достигает радости и счастья. Не сделанное, лучше плохо сделанного. Здоровье - величайшая победа: удовлетворение - величайшее богатство. Яд не повредит - не имеющему ран; кто свободен от привязанностей, тот сам себе господин, тот сам себе путь, - перебирал я в памяти, смежив глаза, религиозно-этические изречения из раннего буддизма. Заиграло радио, возвещая пассажирам, что наступило время пробуждаться. Я тихонько вылез из своего укромного "убежища", чтоб никто не заметил моего там позорного почивания. Взял с собой свои нехитрые пожитки и прошмыгнул в тамбур. Там я неожиданно наткнулся на своих вчерашних знакомых, сидящими скорчившись на полу с красными от бессонницы веками. - Вот какой молодец и гитарку гдей-то уже спер! - восторженно встретили они меня. - Как ты ее прихватил? - стали они спрашивать меня. И я в свою очередь не удержался от расспросов: - Говорили на верхуторе поедем, а сами сюда забрались! Эх, вы бродяги! Черти безбилетные! - Знаешь, браток, ночью там такой дубильник - холодина страшенная. А твой проводник ничего, добрый дяденька! Он и нас не шугает, не то, что другие... А играть-то умеешь? - Сыграй чего-нибудь, все будет веселее! попросили они после того, как узнали, каким макаром я ее раздобыл. - А не шугнут ли нас здесь, братцы-кролики! Давайте-ка лучше переберемся на вагон. Уж там-то наверняка никто не помешает нам устроить настоящий концерт, - предложил я. - Короче, надо сматываться поскорее отсюда. Не ровен час, ревизоры могут застукать, они всегда в это время устраивают проверку, - поддержал меня один из них. Дверь наружу была не заперта по причине всем известной: уголовная шантропа пользовалась самодельной отмычкой не хуже, чем проводник своим заводским ключом, когда этим джентельменам удачи нужно было попасть в вагон или выбраться из вагона. По очереди друг за другом прямо на ходу мы забрались на вагон, где и примостились как голуюи на кромках двух смежных крыш вагонов: двое с одной стороны, двое с другой напротив друг друга, опустив ноги на соединительный гофрированный кожух, наподобие мехов гармошки. Свежий осенний ветер беспощадно трепал наши легкие одежды, а крупинки от шлака из трубопаровоза непрерывно атаковали наши бедные глаза, однако такая бескомфортность нисколько не омрачала нашего настроения. Нам хотелось петь, плясать, беситься и буйствовать. К тому же у нас была гитара, и хотя я знал всего-то три аккорда, однако этого было вполне достаточно для примитивного аккомпанирования многих наших песен, менялись лишь ритм удара по струнам. Особенно приглянулась нам одна плясовая забубенная песня, мы пели ее хором под ритм лезгинки. Это была чеченская застольная, которую я когда-то сочинил для Исмаила в подарок ему на свадьбу. Вот ее текст: Что вы, братья, приуныли, Буйны головы склонили. Распрямитесь, прибодритесь! Горы горя не уменьшишь, Солнце в небе не заметишь. Пейте, пойте дружно, веселитесь! Асса! Ирса!

1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 67

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Под черной звездой - Петр Францев бесплатно.

Похожие на Под черной звездой - Петр Францев книги

Оставить комментарий