живопись молодых питекантропов мало, в сущности, отличалась от их повадок сорок лет назад.
Лифт, против ожидания, послушно стоял внизу и, несмотря на стойкий запах мочи и кошек, кряхтя потрюхал наверх. Пятьдесят восьмая квартира с коричневой хлипкой дверью находилась прямо около лестницы, и эта самая дверь глухо вибрировала от равномерного гула.
«О! Он «темно-красным звучанием» увлекается? — развеселился Бисер, — Дальше уже только инфрачастоты. Только это опасно для нежной юной нервной системы.»
«А чего это ты, братец, как погляжу, парня заранее не любишь? — спросил он себя. — Так это я за Катьку обиделся. Но надо быть справедливым. Поглядим!»
Он собрался позвонить, как вдруг из окна на лестнице дунул ветер. Звякнула рама, и плотно закрытая дверь отворилась сама. Бисеру стало не по себе. Он несколько секунд поколебался, потом решительно переступил порог короткого коридора и в изумлении остановился.
В квартире неожиданно сделалось тихо. Вся однокомнатная хоромина с дурацкой планировкой открылась как на ладони.
Окна без занавесок. Грязный давно не метённый вытертый линолеум, а на нем: пустые бутылки, банки и хлам. Сквозь открытую дверь в кухне видна убогая плита с кастрюлькой и чайником. На стульях, мятая одежда.
Фу, экая мерзость запустения, хотя, в комнате были всюду разбросаны книги. Они стояли на обшарпанных полках на полу, лежали стопками по углам, громоздились на письменном столе у компьютера с плоским экраном, выглядевшим, в этой берлоге до странности современно.
Общей картине не отвечал только один уголок. В кухне у раковины лежала чистая подстилка, а рядом — новенькая обливная миска с милой собачьей мордой на блестящем боку. Рядом стояла плошка с водой.
«Собачья миска? А где сам зверь? Он должен залаять, — напрягся Кирилл. — Или хорошо вышколенная тварь меня впустит по инструкции, а дальше, ну это как повезёт. Либо сразу разорвёт. Да-да, и съест тебя без соли! Она голодная! Балбес ее не кормит!
«Слушай, Кирилл Игнатьевич, — продолжил он диалог с самим собой, — как-то нелогично выходит. Не кормит, а миска тогда зачем?»
Шорох прервал эти жизнеутверждающие размышления. Он слышался из-за полузакрытой двери, защищавшей правый угол комнаты от нескромного взгляда.
«Ну вот и сторож! Не издал ни звука, скотина! Теперь по всем правилам науки я должен стоять без движения и смотреть в сторону, поза покоя и покорности.»
— Щен, где ты, собачина? Холодно!
Раздался вдруг из-за двери недовольный простуженный голос. Кирилл вздрогнул. Он тут же, ни слова не говоря, вошёл в комнату и толкнул дверь в сторону.
На полу между окном и стенкой на надувном матрасе лежал на боку парень, укрытый серым одеялом. В его спутанных рыжих волосах выделялись чёрные полушария наушников.
«Смотри-ка, «Sennheiser», не мудрено, что не слышит ни хрена. Деньги у паршивца есть. Одни наушники стоят полторы сотни баксов.» Бисер присмотрелся и заметил на груди молодца, плоский белый небольшой прямоугольник с дисплеем и регулятором в виде колёсика. Лихо, а к ним плейер «iPod», считай, еще двести пятьдесят, не говоря о компьютере. Или он маму свою доит, или..»
Парень, тем временем, вслепую хлопая по полу в поисках собаки, перевалился с боку на спину, открыл глаза и мутным взором уставился на пришельца.
— Вы кто? Что Вы делаете у меня дома? — возмутился он, когда окружающая реальность понемногу восстановилась в его затуманенном сознании.
В комнате всюду во множестве были разбросаны книги. Они стояли на небрежно прямо на пол поставленных полках, лежали стопками на самом полу, громоздились на письменном столе рядом с компьютером с плоским экраном, выглядевшим, впрочем, вполне современно.
— Я хотел позвонить. Боялся, правда, что не услышат, уж очень гудело. Я подумал, тут кто-то «инфра» крутит. Но дверь открылась сама.
— «Инфра»? Ну Вы, я вижу, меломан! Это сосед Валька дрелью шкафы мостырит! — захихикал противно рыжий.
Он начал потихоньку вставать, кряхтя как старый дед и хватаясь за поясницу. Кудлатая голова, похоже, болела. Наконец он, морщась, выпрямился, и отряхнул чёрный джинсовый комбинезон в дырках.
— Да брат, я верно не меломан. Я — Бисер. А ты вот — Пётр Синица, или я ошибаюсь?
Кирилл, слегка прищурясь, оглядел молодого человека. Нездоровый цвет лица, и красные глаза. Отчетливый запах перегара. Еще в комнате пахло тлеющими прелыми листьями, горелым мхом с примесью чего-то иного. Корицы? Индийского сандала? Ох ты пропасть, какой сандал! Я, точно, не спец. Катёна сказала мухоморы и анаша! Где-то ещё похоже пахло. Вспомнил! В Амстердаме вечерком из открытых дверей кафешек. У меня на запахи память. Значит, так она пахнет, эта анаша! Рыжий озадаченно глянул на Кирилла.
— Я — Пётр Синица, а почему Вы — бисер? Откуда Вы меня знаете?
— Бисер — это меня так зовут. Кирилл Игнатьевич Бисер. Будем знакомы. Могу тебе паспорт показать, если хочешь. У меня к тебе, Петя, разговор есть.
— Это о чём же?
— О жизни, о чём же ещё? Любой разговор, он о жизни, если это не просто трепотня.
— А я спать хочу, чего привязались? Я собаку свою искал, замёрз без неё, её сосед, наверно, гулять забрал, а тут Вы почему-то. Вы вообще до сих пор не сказали, из какого Вы перелеска. — Он извлёк откуда-то сзади начатую банку пива, сделал большой глоток и снова потерял нить. — Да чего с вами предками говорить? Нотации слушать? Никто ни хрена не знает, не понимает, не сечёт. Ну вот ты!
Он хамел на глазах.
— Что тут у меня на стенке висит? Картина Репина «Не ждали»? Он махнул рукой в сторону широкой стены, увешанной плакатами с изображёнными на них монохромными плоскостями, наплывами лиц и обрывками английских текстов.
— Сам бор-машину за соло принял, ему что ударник — что дрель всё едино, а туда же, о жизни!
Кирилл быстро поднял с полу наушники с болтавшейся на тесёмках белой плиткой.
— Включи «iPod» (ай-под), — скомандовал он, но тут же передумал. — Нет, лучше я.
В ушах Бисера зазвучала электронная музыка с повторяющимся рисунком. Такая слоистая, с каждым следующим периодом обрастающая новыми вариациями, и вместе с тем какая-то лунная громкая, холодная. Так, это «Westbam»», — констатировал он.
Кирилл нарочно не обращал внимания на «рыжего телка», как мысленно окрестил этого типа. Взглянув на дисплей и крутнув колёсико, он добавил.
— Теперь пошел «Infected», потом «Mushroom».
— И что? Что тут понимать? А уж любить или не любить. Дело вкуса. — Петька, слегка подавленный неожиданной эрудицией «предка», почему-то снова взъярился. — Ишь чего захотели? Вкус, его воспитывать надо! А я кто такой? Я безотцовщина, а ещё лучше бастард! Тоже клёвое слово, — наливаясь пьяной злостью, бормотал
