Когда я нашел того, кого искал, он как раз схватился за свое оружие. Он был разбужен неизбежным легким, но странным шумом, который производил наш абордажный отряд, и заподозрив какой-то беспорядок, встал и зажег свет в каюте.
Я обрушился на него, когда он поднимал пистолет, и выбил оружие у него из руки прежде, чем он успел выстрелить. Но он отступил назад с мечом наготове, и так мы стояли лицом к лицу некоторое время.
— Сдавайся, — сказал я, — и тебе не причинят вреда.
— Кто ты такой? — потребовал ответа он. — Откуда ты взялся?
— Я был заключенным на борту «Софала», — ответил я. — Но теперь я им командую. Впрочем, как и твоим «Совонгом» — последние несколько минут. Если ты хочешь избежать кровопролития, выйди со мной на палубу и прикажи своим людям сдаться.
— И что потом? — спросил он. — Зачем вы напали на нас, если не для того, чтобы убить?
— Чтобы забрать провизию, оружие и вепайянских пленников, — объяснил я.
Внезапно до нас донеслось шипящее стаккато пистолетного огня с нижних палуб.
— Я полагал, что кто-то хочет обойтись без убийств, — презрительно фыркнул он.
— Если хочешь прекратить это, выйди отсюда и прикажи сдаться, — ответил я.
— Я не верю тебе! — воскликнул он. — Это обман.
И он набросился на меня с мечом.
Я не хотел хладнокровно застрелить его, так что встретил атаку своим клинком. Преимущество в искусстве обращения с оружием было на его стороне, так как я еще не совсем привык к амторианскому мечу. Но у меня было преимущество в силе и реакции. И еще мне были известны некоторые приемы немецкого боя на мечах, которым я обучился во время пребывания в Германии.
Амторианский меч — это преимущественно рубящее оружие. Его вес около острия делает его особенно эффективным для такого метода атаки, хотя уменьшает эффективность парирующих ударов, делая меч достаточно медлительным орудием. Неожиданно я оказался перед человеком, умеющим проводить невероятные уколы, и в бешеном темпе! Я с трудом защищался.
Офицер был весьма подвижен и искусен в обращении с мечом. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что я новичок. В результате он злобно стал прижимать меня к стене, пользуясь своим превосходством, так что я быстро пожалел о своем великодушии — надо было все-таки воспользоваться пистолетом до начала схватки. Теперь это сделать было поздно, я был все время настолько занят, что у меня не было времени вытащить оружие.
Он заставил меня отступить назад и вглубь каюты, а сам занял позицию между мной и выходом. Когда я оказался в положении, откуда не было возможности бежать, он постарался прикончить меня. Этот бой я проводил почти исключительно в защите. Атаки капитана были такими быстрыми и настойчивыми, что я мог только защищаться, и за первые две минуты боя я не сделал ни одного выпада в его сторону.
Я очень хотел бы знать, куда делись те, кто сопровождал меня, но гордость не позволяла мне позвать на помощь. Впоследствии я узнал, что это ничего бы мне не дало, так как они были заняты целиком и полностью отражением атаки офицеров, которые поднялись с нижних палуб сразу вслед за ними.
Мой противник скалил зубы в злобной ухмылке, непрестанно стараясь сломить мою защиту. Он как будто уже чуял победу и внутренне ликовал, предвкушая ее. Звук ударов стали о сталь заглушал все звуки за пределами четырех стен каюты, где мы сражались. Я не мог сказать, идет ли битва в других местах на корабле, а если она идет, то выигрываем мы или проигрываем. Я понимал, что мне совершенно необходимо знать это, что я в ответе за все, что происходит на борту «Совонга», и что я обязан выбраться из этой каюты, чтобы привести своих людей либо к победе, либо к поражению.
Такие мысли делали мое положение еще более невыносимым и заставляли меня идти на крайние меры, чтобы освободиться. Я должен уничтожить противника, и немедленно!
Он к этому времени уже практически прижал меня к стене. Острие его меча уже один раз коснулось моей щеки и дважды — тела, и, хотя эти раны были всего лишь царапинами, я оказался весь в крови. Капитан прыгнул с решимостью покончить со мной тотчас же, но на сей раз я не отступил. Я парировал его удар, так что его клинок прошел справа от меня, затем я отдернул свой меч и, прежде чем он опомнился, пронзил его сердце.
Он рухнул на пол. Я выдернул лезвие из его тела и выбежал из каюты. Весь эпизод занял лишь несколько минут, хотя они показались мне гораздо дольше. Однако за это краткое время многое произошло на палубах и в каютах «Совонга». Верхние палубы были очищены от врагов. Один из моих людей был у руля, другие в машинном отделении. На главной палубе все еще продолжалась схватка, там несколько офицеров «Совонга» делали последнюю попытку дать отпор с горсточкой своих людей.
Но к тому времени, как я достиг поля боя, все было кончено. Офицеры, заверенные Камлотом, что их жизни пощадят, сдались. «Совонг» был наш! «Софал» взял свою первую добычу.
Оказавшись, наконец, среди взволнованных воинов на главной палубе, я, должно быть, представлял печальное зрелище. Из моих трех моих царапин все еще текла кровь. Мои люди приветствовали меня громкими возгласами. Впоследствии я узнал, что мое отсутствие в битве на главной палубе было замечено и произвело плохое впечатление на амториан, но когда они увидели, что я возвращаюсь, неся на себе следы какой-то иной схватки, они вернули мне свое уважение вдвойне. Эти три небольшие царапины достались мне немалой ценой, но это было ничто в сравнении с психологическим эффектом, произведенным непропорционально большим количеством крови, которое пролилось на мой обнаженный торс.
Мы быстро окружили и обезоружили пленников. Камлот взял несколько людей и освободил вепайянских пленников, которых тотчас препроводил на «Софал». Почти все они были женщинами, но я не смог увидеть, как их переводили с корабля на корабль, поскольку был занят другими делами. Однако я прекрасно представлял себе радость воссоединения Камлота и Дуари, на которое она, вероятно, уже не надеялась.
Мы быстро перенесли все ценное с «Совонга» на «Софал», оставив только самое необходимое для офицеров корабля-неудачника. Эта работа была поручена Кирону и проводилась нашими собственными людьми, тогда как Гамфор с группой наших новых пленников перенес на борт «Софала» излишек провианта. Когда это было сделано, я приказал сбросить все пушки «Совонга» за борт — по крайней мере это я мог сделать, чтобы нанести ущерб мощи Торы. Последний акт этой морской драмы состоял в переведении сотни неудачников-заключенных с «Софала» на «Совонг» и представить их новому капитану. Он не выглядел обрадованным, впрочем, так же как и они. Не могу его обвинять.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
