Спрашивал ли кто-нибудь миссис Стивенс за эту неделю? Нет, никто не спрашивал. Миссис Портер не выходила из дому, а из окна ей видно почти все, что происходит на улице… Молодая блондинка? Нет, совершенно исключено.
Я прекратил расспросы. Начни я объяснять миссис Портер причину моего путешествия, она бы только перепугалась и страшно всполошилась, а в ее душу, чего доброго, закрались бы всякие подозрения на мой счет, и все завершилось бы новым нескончаемым потоком слов… Но две вещи я установил совершенно точно: Роз не было в Лондоне, когда неизвестное лицо послало на имя Пат телеграмму о том, что ее мать тяжело больна; и Пат ни разу не была в доме матери.
Когда, проделав обратный путь, показавшийся мне еще более долгим, чем путь в Хэмпстед, я снова оказался в «Камберленде», на свидание с тобой я давно опоздал. Портье передал мне твою записку, где ты сообщал, что не можешь больше ждать; ты предлагал мне прийти к тебе в контору на следующее утро, к десяти часам.
Я был так измучен, что даже не огорчился. Съел бифштекс в баре, поднялся в свой номер и сразу лег. Но несмотря на усталость, не мог заснуть. Я лежал в темноте с открытыми глазами, снова и снова перебирая в уме нелепые условия неразрешимой задачи.
Глава пятая
Почему я написал, Том, в начале этого дневника, что ты показался мне другим, не похожим на самого себя? Я был к тебе несправедлив. Не знаю, что я делал бы без тебя в это субботнее утро. Когда в одиннадцатом часу я пришел к тебе в контору, мной безраздельно владело отчаяние; еще немного, и я бы вообще отказался от всяких розысков, так и не успев их толком начать. Но ты нашел именно те единственные слова, которые были мне так нужны, — ты стал говорить о Пат. И я снова воспрянул духом. Мы перебрали с тобой все гипотезы и все варианты и пришли к выводу, что только полиция может мне помочь и что необходимо поскорее туда обратиться. Благодаря тебе я избежал всех формальностей, проволочек и многочасовых ожиданий: через полчаса я был в кабинете сэра Джона Мэрфи, возглавляющего службу розыска пропавших без вести лиц. Разве мог я надеяться без твоей помощи попасть так легко в Скотланд-Ярд — утром в субботу и сразу к начальнику, без предварительной записи на прием, миновав все инстанции?..
Я не люблю полицейских, но должен признать, что Мэрфи мне сразу понравился. В нем есть спокойствие, воспитанность, мягкость (прекрасно сочетающаяся с решительностью) — словом, те качества, которые чрезвычайно редко встретишь в американской полиции, даже у самых высших чинов. Ни разу во время нашей беседы в то утро я не почувствовал в нем желания приуменьшить серьезность дела, с которым я к нему пришел; он ни на секунду не усомнился в правдивости моих слов и, даже высказывая предположения, для меня неприятные, — думаю, высказать их он был обязан, — делал это с большим тактом и словно бы нехотя.
— Можете ли вы утверждать, — спросил он, — что между вами и миссис Тейлор не было никаких… э-э, никаких недоразумений? Абсолютно ли вы уверены в том, что она ничего не скрыла от вас?.. Я хочу сказать, не скрыла ничего такого, что могло бы пролить свет на ее исчезновение?
Мне стоило большого труда не вспылить, как это было со мной в Милуоки, когда Керк Браун позволил себе предположить нечто подобное. Правда, сэру Мэрфи это было более простительно, чем Керку Брауну, поскольку Мэрфи не знал Пат, а если говорить честно, простительно им обоим… Но как мне было убедить их, что они заблуждаются? Моя реакция на их вопросы не имела ничего общего с возмущением, обуревающим ревнивого мужа, для которого невыносима самая мысль, что жена от него что-то скрывает, что она обманывает его. Нет, в данном случае речь шла совсем не о том. Конечно, если бы я узнал, что Пат любит другого, это было бы для меня страшным ударом, и все же, думаю, я бы мог допустить, что это возможно; из любви к Пат я бы мог ее даже простить. Но никто (кроме тебя, Том, в этом я уверен), никто не может понять, что Пат не способна меня обмануть; это вещь совершенно немыслимая, невозможная, потому что Пат — неотъемлемая часть меня самого. Было бы, скажем, нелепостью обвинять свою руку или ногу, что они вас обманывают. Такое обвинение лишено всякого смысла. И так же бессмысленно подозревать или обвинять в этом Пат; она словно часть моего тела, исчезновение ее можно сравнить лишь с ампутацией ноги или руки, но ведь это — несчастный случай, и предвидеть его нельзя.
Конечно, я не мог все это высказать сэру Джону Мэрфи (я и тебе-то все объяснил сейчас очень бессвязно). Но я нашел для него другой аргумент:
— Ваш вопрос был бы оправдан, сэр, если бы моя жена покинула Милуоки по собственной воле. Но вы забываете, что ее вызвали телеграммой и что телеграмма эта была, по всей видимости, подложной, поскольку моей тещи в момент отправления телеграммы в Лондоне не было.
Сэр Джон мягко улыбнулся:
— Вы слишком торопитесь с выводами. Мы в полиции привыкли быть более осторожными. Чтобы принять выдвигаемую вами версию, нужно иметь свидетельство вашей тещи, что представляется трудным, поскольку она в отъезде. Нужно, далее, увидеть эту телеграмму и проверить, откуда она отправлена. Всю эту часть расследования произвести невозможно, во всяком случае сейчас. Заметьте, я ведь не отрицаю, что между телеграммой, о которой идет речь, и исчезновением миссис Тейлор может существовать какая-то связь — это представляется даже очевидным; однако это еще не то, что мы называем доказанным фактом. Во всем, что вы мне сообщили, пока есть лишь два совершенно бесспорных момента, а именно: во-первых, ваша жена прибыла в лондонский аэропорт в пятницу 16 сентября, и, во-вторых, с тех пор вы о ней ничего не знаете. — И добавил участливо, без малейшей иронии: — Этого мало. Но ведь наша обязанность — разыскивать лиц, которых нас просят разыскать, а вас мне горячо рекомендовал мистер Брэдли.
— Как вы собираетесь действовать? — спросил я.
— Методами самыми традиционными, которые чаще всего оказываются и самыми лучшими…
— А именно?
— Сначала справимся в больницах. Времени это займет немного, и, чтобы вас успокоить, скажу сразу: я весьма сомневаюсь, что это даст какой-нибудь результат. Если с миссис Тейлор действительно произошел несчастный случай, мы бы наверняка опознали ее и вы давно уже были бы извещены. Конечно, она могла стать жертвой нападения и грабитель мог отобрать у нее документы, но в этом случае извещена была бы полиция; все больницы, все психиатрические лечебницы, все морги незамедлительно сообщают нам обо всех неопознанных лицах, живых и умерших, но ни одна из жертв последних дней не подходит под приметы миссис Тейлор… Разумеется, я это еще раз проверю.
Я дал самому себе клятву сохранять хладнокровие в течение всей беседы, но, когда Мэрфи произнес слово «морги», я в ужасе вздрогнул и мне потребовалось напрячь всю свою волю, чтобы подавить ощущение дурноты.
— Мы должны будем так же, как это принято у нас, — продолжал начальник отдела розыска, — обойти все гостиницы и меблированные комнаты; судя по вашему рассказу, я весьма сомневаюсь, что мы обнаружим там миссис Тейлор. Но кто знает?..
Что-то в его тоне мне не понравилось, но я не решился его прервать.
— И наконец, если до вторника мы не нападем на след, придется сообщить приметы миссис Тейлор через прессу, радио и телевидение. Я попрошу вас дать мне фотографию вашей жены, желательно четкую, а также самым подробным образом заполнить этот бланк. Предпочитаете ли вы сделать это сейчас или займетесь этим попозже и принесете мне к вечеру?
— Лучше уж не терять даром времени, — отвечал я.
У меня было при себе две фотографии Пат. На одной она была изображена во весь рост, в простом летнем платье, с развевающимися на ветру волосами; это был моментальный снимок, который я сделал в нашем саду в Лейквью. Второй портрет был выполнен профессиональным фотографом прошлой весной для милуокской газеты, когда Пат получила первую премию на рекламном конкурсе «Элегантная автомобилистка». Оба снимка были превосходны, и все же, глядя на них, я чувствовал, насколько они бессильны передать истинный облик Пат, ее красоту, ее обаяние… Мэрфи попросил дать ему обе фотографии, и я, разумеется, не стал с ним спорить. У меня в чемодане были и другие фотографии Пат; но, отдавая сэру Джону эти два снимка, я испытывал тяжелое чувство, словно терял ее заново.
Заполнять бланк оказалось и вовсе мучительно. Во всех этих вопросах, таких точных и вместе с тем безличных, есть что-то бездушное; ни один из них словно бы и не применим к человеку, которого надо описать, но при этом все они сообща обкладывают его со всех сторон и берут безжалостно в клещи. На каждой графе я застывал в нерешительности, боясь ошибиться… Цвет волос — светлый, рыжеватый, каштановый? Цвет лица — бледный, матовый, нежный? Особые приметы? Мне казалось, что я описываю труп.
