Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этот момент в кабинет вошел еще один человек. Джекобу приказали сесть на стул с прямой спинкой, повернувшись спиной к двери. В кабинете были письменный стол, шкаф в углу, письменный стол поменьше и низкий столик с графином воды и несколькими стаканами. В помещении московского отделения милиции на стене висели портреты Брежнева, Ленина и Хрущева.
Когда к нему обратились, Джекоб сказал, что у него дипломатический паспорт, и потребовал, чтобы ему позволили связаться с посольством. Один из чиновников спросил несколько безразличным тоном: «С каким посольством?». Джекоб: «С американским посольством». Наружное наблюдение КГБ, которое заметил Пеньковский, велось за Дженет Чисхолм; очевидно, сотрудники КГБ ожидали британского агента и были удивлены, обнаружив американца. Джекоб, человек волевой и хорошо подготовленный, отказался что-либо говорить, сказав лишь, что он американский дипломат и желает связаться со своим посольством.
Переводчик, коренастый мужчина лет пятидесяти с правильными чертами лица, говоривший по-английски с американским акцентом, спросил Джекоба, говорит ли он по-русски. «Я ответил, что говорю по-английски, не отрицая напрямую, что говорю по-русски». Третий человек был среднего роста с мягкими славянскими чертами, однако с весьма властным выражением лица и военной выправкой. Он вскрывал на маленьком столике изъятый из тайника коробок. Как обучили Пеньковского, вся конструкция состояла из тонкой проволоки, загнутой крючком сверху. Примерно на пять дюймов ниже крючка проволока была три-четыре раза обмотана вокруг обычного советского спичечного коробка, который, в свою очередь, был завернут в белую бумагу и заклеен кусочком клейкой ленты. Русский в сером костюме и галстуке размотал проволоку и вскрыл коробок. Он извлек туго свернутый лист бумаги форматом 7Х Ю дюймов, на котором был напечатан на машинке текст из двадцати или тридцати строк; Джекоб мог разглядеть это со своего стула. Помедлив несколько секунд и не проявив никакого удивления, беспокойства или волнения, человек, ведущий допрос, начал читать текст вслух, хотя и- невнятно.
В записке, которую ему прочитали, Джекоб отметил три основных элемента: «1. Наш друг не смог связаться с нами, потому что готовится к поездке в командировку. 2. Он хотел бы, в дополнение к паспорту и другим документам, получить пистолет. 3. Он предполагает уехать из СССР и хочет, чтобы мы организовали ему теплую встречу». Джекоб терялся в догадках: то ли ему читали подлинный текст, то ли его умышленно старались ввести в заблуждение. Он прикинул, что время, которое потребовалось на прочтение текста, соответствует его визуальной оценке длины записки. К тому лее зачитанные вслух слова, обращения «мои дорогие друзья» и подпись «ваш друг», ничем не раскрывавшие личность автора, были похожи на стиль Пеньковского.
Джекоба инструктировали относительно чрезвычайных обстоятельств угрозы советского нападения — единственной ситуации, в которой от Пеньковского потребовалось бы воспользоваться тайником, чтобы передать предупреждение. Слушая текст записки, Джекоб напряженно следил, нет ли какого-либо упоминания о подобных обстоятельствах. Только третий пункт, где Пеньковский говорит, что, возможно, уедет из СССР, мог с натяжкой иметь отношение к предупреждению, однако там не упоминалось о конкретном месте, куда он предполагал отправиться.
Когда записка была прочитана (хотя он не был уверен, что текст был зачитан полностью), Джекоба спросили по-русски, кто ее написал. Отвечая через переводчика, он повторил, что хотел бы связаться с американским посольством.
«Об этом поговорим потом, — с раздражением сказал человек, ведущий допрос. — А пока вам лучше ответить на вопросы». Тогда Джекоб достал свое дипломатическое удостоверение личности и потребовал, чтобы о его задержании сообщили в посольство. Русский спросил, как зовут американского посла. Джекоб ответил, что вполне достаточно будет позвонить в посольство.
Джекоб был заранее подробно проинструктирован, что в случае задержания он должен лишь заявить о своем желании связаться с американским посольством. Следуя этой инструкции, он отказался говорить по-русски или признаться тем, кто его допрашивал, что он понимает русскую речь. Он реагировал на задаваемые по-русски вопросы озадаченным выражением лица или недоуменным пожатием плеч. Русские спросили Джекоба, как его имя, поскольку на дипломатическом удостоверении личности были указаны только инициалы «Р.К.».
Человек, сидевший за письменным столом, начал составлять документ, который русские называют «актом», где описывалась попытка Джекоба опорожнить тайник. Он трудился над ним около часа, а в это время допрос продолжали двое других. Джекоб отказался назвать свое полное имя и вновь потребовал, чтобы позернили в посольство. Затем последовала смехотворная сцена, когда допрашивающий попытался выяснить его имя, утверждая, что с посольством свяжутся скорее, если они получат эту информацию.
«Я сказал, что я единственный Джекоб в посольстве и что это не помешает связаться с посольством. В заключение этой сцены последовало замечание от переводчика, который сказал, что я, по-видимому, так стыжусь своей грязной работы, что не хочу даже называть своего имени. Никакой реакции не последовало. Переводчик спросил, сколько мне лет. Когда я никак не отреагировал, он решил задеть мое самолюбие несколько риторическим вопросом: «30, 40 лет?» Я не реагировал. Оба вопроса — об имени и возрасте — задавались многократно и в разных формах. Иногда я не реагировал никак. Иногда повторял свое требование связаться с посольством. Наконец и допрашивающий, и переводчик стали называть меня «автоматом», а допрашивающий вдруг пришел к неожиданному выводу, что мое поведение похоже на то, которое у американцев ассоциируется с советской системой. Никакой реакции».
В этот момент допрашивающий, заглянув в удостоверение личности, спросил, правда ли, что Джекоб является секретарем-архивариусом в посольстве. А переводчик добавил: «Секретарем-архивариусом или шпионом? Может, лучше написать последнее?» Потом переводчик спросил Джекоба, кто его начальник, кто дал ему поручение и давно ли он занимается шпионажем. Джекоб никак не отреагировал на его слова.
Переводчик сделал еще одну попытку, спросив Джекоба, сколько времени он находится в Москве. Джекоб повторил свое требование связаться с посольством.
Несколько минут спустя допрашивающий, по-видимому, закончил составление акта. В кабинет вошли еще двое советских чиновников и стали совещаться с допрашивающим, что-то исправляя в акте, а потом одобрили окончательный текст. Пока они трудились, переводчик и третий человек из этой группы сидели в креслах в конце стола и, прерывая разговор фырканьем и хохотом, беседовали о том, что грязной карьере Джекоба теперь пришел конец, что ему придется приобретать какую-нибудь чистую специальность, что его начальники будут не в восторге от результатов его работы и что ему придется отвечать за свои промахи. И что вообще американская разведка поставлена из рук вон плохо. Джекоб и на это никак не отреагировал.
В этот момент допрашивающий объявил, что акт готов, и в комнату впустили четверых мужчин, которые схватили Джекоба у тайника. Зачитали акт, где, кроме всего прочего, указывалось местонахождение тайника за радиатором. Это свидетельствовало о том, что КГБ было известно, где находится тайник, еще до того, как Джекоб произвел выемку{166}. Переводчик спросил Джекоба, надо ли перевести акт на английский язык. Допрашивающий сказал, чтобы он не беспокоился. «Он (Джекоб) понимает и русский вариант». Джекоб* прервал его: «Я не имею намерения подписывать этот акт, независимо от того, переведете ли вы его на английский язык или нет». А затем добавил: «Я также хотел бы заявить, что никогда в жизни не видел предметов, которые находятся у вас на столе», имея в виду спичечный коробок и записку, которая была в него вложена. Допрашивающий пожал плечами и жестом пригласил четверых мужчин, схвативших Джекоба, подписать документ. Допрашивающий сделал на документе приписку о том, как подумал Джекоб, что он отказывается подписать акт. Потом четверо «сопровождающих» покинули кабинет.