до того, как с Мелькора сняты были цепи и ложь разделила друзей. Хотя и не знал до поры Фингон, что Маэдрос не забыл о нем, когда запылали корабли, память о давней дружбе жгла ему сердце. Потому отважился Фингон на подвиг, что по праву прославлен среди героических деяний нолдорских владык: один, не посоветовавшись ни с кем, он отправился на поиски Маэдроса, и под покровом тьмы – той самой, что создал Моргот, – незамеченным пробрался в стан врагов. Высоко взобрался он по склону Тангородрима и в отчаянии взглянул сверху на разоренные земли; но не находил он ни прохода, ни расщелины, чтобы пробраться в цитадель Моргота. Тогда, бросая вызов оркам, что все еще дрожали от страха в темных подвалах под землей, Фингон взял в руки арфу и запел песнь о Валиноре, что сложили нолдор в старину – прежде, чем вражда разделила сыновей Финвэ; и голос Фингона зазвенел в унылых лощинах, что доселе внимали только крикам страха и боли.
Так Фингон нашел того, кого искал. Ибо внезапно высоко над ним подхватили песню; и далекий, слабый голос воззвал к нему в ответ. То запел Маэдрос, невзирая на муки боли. Тогда Фингон взобрался к подножию стены, где мучился его родич; но далее не было пути, и зарыдал Фингон, увидев жестокое измышление Моргота. Маэдрос же, терпя невыносимые страдания без проблеска надежды, взмолился, чтобы Фингон застрелил его из лука; и Фингон вложил стрелу в тетиву и согнул лук. И, не видя иного спасения, он воззвал к Манвэ, говоря: «О Король, кому дороги все птицы, направь же теперь эту оперенную стрелу и сжалься над нолдор в час нужды!»
И тотчас услышана была его мольба. Ибо Манвэ, кому дороги все птицы, кому крылатые гонцы доставляют на Таникветиль вести из Средиземья, встарь выслал во Внешние земли племя орлов, повелев им поселиться среди северных скал и следить за Морготом; поскольку Манвэ не вовсе утратил жалость к изгнанным эльфам. И приносили ему орлы вести о многих событиях тех дней, и Манвэ внимал им в печали. И вот, едва Фингон согнул лук, с поднебесных высот слетел Торондор, Король Орлов, самый могучий из всех земных птиц, что были или есть; размах крыльев его достигал тридцати саженей. Остановив руку Фингона, Торондор подхватил его и отнес к краю пропасти, где прикован был Маэдрос. Но Фингон не смог ни снять сработанный адом железный браслет, ни разъединить его, ни вырвать из каменных тисков. И снова обезумевший от боли Маэдрос взмолился, чтобы Фингон прекратил его муки выстрелом из лука; но Фингон отсек кисть его руки выше запястья; и Торондор отнес их назад в Митрим.
Со временем исцелился Маэдрос, ибо жарко пылал в нем огонь жизни; а сила его была силой древнего мира, – коей обладают лишь выросшие в Валиноре. Тело его, измученное пыткой, вновь окрепло и обрело былую мощь, но тень боли осталась в сердце его, и меч в его левой руке разил безжалостнее, нежели некогда в правой. Подвиг Фингона принес герою великую славу, и все нолдор превозносили его; и ненависть, разделявшая род Финголфина и Феанора, была избыта. Ибо Маэдрос просил простить ему предательство в Арамане, и отказался от своих притязаний на королевскую власть над всеми нолдор; и сказал он Финголфину: «Даже не будь меж нами обиды, лорд, и тогда королевский титул по праву перешел бы к тебе, ибо ты – старший здесь из рода Финвэ, и один из мудрейших». Но не все братья Маэдроса согласились с этим в сердце своем.
Так сбылось предсказание Мандоса, и Дом Феанора стал именоваться Обездоленные, ибо верховная власть перешла от них, старшей ветви, к роду Финголфина – как в Элендэ, так и в Белерианде; и потому еще, что утрачены были Сильмарили. Нолдор же, объединившись вновь, выставили стражу у границ Дор Даэделот и осадили Ангбанд с запада, востока и юга; и разослали они повсюду гонцов, чтобы те разузнали как можно более о землях Белерианда и вступили в переговоры с тамошними обитателями.
Не слишком порадовался король Тингол приходу стольких могучих владык с Запада, охочих до новых владений; и не пожелал он открыть для них вход в свое королевство или снять пояс чар; ибо, умудренный мудростью Мелиан, не полагался он на то, что возможно долго сдерживать мощь Моргота. Из всех нолдорских принцев только сыновья Финарфина допущены были в пределы Дориата, ибо они приходились близкой родней самому королю Тинголу: матерью их была Эарвен из Алквалондэ, дочь Олвэ.
Ангрод, сын Финарфина, первым из Изгнанников явился в Менегрот как посол брата своего Финрода и долго говорил с королем, рассказывая ему о деяниях нолдор на Севере, и численности их, и порядке их воинства; но, будучи верен и прям, и мудр сердцем, и полагая, что все обиды ныне прощены, ни слова не сказал он ни о братоубийственной битве, ни о том, как были изгнаны нолдор, ни о клятве Феанора. Король Тингол внял словам Ангрода и, прежде чем ушел тот, сказал ему так: «Вот что передай от меня тем, кто послал тебя. Дозволяется нолдор селиться в Хитлуме и в нагорьях Дортониона, и в диких пустынных краях к востоку от Дориата; но в других землях живут многие мои подданные; и не желаю я, чтобы стесняли их, тем более – гнали с насиженных мест. Потому остерегайтесь, принцы с Запада, держите себя с оглядкой: ибо я – Владыка Белерианда, и всем, кто желает поселиться здесь, мое слово – закон. В Дориат же не вступит никто, кроме, разве, тех, кого призову я как гостей или кому понадоблюсь я в час нужды».
И вот правители нолдор созвали совет в Митриме, и явился к ним Ангрод с посланием от короля Тингола из Дориата. Нелюбезным сочли нолдор прием, оказанный королем, а слова его привели в ярость сыновей Феанора. Но Маэдрос рассмеялся и молвил: «Король – тот, кто может удержать то, чем владеет; иначе титул его – пустой звук. Тингол всего лишь дарует нам земли, на которые не распространяется его власть. Да если бы не приход нолдор, одним Дориатом владел бы он сегодня. Потому пусть и правит себе в Дориате, и радуется, что соседи его – сыны Финвэ, а не орки Моргота, что достались нам. В других же местах мы заведем свои порядки».
Но Карантир, который не жаловал сыновей Финарфина, и из всех братьев отличался наиболее резким нравом и наиболее скор был на гнев, воскликнул вслух: «И еще скажу вот что! Да не позволим мы сыновьям Финарфина бегать туда и сюда с доносами в пещеры к этому Темному эльфу! Кто определил их в наши глашатаи и послал к нему для переговоров? Да хоть они и впрямь добрались до Белерианда, пусть не забывают, что отец их – один из нолдорских владык, хотя мать их и другого племени».
Тогда Ангрод пришел в ярость и покинул совет. Маэдрос, правда, упрекнул Карантира; но бóльшая часть нолдор, как из того, так и из другого лагеря, обеспокоились в душе, опасаясь неистового нрава сыновей Феанора, что, казалось, всегда будет являть себя в грубых словах или насилии. Но Маэдрос обуздал своих братьев, и они ушли с совета, и вскоре покинули Митрим, и переселились на восток, за Арос, в раздольные земли вокруг холма Химринг. Этот край после назвали Предел Маэдроса, ибо с севера почти ничего не защищало его от нападения из Ангбанда: ни холмы, ни река. Там несли стражу Маэдрос и его
