21 июля. Интенсивные занятия, тренировки, после отбоя не сомкнуть глаз — духота. Сидели, обсуждали тревожные вести с фронта. И вдруг — протяжный, нарастающий гул. Мелко задребезжали оконные стекла. Бойцы высыпали во двор.
В цепком перехлестье «дальнобойных» прожекторных лучей плыли неуклюжие туши самолетов со свастикой. «Немецкие бомбардировщики!» — как током ударило Постевого. Надсадно защемило сердце, на спине, под гимнастеркой, выступил липкий пот.
Из оцепенения вывел пронзительный гудок автомобильного клаксона. Условленный сигнал: «На выезд!» — снял напряжение. Теперь Сергей твердо знал, что делать.
Даниловский рынок, сплошь напичканный деревянными ларьками и павильонами, полыхал громадным факелом. Пламя, будто по бикфордову шнуру, продвигалось по цепочке строений, перебрасывалось на соседние. Яркие вспышки высветили окрестные кварталы, заводы, демаскируя их. Фашистские летчики словно того и ждали: на район обрушились новые зажигательные бомбы.
«Что творят, сволочи!» — скрипнул зубами Сергей. Ему впервые предстояло бороться с огнем, падающим с неба. Боязни, робости не было — их вытеснила ненависть к бесчинствующим фашистам.
Он был впереди, на самых опасных участках. Вплотную приближался к ревущим очагам, где вели схватку с огнем бойцы его караула, отдавал краткие, точные распоряжения и команды, подменял у ствола уставших, хлестко косил жаркие рыжеватые языки упругой струей воды. Сдавленное, пламя постепенно унималось.
Едва перевели дух — снова последовал вызов. В Филях огромное зарево охватило завод «Москватоль». От зажигалок загорелся гудрон в резервуарах. Бурлящая масса стремительно расползалась по земле.
Выбрали главные направления. Стойко, предельно собранно, задыхаясь в черном зловонном дыму, сжимали кольцо вокруг пылающего пространства.
Рассвет в ту ночь застал их на Хорошевском шоссе. Спасали от огня склады с военным снаряжением. Постевой орудовал брандспойтом на чердаке. Угораздило же: рухнуло перекрытие, и он камнем упал вниз. В горячке и не почуял, что ушиб колено. Не дрогнул, не растерялся перед опасностью. Выручила смекалка. Воспользовавшись спущенным брезентовым рукавом (по нему подавалась вода), в одиночку сдерживал наступление пламени, пока не подоспело подкрепление. Только тогда Постевой, хватившись, обнаружил, что немудреные его доспехи — плотная куртка и брюки — как осколками изрешечены: прожжены. Больно ныло колено. Как сам-то цел остался?
Так завершилось боевое крещение, оценивая которое, ныне убеленный сединами полковник говорит: «Метались мы, как в той поговорке, из огня да в полымя».
Наступившее утро принесло приятное известие. Радио сообщило: приказом народного комиссара обороны коллективу московских пожарных за энергичные действия, проявленные выдержку и мужество объявлялась благодарность.
…Гитлер вынашивал сумасбродные планы — уничтожить Москву, испепелить ее, нанося массированные удары с воздуха. Противник остервенело атаковал, пытаясь деморализовать население города, посеять хаос и страх.
Изуверская тактика с треском провалилась, москвичей она не застала врасплох. Они были готовы, противопоставили организованность и дисциплину, решительность и отвагу, грудью встали на защиту родной столицы. Им помогал весь народ.
Долгие осенние дни и ночи сорок первого… Непрестанные воздушные тревоги. Каждый выезд сопряжен с риском, работа под разрывами авиабомб, осколками снарядов. Гибли товарищи. Георгий Петров, Иван Савинов, Наум Садовский, посмертно награжденный орденом Красной Звезды. Тяжкой болью отзывались в душе Постевого невосполнимые утраты. И все сильнее утверждалась в его сознании мысль отомстить за павших.
Не чуя под собою ног, изнуренный, начальник караула с бойцами возвращался с очередного пожара. Смыть с себя копоть и сажу, подкрепиться, починить обмундирование. В те редкие минуты затишья он садился за рапорт. Еще один. «Прошу отправить на фронт…»
Читая затем резолюции: «Не представляется возможным», «Воздержаться», разумом понимал, что и здесь, в Москве, не легче и каждый человек на вес золота. А сердце рвалось туда, на передний рубеж, где сражались с врагом родные братья Фрол и Михаил, десятки тысяч сверстников.
И лишь когда советские войска сокрушили захватчиков у стен столицы и непосредственная угроза миновала, просьбу комсомольца удовлетворили.
Летом 1942 года в списках Рязанского пехотного училища появилась фамилия: Постевой.
Армейские дисциплины давались Сергею легко. Немного погодя, он обращался на «ты» и с винтовкой, и с автоматом, и с минометом. Кстати, умение мастерски владеть оружием сохранилось у Сергея Игнатьевича доныне. Недавний, в сущности, эпизод. Курсанты его части во главе с командиром прибыли на стрельбище. Ну кому, как не ему, ветерану, овеянному фронтовыми ветрами, задать общий тон? Поднял полковник автомат навскидку, на вытянутой руке — и в ста метрах впереди, как подкошенные, поочередно начали падать изрешеченные мишени. Все ахнули. Он и бровью не повел. Невелика, мол, хитрость.
Да, учиться ему было несложно. Он по натуре своей прилежен. Для него, защищавшего столицу в грозном сорок первом, хлебнувшего лиха, не страшны уже были напряженные учения, марш-броски, рукопашные схватки с противником, пока, правда, условным. Ведь по сравнению с другими, необстрелянными, прошел Постевой огонь, воду и… Впрочем, медные трубы — славу, иначе говоря — снискал позже.
… Зима сорок четвертого выдалась суровой. Снежные заносы тормозили наступление. Случалось, что полковые стодвадцатимиллиметровые минометы отставали от пехоты.
В период Корсунь-Шевченковской операции лейтенант Постевой, воевавший в составе 204-го гвардейского полка 69-й гвардейской стрелковой дивизии, получил задание выбрать огневые позиции для минометной батареи.
Командир батареи капитан Закалин, только что вернувшийся из госпиталя, сказал:
— Людей у нас маловато, пойдем вдвоем без солдат. Гранаты только прихвати.
Надели маскировочные халаты — и в путь.
Шли молча, в тумане. Вскоре на взгорке выступили расплывчатые очертания приземистых хатенок. Постевой вынул карту: деревня Оситняжка.
— Разведаем, что там впереди, — предложил Закалин.
Подобрались к крайней хате и ахнули: прямо перед ними несколько дюжих солдат грузили железные бочки в кузов бронетранспортера. Вероятно, они настолько были поглощены работой, что даже не выставили часового. Как они здесь оказались? Видимо, какая-то группа вырвалась из окружения.
— Гранату, живо! — сказал Закалин.
Лейтенант сплоховал, не рассчитал расстояние. Лимонка очертила крутую дугу, не долетев, ковырнула утоптанный наст осколками. Перепуганные гитлеровцы мигом завели машину и укатили.
Сергей растерянно опустился на завалинку.
— Настращал ты их здорово, — сказал комбат.
— Не думаю, — возразил Сергей, — тут что-то не так, товарищ капитан. Как бы они нас не накрыли. Обстановка непонятная. Надо уходить.
Оба не знали, что именно к этой деревне уже движутся вражеские танки, стремясь вырваться из окружения.
Не раздумывая, они поспешили назад. Сергей был помоложе и вырвался вперед. Внезапно сзади оглушительно рвануло. Он оглянулся: Закалин лежал ничком на снегу.
— Товарищ капитан! — подбежал к лежавшему комбату Постевой.
Ни звука. «Убит… — содрогнулся он. — Как же ты, Миша… Не уберегся…»
Сергей вытер кулаком слезы. Горечь утраты и злость заполнили его. «Отомстить, во что бы то ни стало отомстить!» — ни о чем другом думать он не мог.
Попросил у повстречавшихся на полдороге пехотинцев четыре противотанковых гранаты и вернулся на край деревни, к дороге, по которой вероятнее всего пойдут гитлеровцы.
Сколько провел в ожидании — не помнит. Вдруг слух уловил шум мотора и лязг гусениц. Лейтенант затаился и весь напрягся. «Тигр», вздымая снежные волны, быстро мчался по дороге. Постевой собрался в комок и… стальная громадина пронеслась в полуметре.
«Эх, растяпа», — мысленно казнил он себя.
Не успел как следует унять волнение — снова знакомый грохот. «Мой!» — подумал он.
Мощный взрыв потряс броню, примостившихся на ней десантников как ветром сдуло. Однако машине вреда не причинил. Прибавив скорость, она скрылась за косогором.
Следующий «тигр» задержался подле убитых. Двое в шлемах проворно вылезли из машины. Перебросились негромкими репликами.
«Решили, что те напоролись на мину», — отметил Постевой. Холодный расчет владел им. Он взял фашистов на мушку. Нажимать на спусковой крючок не торопился: перед ним еще не весь экипаж.
Двое опять залезли внутрь. Пора! Напружинился и что есть мочи послал гранату под трак. Танк с раскрученной гусеницей неуклюже завертелся волчком, обдавая Сергея мерзлыми комьями.
