- И слава богу! - процедила Пузакова, не оборачиваясь.
С лестницы донесся дробный топот Вовочки, а следом тяжелые, но нетвердые шаги. Вовочка влетел с радостным криком:
- Привел!
Распространяя перегарный дух, вошел Гоша с погасшей сигаретой в зубах. Он смачно сплюнул ее на пол, окатил всех присутствующих новой волной перегара и спросил:
- Сантехника вызывали?
- Зачем? - выпучился директор. - Иди! Иди отсюда!
- Ну, как хотите... А вообще-то я могу. Если сговоримся...
- Чего? Чего ты можешь, пьянь несчастная? - взвизгнула Пузакова.
- Это самое... Отключить.
- Ты им тройник поставь, - посоветовал санитар.
- Ученые все, мать вашу... - обиделся Гоша. - Ну чего, размонтировать? Или так походите?
- Уйдите отсюда! - пискнула врачиха. - Вы в нетрезвом состоянии
- В другом не бываю, - заметил Гоша. - Ну, не хотите - как хотите.
Гоша подобрал сумку с инструментом и двинулся к выходу, но тут Пузакова воскликнула:
- Постой! Ты правда можешь?
- Сказал же - если сговоримся!
- Сколько? - решительно перешла к делу Марина Ивановна.
- Такса известная - два пузыря.
- Светик, ты согласен? - Пузакова встряхнула директора.
Светозар охнул и простонал:
- Да что он сможет? Он до сих пор кран в третьем корпусе заменить не собрался. Алкоголик!
- Попрошу не обижать! - заметил Гоша, наставительно подняв указательный палец, испещренный царапинами и пятнами от мазута, кузбасслака, тавота и солидола. - Я, Светозар Трудомирович, в прошлом героический рабочий класс! Я за оскорбление и отоварить могу! Тем более что вы теперь - частный капитализм, а я - эксплуатируемый пролетариат! Ну, будем отключать?
- Пробуй, черт с тобой! - сдался директор.
- Плата по таксе? - уточнил Гоша.
Светозар Трудомирович, стараясь не делать резких движений, полез в карман брюк и достал бумажник.
- Хватит?
- Годится, - милостиво кивнул Гоша, сунул деньги в карман и, присев на корточки, начал копаться в сумке с инструментами. Сперва он выложил на пол солидную, килограмма на четыре, кувалду, потом - зубило с зазубренными краями, наконец, огромный и ржавый водопроводный ключ...
- Ты это зачем? - с превеликим беспокойством разглядывая инструменты, поинтересовался Светозар.
Гоша не ответил, а сведущий в слесарных делах санитар пояснил:
- Как зачем? Они всегда так делают. Завинтят ключ на трубу, а потом по ключу - кувалдой. Глядишь, и провернется...
Светозар ощутил дрожь.
- А зубило зачем?
- А если проворачиваться не будет - отрубит!
- Оно же тупое, - пригляделся к зубилу Пузаков. - Наверно, ножовкой лучше...
- Боже! - всплеснула руками медицинская девушка и в полубесчувственном состоянии осела в кресло.
- Хрен его знает, - проворчал Гоша, - куда спички засунул? Наверно, у Трофимыча забыл. Э, народ, у кого прикурить можно?
Спички были только у Вовочки. Гоша прикурил, приятельски подмигнул и распорядился:
- Внимание! Всех лишних попрошу отойти.
- Что вы будете делать?! - еще раз вмешалась встрепенувшаяся врачиха. - Как врач, я требую, чтобы вы немедленно прекратили это самолечение! Я отвечаю за пациентов!
- Девушка, - обернулся на голос Гоша, приятно улыбаясь, - тебя в институте сколько лет учили? А?
- Ну, семь... Какое это имеет значение?!
- А то, что ни хрена не выучили. Показываю!
И Гоша по-деловому приподнял вверх подол халатика Марины Ивановны.
- Ты что делаешь, хам? - взвизгнула Марина Ивановна.
- Медицину просвещаю.
- Что вы себе позволяете?! - трепеща от вновь пробудившейся ревности, возмутился Пузаков.
- Я сказал: всем лишним - отойти! - напомнил Гоша.
- Я не лишний! - оскорбленно вскричал Пузаков. - Я муж!
- Понятно, - кивнул Гоша, - тогда возьми зубило!
Пузаков нагнулся, взял зубило, повертел в руках и спросил недоуменно:
- Зачем оно мне?
- Рога себе отрубишь... - пояснил Гоша. - А хошь - могу ножовку дать!
Пока Пузаков стоял с открытым ртом и выпученными глазами, Гоша подвел к Марине Ивановне бело-розовую медичку.
- Смотри, - он поднял черный заскорузлый палец, - нажимаем... И дело в шляпе!
- Ас! - воскликнул один из санитаров, увидев, как Марина Ивановна отделяется от Забулдыгина.
- Слесарь-гинеколог! - уважительно заметил другой.
Гоша принялся с достоинством собирать инструмент. Возле него крутился Вовочка.
- Дядь Гош, а ты куда нажимал? А? Ну скажи, куда?
- Так, на пимпочку одну... Ты вон у тетеньки спроси...
Расходились группами. Санитары, восхищаясь талантом Гоши, вместе с ненужными носилками ушли первыми. Гоша, попыхивая сигаретой, солидно уходил в сопровождении девушки-врача. Она семенила за ним, словно студентка-отличница за светилом медицины. Поскольку она тоже пыталась выяснить, на какую "пимпочку" нажал Гоша, то рядом с ними вертелся Вовочка. Он был любознательным мальчиком и в социалистическом прошлом несомненно стал бы отличным юннатом. Потом гордо удалился папа Пузаков, в одной руке держа чемодан, а другой волоча за собой хнычущего Кирюшу. Последними, не глядя друг на друга, покинули злосчастный клуб Марина Ивановна и Светозар Трудомирович. Пузакова, всхлипывая, поплелась догонять мужа и сына, а Забулдыгин направился в свой кабинет - не мог же дом отдыха оставаться без руководителя!
НОЧНОЙ ВИЗИТ
Котов лежал на койке со скованными руками. Свет из замазанного окошка под потолком уже не освещал камеру, в которую его заточили. Владислав постепенно приходил в себя и начал размышлять над ситуацией. Из хаоса мыслей начало вырисовываться главное: ему "шьют дело". Он понял, что совершил массу ошибок и глупостей, которые будут использованы против него. И то, что подписал какие-то бумажки, и то, что хватал руками обрез, патроны и гильзу. "Как ребенка поймали!"
Котов злился на себя, на то, что пребывал весь день в каком-то расслабленном, благодушном состоянии. Конечно, он никак не связывал свое поведение с купанием в святом ручье. Действие активного плюса кончалось, Котов обретал то, чего ему так не хватало днем: умение ненавидеть, злость, готовность драться. "Если завтра вызовут на допрос - потребую адвоката! разъяренно ворочаясь на койке, думал Владислав. - Пока из Москвы не приедет мой адвокат - ни на какие вопросы отвечать не буду!" В Москве у него был весьма толковый юрисконсульт, ему ничего не стоило найти хорошего профессионала по уголовным делам, который в два счета развалил бы это дело. Успокаиваясь, Котов начал дремать и вскоре заснул по-настоящему...
Дубыга вновь связался с Зуубаром и доложил:
- Клиент спит. Подтверждаете санкцию на вмешательство?
- Подтверждаю. Успел даже согласовать с Вельзевулом. Отдел доставки дает транспортный канал. Будем брать Запузырина и еще кой-кого. Твоего приказано оставить - грехотонн мало. А этих - пора. Как клиент, поддается контролю?
- Активный плюс сошел. Через двадцать минут будет управляем.
- Подожди, потом выводи его в Астрал и предобрабатывай.
- Понял.
- Ну, до связи.
Двадцать минут протекли быстро. Дубыга за это время провел тестирование систем, обеспечивающих возвратный выход реликтовой субстанции в Астрал. Незримая труба протянулась из Мира Реального на борт субастральной "тарелки". Спящий Котов оставался спящим, но большая часть его сущности стала медленно сниматься с носителя и втягиваться в эту трубу. Дубыга трансформировал интерьер "тарелки", и она превратилась в комнату Тани Хрусталевой, а Дубыга принял ее форму.
Сон был удивительно ярким, цветным. Котов увидел себя в Таниной комнате, за окном шумел лес, перекликались птицы и легкий ветерок теребил пугливые осиновые листочки. Котов сидел напротив Тани в мягком кресле и пил какой-то необычного вкуса чай.
- Пей, - говорила ему Таня незнакомым, звенящим и даже вибрирующим в ушах голосом. - И ты станешь неуязвимым, ты сможешь рвать железо, и от тебя будут отскакивать пули. Ты сможешь не только отражать их, но и посылать одним взглядом в тех, кто будет стремиться тебя убить. Никто не сможет заподозрить тебя в убийстве, и ты совершишь месть и правосудие!
Котов пил этот чай и ощущал, что его жилы наполняет какая-то мощная, неведомая сила. В то же время он чувствовал необъяснимый страх. И еще - он понимал, правда, неясно, что совершает что-то недостойное, мерзкое. А чай приятный, чуть горьковатый на вкус, но ароматный и крепкий - все не иссякал в стакане. Чем дольше пил его Котов, тем больше этого чая хотелось выпить, но и осознание своей неправоты становилось все сильнее. Росла и сила, которую он ощущал в своем теле, и страх все нарастал и нарастал. Он чувствовал, что надо сказать об этом Тане, но отчего-то не мог говорить. Он только мог смотреть в Танины глаза и пить, пить... На какую-то секунду ему показалось, что страх, жажда и стыд, словно три нити, сплетенные в косичку, тянутся к нему именно из этих синих глаз. Ветерок, врывавшийся изредка в комнату, взвивал пряди золотистых Таниных волос, и они, словно солнечные лучики, обжигали лицо Котова, хотя и не касались его.
