Точка зрения недальновидного дилетанта, если не сказать больше, полнейшего профана. Однако Палион не стал утруждать себя бессмысленными объяснениями, тем более что его мозг уже начал работу над почти неразрешимой задачей. Если нет возможности перелезть через стену, значит, остаются только ворота, но и тут не нашлось подходящего варианта. Спрятаться среди товаров в чужой телеге было нельзя. Во-первых, вокруг стоявших на дороге повозок слонялось много народу, а во-вторых, стражники осматривали грузы с особым пристрастием, именно поэтому, кстати, и возник огромный затор. Больным, убогим, нищим вход в столицу был закрыт. На тот фокус, что они уже однажды проделывали в Дукабесе, нельзя было рассчитывать. После многодневных дождей деревья и трава стояли сырыми, поэтому устроить пожар и отвлечь толпу от повозок казалось весьма затруднительным. Из всех возможных комбинаций оставалась лишь одна: втереться в доверие к знатной даме и проехать через ворота в ее экипаже. Мозг Палиона схватился за соломинку, прорабатывая шаги именно в этом направлении, но и тут зашел в тупик. Одежды на путниках были не те, их физиономии уже несколько дней небриты, а значит, и завлечь любвеобильную баронессу или маркизу в сети галантного флирта не представлялось возможным. К тому же недосматриваемые экипажи проносились мимо телег на большой скорости, да и возле каждой из них было не менее десятка строго бдящих охранников. Одним словом, профессионал оказался бессилен, а его богатый опыт неприменим к весьма удручающей ситуации. Ни один, даже самый талантливый врач не сделает операцию одним лишь скальпелем; ему как минимум понадобится еще и огурец…
Палион с сожалением развел руками и только открыл было рот, чтобы оправдать отсутствие ответа, как его пересохшие губы бесцеремонно зажала довольно грязная ладонь колдуна.
– Тихо! – прошептал навостривший слух Вебалс, весь вид которого подавал сигнал не шевелиться и молчать.
Из их укрытия между кустами и парой ущербных сосенок была видна лишь часть дороги; большая, но далеко не вся. В то время как шум, постепенно превратившийся в дуэт скрипа рессор и конского ржания, доносился именно с не просматриваемого ими пространства. Кто-то съезжал с дороги и искал укромного уголка; кто-то, возможно, такой, как они, нежеланные гости столицы, а может, и крестьянин, не рассчитавший с выпивкой в ближайшей корчме. Хотя, с другой стороны, деревенские торговцы – народ простой и прижимистый, справляют пикантные нужды, не отходя от телег с драгоценным, по их мнению, товаром.
– Карета и четверо всадников, – прошептал колдун, чье лицо мгновенно расплылось в зловещей ухмылке. – Кажется, нам повезло, благородные господа хотят уединения…
– Не думаешь же ты…
– Нет, пока еще не думаю, – перебил Вебалс, схватив Палиона под руку и потащив за собой. – Чтобы думать, нужно хотя бы видеть. Шевели ногами, дружок, а то опоздаем к раздаче подарков.
Путь к эфемерному подарку судьбы пролегал через колючие кусты, овраг с выводком шипящих гадюк и небольшую лужу, прикрытую сверху слоем опадшей листвы. Однако неприятные ощущения, возникшие в ходе пробежки под ручку, с лихвой компенсировала увиденная компаньонами сцена, вселившая надежду в их далеко не склонные к романтизму сердца.
На опушку рощи с противоположной стороны от дороги действительно выехали карета и четверо всадников в довольно приличной броне. Судя по гербу, белая лошадь на ярко-красном поле, изображенному на дверцах экипажа и одеждах слуг, уединиться пожелал какой-то граф. Палион поверхностно изучал Геральдику Лиотона и прилегающих королевств, но все-таки вспомнил, что белый цвет на родовых гербах могли использовать только дворяне не ниже графского титула. Герцоги и принцы предпочитали золотой, да и эскорт у них явно был бы побольше. Что же касается Вебалса, то он вообще не удосуживался забивать светлую голову подобной ерундой.
Карета остановилась, всадники слезли с коней и поспешно открыли дверцу, выпуская наружу двух молодых странников: мужчину в черном бархатном камзоле с кружевным жабо и привлекательную брюнетку в строгом дорожном платье, но все же с чересчур глубоким декольте. Прячущиеся в зарослях густой травы авантюристы удивленно переглянулись. Поведение парочки благородных особ показалось им более чем странным. Во-первых, с виду галантный кавалер не протянул даме руку при выходе из кареты, а во-вторых, быстро пошел, почти побежал в лес, подавая знак спутнице следовать за ним. Молчаливые стражники и флегматично взиравший с козел кучер остались при экипаже, а не последовали за исчезнувшими среди деревьев хозяевами.
«И что бы это значило? Если то, о чем я подумал, то почему не в карете… во время езды? Там так мило трясет и на кочках подбрасывает…» – предположил Палион и тут же получил от непоседливого колдуна острыми костяшками в бок. Подавая пример замечтавшемуся на отвлеченные темы товарищу, Вебалс по-пластунски пополз в направлении, куда удалилась странная парочка.
К счастью, обдирать о ветки да коренья и без того протертую до дыр куртку Палиону пришлось недолго, уже через тридцать шагов, точнее семьдесят восемь гребков руками, чуть правее от конспираторов стали доноситься голоса. Супруги, а может, и не связанные узами брака вельможи вдохновенно осыпали друг дружку словечками, которые не всегда услышишь и от опустившегося до самого нищенского дна пропойцы. У благородных особ все не как у людей, они не могут себе позволить оскорблять друг друга в присутствии низкородных слуг, и поэтому вынуждены, сдерживая клокочущий в груди гнев, пускаться на всякие глупые ухищрения; порой излишние, а порой и откровенно опасные.
– Еще раз и это последний… последний, когда я тебя спрашиваю по-хорошему! – бесновался мужчина, бегая вокруг дамы и яростно распинывая сучки. – Где ты была этой ночью, почему не открывала, дрянь?!
Разъяренный граф все бегал и постоянно дотрагивался до головы руками, как будто проверяя, не начали ли у него отрастать рога. Не ведая стеснения в эпитетах… ярких, сочных, красочных… он продолжал покрывать подол длинного платья жухлыми листьями и пронзительно верещать. Его спутница, наоборот, гордо хранила молчание, и лишь раскрасневшиеся под слоем пудры и румян щеки выдавали ее желание отхлестать распоясавшегося негодяя веером по лицу. Лежавший рядом Вебалс едва сдерживался, чтобы не покатиться с хохоту, так забавна и необычна была ссора светской львицы и благородного, но не очень довольного ветвистостью рогов оленя. Воистину огромный накал страстей по пустяковому поводу, искрометная лексика лиотонского простонародья, вылетающая из уст придворного шаркуна и прочие комичные своей несочетаемостью нюансы чуть не довели веселящегося Озета до грани безумия. Он даже набил рот сырым мхом, чтобы не рассмеяться и досмотреть до конца увлекательное зрелище.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
