в каком кафе ему колонки погромче подкручивать, это дорогой, только ты мог этой, как ее, Ирине Николаевне подсказать.
— Погоди, Хачатур, и ты Сергей подожди, не отвечай, вот над чем подумайте, — я постарался опередить уже готового что-то ответить Сергея, — Сергей, ты сегодня отгул же брал, верно? А вот теперь давайте прикинем все вместе. Если Сергей меня слил этой Ирине Николаевне, то оставил бы он меня одного на прогулке?
— А ведь верно, Максим Александрович, — Сергей аж радостно заулыбался, напомнив мне студента, вытащившего единственный знакомый билет на экзамене, — я про музыку знаю, про маршрут тоже знал. Но еще я знаю, что у Максима Александровича, — он повернулся к коллегам и говорил уже им, — у Максима Александровича с собой наушники были, он в самолете музыку на телефоне слушал. И если бы я планировал его в кафе затащить — я бы точно с ним пошел, чтобы если он свой рок не услышал бы, то подсказать, порекомендовать мне бы пришлось. Он же мог наушники надеть и тут никакие барные колонки его бы не заманили.
— Знаете, коллеги, — мне в голову пришло одно воспоминание, — когда-то давно я читал детективы Честертона. Про отца Брауна. В каком-то из них сюжет строился вокруг людей-невидимок. Мужчина одетый во фрак выглядит как лакей, если идет целеустремленно и с подносом в руках. И джентльмены его не замечают. И тот же мужчина, отбросив поднос и гуляя прогулочным шагом, становится невидимкой для лакеев потому что они принимают его за джентльмена.
Руслан почесал голову.
— Ты хочешь сказать, что мы не увидели обслугу? Старый я становлюсь, Макс, ты же мне это еще днем сказал. Давай-ка еще раз, Сереж, когда и главное где вы про Максову прогулку по Красной говорили?
— А ведь ты прав, Максим об этом сказал, когда в машине из отеля в порт ехали, — вспомнил Давыдов, — Максим Александрович, ты еще про погоду пошутил, мол, слякоть — это глагол. И сказал, что надоело грязную жижу и на земле, и в небе видеть, хочется уже весны, — добавил Давыдов.
— И кто был за рулем? Готов поспорить, вы опять пожалели нашего московского водителя и взяли трансфер от отеля? — продолжал Руслан.
— Так и было, Максим Александрович накануне приказал заказать гостиничный трансфер, а нашего конторского водителя не трогать, — ответил Сергей.
— Quod erat demonstrandum, что и требовалось доказать! — Семен Панов потер руки и посмотрел на Сергея Давыдова, — вот только у меня, джентльмены, такая мысль появилась. О том, что мы сегодня соберемся советом никто из нас еще пару часов назад не знал, верно? Наши партнеры по танцу, как их изящно назвал Хачатур, если они действительно спланировали знакомство Макса и Ирины Николаевны, должны понимать, что Максим докрутит историю и поймет, откуда ноги растут. До водителя, если б не начитанность шефа, — Семен кивнул в мою сторону, — никто из нас цепочку бы не докрутил, так и остались бы в уверенности, что это Сережа — бусурман-редиска. Так что, тут вывод про спрятать Сергея сам собой напрашивается, его по текущей партитуре должны убить.
— Стоп, стоп, стоп, — Руслан даже хлопнул в ладоши привлекая всеобщее внимание к себе, — вы простите кто? Кто вы все такие? Вы бизнесмены, профессионалы в своей сфере, в том, как деньги эффективнее обернуть или где их подешевле взять, где недвижку под ресторан купить чтобы поток был и сейчас и через пару лет, в общем вы специалисты во вполне себе мирных делах. Как же так получилось, что вы логически пришли к опасности убийства Сергея? Чёт я не пойму, вы всерьез сейчас рассматриваете вариант, что кого-то из нас планируют убить?
— Согласен, что-то мы с вами, коллеги, слишком быстро сделали самые страшные допуски, — я очень хотел ошибаться, но полицейские, убитые в кафе, не оставляли мне повода снизить накал опасности, — но Руслан, давай мы лучше к жесткой войне подготовимся, а сможем выйти через переговоры или превентивные меры — ну и здорово.
Я видел, что мои советники мягко говоря прониклись. Разумеется, эти люди всегда были максимально вовлечены во все мои дела, это была и материальная, они получали дивиденды, и моральная вовлеченность. Я знаю, что мой ближайший круг любит свою работу, мы все до сих пор кайфуем от дела, которое делаем. Будь у нас герб, на нем было бы выгравировано Business for Fun, Работа в кайф. И сейчас я видел, что мой совет проникся угрозой, замаячившей перед нами. Люди особенно сильно боятся того, что не знают. Но еще больше, чем особенно сильно, люди боятся непонятного. Сейчас перед нами было что-то непонятное.
Глава 10
Стоя в душном коридоре Краснодарской Центральной Клинической больницы, смотря на рыдающую мать, которая все время повторяла, что ведь могли, могли вылечить Семена, могли, но не стали, вот тогда Григорий Титов и родился второй раз, спустя ровно тридцать лет со дня фактического рождения. Там, в коридоре больницы, Григорий понял, зачем, для чего он появился на свет и куда судьба вела его все эти годы. Там, в больнице, держа мертвую руку отца в своей ладони, Григорий понял, что он должен сделать. Он отомстит. Он отомстит, но не кому-то, кто не помог его отцу остаться в живых. И не кому-то, кто угробил его карьеру. Нет, Григорий не опустится до мелкой личной мести. Он отомстит стране. Всей этой чертовой России. Это она, страна, воспитала своих людей такими, какие они есть. Россия — это не его родина. Его родина — Кубань. А Россия — это мерзкая, коррумпированная, зажравшаяся сверху и пришибленная и запуганная снизу страна, которая как раковая опухоль захватила когда-то территории вокруг себя, заразив их собою. Эта страна отняла у него отца. А Григорий Титов отнимет у нее Кубань. А после Кубани и другие «субъекты» Российской Федерации побегут от Москвы, как от проказы. У койки мертвого отца Григорий поклялся самому себе, что он вырвет Кубань из лап России. Он уничтожит эту страну.
Слово «революция» имеет крайне интересную этимологию. Замечали, что оно созвучно со словом «револьвер»? Революция происходит от латинского revolūtiō, т. е. «откатывание», «переворачивание», и от revolvere, что значит «катить назад» или «превращаться». Вообще приставка re — означает «обратно, опять, снова», а volvere означает «катить или катать». Зная это можно только поаплодировать человеку, придумавшему название автомобиля Volvo. Само слово «революция» вошло в широкое употребление в конце XIIX века, после Великой французской революции 1789 года.
Исконно, казалось бы, русское слово «бунт» пришло
