Систематические заявления в пронацистской прессе о том, что на подконтрольной немцам территории России создан благоприятный климат для предпринимательской деятельности, не соответствовали действительности. На практике, в первые недели и месяцы оккупации многие предприятия городскими управами были проданы или переданы в частные руки. Так, в Феодосии заместитель директора хлебозавода Нестеренко стал его хозяином. Новый владелец феодосийской табачной фабрики, ее бывший главный бухгалтер Булатович, стал налаживать там выпуск махорки и папирос. В частные руки также перешел Дом крестьянина, где начал свою работу ресторан.
Но после того, как на этих предприятиях начался успешный производственный процесс, все они оказались под полным немецким контролем. Всех русских рабочих с хлебокомбината уволили и заменили их на немецких солдат, которые стали снабжать хлебом исключительно вермахт. Табачная фабрика, имевшая значительный запас сырья, оставшегося с довоенного времени, тоже стала использоваться для нужд германской армии. Ресторан получил вывеску с надписью: «Только для немцев». В этих условиях новоявленным хозяевам было объявлено, что «частная собственность, безусловно, незыблема… Но русские предприниматели смогут полностью воспользоваться плодами своих трудов только после победы над большевизмом»30.
В Германии и Голландии с начала 1942 года производилась вербовка ремесленников, под руководством которых предполагалось открыть в оккупированных районах СССР «образцовые предприятия». С этой целью Голландская экономическая делегация, приезжавшая в оккупированные области СССР в мае — июне 1942 года, обследовала «возможности переселения ремесленников из Голландии и перевода оттуда больших кустарных предприятий». Однако этим все и ограничилось31.
Гораздо большее количество коллаборационистов из стран Западной Европы стремилось просто поучаствовать в ограблении России. Официально это трактовалось как форма «крестового похода цивилизованных народов против жидо-большевизма». Дня осуществления этой цели были образованы, например, «Нидерландская восточная компания», «Бельгийское восточное общество», «Датский восточный комитет», норвежское общество «Аустрвег» и «Французское восточное товарищество»32.
Главная причина этого явления заключалась во все более ощущавшемся недостатке непосредственно германских сил и производственных мощностей.
Уже во второй месяц войны, 28 июля 1941 года, вышел приказ рейхсминистра Тодта об использовании труда советских граждан на самых тяжелых физических работах. В нем, в частности, писалось: «На русской территории действуют другие правила использования рабочей силы, чем в Западной Европе. Использование рабочей силы нужно главным образом осуществлять в порядке трудовой и гужевой повинности без какого-либо вознаграждения»33.
Гитлеровцы разработали особо жестокий метод эксплуатации населения захваченной советской территории. В циркуляре хозяйственного штаба германского командования от 4 декабря 1941 года говорилось: «Немецкие квалифицированные рабочие должны трудиться в военной промышленности; они не должны копать землю и разбивать камни, для этого существуют русские»34.
тот циркуляр предписывал использовать труд «унтерменшей» в горном деле, на строительстве дорог, различных подземных сооружений, шахтах, вредном производстве. По распоряжению Германа Геринга создавались «трудовые колонны» из местного населения. Когда эти колонны использовались в оперативном тылу вермахта, на них в принудительном порядке возлагалось строительство железных и автомобильных дорог, обезвреживание минных полей и т. д.
Для выполнения трудоемких физических работ по постройке и расчистке дорог, строительству мостов, укреплений, противотанковых сооружений и т. п. немецкие военные власти мобилизовали местное население, как мужчин, так и женщин, в возрасте от 14 до 60 лет, а иногда и старше. От работ не освобождались даже многодетные матери, высококвалифицированные специалисты, если они не были в данный момент использованы на производстве, больные и т. п. Продолжительность рабочего дня иногда доходила до 14 часов. Работы осуществлялись под постоянным надзором русских полицейских и солдат. Медленно или неаккуратно работающие подвергались различным наказаниям, вплоть до расстрела. Все это в назидание другим работающим делалось публично. Снабжение работающих продуктами не обеспечивало даже полуголодного существования. В связи с этим в рабочих колоннах и лагерях имела место большая смертность. Например, жители Оредежского и Тосненского районов Ленинградской области работали на ремонте дорог, на торфоразработках и лесозаготовках с 6 часов утра до наступления темноты и получали за это только по 200 граммов хлеба в день35.
На предприятиях ряда оккупированных городов РСФСР (Брянск, Орел, Смоленск) каждому рабочему присваивался номер; фамилия и имя, как правило, при обращении к ним со стороны представителей оккупантов уже не упоминались36. Населению подобные правила объяснялись стремлением немецких властей к порядку и нежеланием немецких мастеров «неправильно произносить русские имена и фамилии»37.
Режим, существовавший на предприятиях, естественно, исключал создание каких-либо легальных рабочих организаций или подобия профсоюза. Они запрещались. Нацистская пропаганда демагогически заявляла, что их роль берет на себя немецкое руководство предприятия. Рассуждая об особом отношении к рабочему человеку в «истинно народном немецком государстве», русских оповещали о том, что «на работу принимаются только политически безупречные люди, т. е. те, которые не вели никакой активной политической работы, а также не занимали никаких руководящих политических постов. Убежденные сторонники коммунизма не могут быть приняты на работу. Каждый член заводского коллектива, который заметит какую-либо коммунистическую деятельность, подпольную работу или саботаж членов заводского коллектива, должен немедленно сообщить об этом руководству завода, в противном случае следует наказание… Акты саботажа или намерение к этому будут караться смертью»38. Естественно, любое проявление предательства своих товарищей всячески поощрялось как морально, так и материально.
Несмотря на все широкомасштабные репрессии со стороны оккупантов на многих промышленных предприятиях успешно действовало советское сопротивление, всячески вредившее врагу. Люди, вставшие на путь борьбы с нацизмом, становились бойцами единого антифашистского фронта. Например, в Лужском районе Ленинградской области шерстеваляльный завод выпускал вполне добротные на вид валенки, которые через две-три недели расползались39.
Рабочие Думиничского чугуно-литейного завода, узнав о намерениях немцев пустить их предприятие, под видом получения заработной платы, разобрали с заводских складов всё имеющееся там оборудование. Таким образом, планы оккупантов были сорваны40.
В Ростове-на-Дону группа подпольщиков, работавших на шорно-обувной фабрике, испортила 6 тыс. штук свиных кож, 480 кавалерийских седел, предназначенных для немецкой армии, и 13 бочек красителей для обработки кож. Подпольщики Ялты сожгли лесопилку, готовившую материал для строительства военных укреплений. В одной из автоколонн было уничтожено 83 автомашины41.
И таких примеров проявления патриотизма и ненависти к врагу можно привести сотни.
В тыловых районах оккупантами вводилась всеобщая трудовая повинность. В порядке отбытия трудовой повинности гражданские власти широко привлекали население на сельскохозяйственные, дорожные, строительные работы, на торфоразработки, дровозаготовки и т. п.
В качестве характерного примера можно сослаться на приказ по 20-й пехотной дивизии вермахта от 17 сентября 1941 года, содержавший обращение к жителям Шлиссельбурга. В нем было сказано, что все мужчины в возрасте от 15 до 55 лет должны собраться у комендатуры к 13.00 для направления на работы42.
Жителям, уклонявшимся от работ, объявлялось о том, что тот, «…кто отказывается от работы, считается врагом германского государства и будет расстрелян»43.
При этом населению постоянно внушалась мысль, что все эти трудности являются временными, поскольку все они вызваны войной.
Но к лету 1942 года даже многие немецкие чиновники признавали исключительно тяжелое положение, в котором находились русские рабочие. В одном из докладов, адресованных в генеральный штаб, говорилось: «Растущие рыночные цены находятся в резком контрасте с получаемой рабочими зарплатой. Недельного заработка не хватает, чтобы удовлетворить самые необходимые потребности в продуктах питания. И если глава семьи еще кое-что получает, то остальные члены семьи буквально голодают. Они вынуждены обменивать на продукты питания последнюю одежду и домашнюю утварь». Даже те рабочие, которые регулярно получали продовольственный паек, постепенно приходили в состояние крайнего истощения. В апреле 1942 года в одном из докладов в Берлин сообщалось: «часто бывает, что рабочие должны бросать тяжелые работы вследствие истощения от недоедания. Производительность рабочих, которые применяют физическую силу, сильно падает»44.
