- Билет им нужен… - не унимался Псих. – Да если б он стоил десять рублей – не проблема. А то тут сто с лишним… За что?
- Ладно, успокойся, - я хлопнул Психа по плечу, - ребята просто делают свою работу, чтоб поиметь с нее хоть какие-то гроши. Они на твои деньги себе дач точно не строят.
- То-то и оно, - Псих смягчился, - где там еще пиво, мне стресс снять надо?
Пиво тут же нашло страждущего. Психу протянули бутылку, и он углубился в изучение ее содержимого.
В общем-то, он был прав. На каждом углу с нас требовали денег за то, что нам было положено по праву рождения на этой земле. Нас обкрадывали. Обкрадывали те, кто еще вчера жил по соседству, делил с нами коммунальные тяготы, встречал праздники и ругал власть. Потом они сами стали властью. И теперь ругали их.
Потому что так погано устроен наш человек: обретя власть, он забывает о предназначении власти – управлять остальными, в первую очередь, для того, чтобы они – остальные – жили в достатке и удовлетворенности, и начинает только набивать собственный карман. Им бы Макиавелли почитать…
Ладно, черт с ним, с Макиавелли. Достали все эти рассуждения. Они только погружают в пучину проблем, но не решают их. Я глотнул пива. Голос в динамике объявил название очередной станции. Мы приближались.
Вскоре электричка проскочила Приозерск и поползла меж гранитных валунов, на которых росли ели. Иногда между ними мелькали редкие домики, а в низинах блестели темной водой небольшие болотца. Здесь, в этой глуши, нам предстояло очиститься и найти свою собственную русскую мечту – если можно так сказать, по аналогии с мечтой американской.
В Кузнечном на платформе было достаточно многолюдно – почти все с палатками и рюкзаками. Позади здания станции за небольшим столиком сидели четверо бородатых мужиков со спиннингами и вещмешками и пили водку. Мы обогнули большую грязную лужу и подошли к магазину.
В магазине мы с Психом взяли еще пива и водки, а также немного еды. Все поместилось в три целлофановых пакета. А вот сигарет взять забыли. Но именно в тот момент мы о них как-то совсем не думали.
Ребята планировали добраться до места на машине. Беда была в том, что, принимая в расчет меня и Психа, нас было пятеро. Местные таксисты либо совсем отказывались, либо ломили заоблачную цену.
Идея с машиной мне не нравилась. Поход должен быть пешим. И, похоже, судьба в кои-то веки была согласна со мной, так как через пятнадцать минут поисков машины ребята все-таки плюнули на эту затею и согласились идти пешком.
Но тут обнажилась новая проблема: никто не знал куда идти. Я когда-то давно уже бывал на Больших скалах, но память с тех пор оказалась сильно потерта неограниченным употреблением разного рода веществ, что, в конечном счете, сильно сказалось на ее качестве.
Тем не менее, я кое-как сориентировался в направлениях и сказал притихшей группе, что идти надо через гранитный карьер, где начинается лесная тропа, известная в народе как улица Хошимина.
Мы пошли искать дорогу в карьер и вскоре ее нашли. Это дело было отмечено открытием очередной емкости с пивом.
До карьера мы добирались минут двадцать. У въезда в карьер была будка диспетчерской, и мы попытались спросить у диспетчера, куда тут ходят туристы, но выглянувшая из нее женщина только пожала плечами: «Куда-то ходят…»
Жизнь научила меня не останавливаться, если на пути возникали преграды. То же самое можно было сказать и про Психа. Все остальные были, по всей видимости, людьми того же толка, хоть оптимизма в их глазах и поубавилось. Но, так или иначе, мы двинулись вглубь карьера.
По бетонке мимо нас грохотали один за другим БЕЛАЗы, груженые щебнем. Небо внезапно нахмурилось, и на землю упали первые крупные капли дождя. Это насторожило. Дождь как-то не входил в наши планы.
Однако он не заставил себя ждать, и минут через пять от неба к земле протянулись серебряные водяные нити. Вода полилась с такой силой, что я вымок уже через минуту. На наше счастье, на обочине бетонки метрах в ста стоял какой-то сарай, и мы поспешили укрыться в нем.
Внутри сарай был завален всяким хламом: обломками ящиков, трубками от противогазов, деталями электродвигателей и еще чем-то, назначения чего я не знал. На стене мы обнаружили табличку «Ответственный за станок – Пархоменко», висящую на ржавом гвозде…
Надо же – еще совсем недавно люди за станки отвечали, а теперь… я вспомнил дерущихся возле машины мажоров – им жизни-то собственные страшно доверить. Неподалеку на земле валялась другая табличка: «Не работай без надежного заземления». Обе таблички Псих забрал с собой – как память об ушедшей эпохе.
Вскоре дождь кончился, и мы вышли на улицу. По бетонке шагал парень с рюкзаком. Мы догнали его.
- Эй, дружище, - окликнул его Псих, - ты не на скалы идешь?
- На скалы, - парень остановился.
- А дорогу знаешь?
- Знаю.
- Тогда мы с тобой.
Парень пожал плечами:
- Пойдем.
Мы пошли за ним. Звали его Макс, он стрельнул у нас сигарету. Я протянул ему пачку. Он взял штуку. Я вспомнил, что сигарет мы не взяли. Ну и черт с ними, подумал я.
Макс приехал еще вчера вечером, но решил срезать по другой дороге и заблудился. Ночевать ему пришлось в лесу. Теперь вот он решил идти старым проверенным путем. На наше счастье.
- Чем занимаешься-то, Макс? – спросил я его.
- Вообще сантехником работаю. А так… в походы хожу, на гитаре играю.
В общем, такой же, как мы, человек. Уставший от городской суеты и несправедливого безумия жизни.
У обочины стояли ржавеющие карьерные экскаваторы – здоровые махины, похожие на вымерших динозавров. Вымерших вместе со своей эпохой. Ребята их сфотографировали.
Карьер был огромен – зияющий гранитными зубами кратер, внизу которого даже БЕЛАЗы казались игрушечными моделями. Из-за верхушек елей показалось солнце. Его лучи заскользили по гранитным стенам карьера, рассыпаясь искрами на кварцевых прожилках.
Без Макса мы бы тропу не нашли. Не помогли бы даже мои воспоминания. Она начиналась резко, на одном из пологих склонов карьера. Мы сбежали по круче вниз и оказались в лесу. Могучие ели сомкнули над нами шатер из своих колючих лап, заслонив солнце и заодно дорогу, по которой мы только что шли. По земле бежали ручейки воды от недавнего дождя. Корни деревьев были сырыми, от них поднимался густой аромат гниения.
- Добро пожаловать на улицу Хошимина, - сказал Макс.
Мы присели на перекур. В лесу перекликались птицы, журчала вода, где-то метрономом куковала кукушка. Что-то я уже подустал, а идти еще километров десять по лесу. Необходимо было собраться с силами.
- Давно ходишь в походы? – спросил я Макса.
- С детства. Родители приучили.
Да уж, мне бы тоже не мешало выбираться на природу почаще. Я чувствовал, как потихоньку оживает что-то внутри, что-то долго и старательно вытравливаемое спиртом и прочей химией.
- Пошли дальше?
- Пойдем.
В лесу было грязно. Дожди, шедшие до этого недели две, превратили тропу во взбитую ногами глиняную жижу. Уже через десять минут ходу я понял, что беречь ботинки не только бесполезно, но и глупо, а потому пошел более уверенно, увязая подчас по колено в грязи. По пакетам, которые я нес в руках, били ветки. Иногда они попадали и по лицу. Но это было не самым страшным. Страшнее всего были комары, потому что они настолько обрадовались гостям, что принялись кусать нас с каким-то особенным усердием, садясь на все незакрытые одеждой места.
Где-то через полчаса мы устроили очередной привал. Достали пиво. Выпили. Дальше идти стало немного интересней. Правда, лес становился все более непроходимым. В низинах образовались самые настоящие болота, переправиться через которые, не промочив при этом ноги, не представлялось возможным. Вскоре все шли мокрые, но довольные.
Вскоре появилась новая неприятность: порвались пакеты с едой и пивом, и из них попеременно что-то вываливалось в грязь. Я все это собирал назад и шел так дальше еще минут пять, потом все повторялось. Это начинало изматывать. К тому же лес давил своим массивом, поражал волю, поглощал дух, заставляя отступиться и повернуть назад. Но это было не в моих принципах.
Следующий привал был возле руин брошенного финского хутора.
- Это они в финскую ушли, когда красная армия начала наступать, - сказал кто-то из ребят.
- Черта с два, - перебил я, - вы эту грязь видите? По которой мы идем… да разве тут вообще можно жить? Тут только русские и выживут с их упрямством-то…
- Это точно, - поддержал меня Псих, - они от жижы свалили, обосновались себе в чистеньком Хельсинки и живут припеваючи, а мы эту жижу возделываем, это вполне в нашем духе.
Спорить никто не стал. Покурили и пошли дальше. Лес то редел, обнажая небольшие поляны или болотца, то, наоборот, смыкался неприступной стеной елей. Мы пробирались сквозь него словно партизаны.
