груди которых вылетают обеты. Это всё — выражение пылкого фанатизма простонародья.
Здесь слышатся те же страстные возгласы, которые накануне раздавались в театре.
И здесь, и там одинаковое стремление к шумным демонстрациям, то же беспокойное лицемерие, то же чванство. Алчность руководит этими выходками, имеющими целью возбудить сострадание и вымолить подаяние у присутствующих. Funzione подвергается такой же подробной и строгой критике, как и любая театральная пьеса.
Здесь толкуют о красноречии священника, как там — о достоинствах певца или примадонны.
При начале церемонии, как и в театре, первое время проходит в шумных изъявлениях восторга и благодарности. При этом особенно неистовствуют женщины: они громко называют прелатов, указывая на них пальцами. Ниже этих лучших мест такое же оживление; там лорнируют женщин, передавая друг другу свои приключения и сплетни будуаров и гостиных.
Среди этого шума священник приближается к алтарю, и хор певчих начинает церковную службу. Женщины продолжают своё, не обращая на это никакого внимания; они кокетничают вызывающими взглядами с прелатами, офицерами и с завитыми и раздушенными аббатами, смахивающими своими ухватками на пажей. В церквах во время божественной службы происходят самые скандальные поступки; в эти торжественные минуты с помощью взгляда, знака или пожатия завязываются любовные приключения и интриги римского общества. Из уважения к скромности и к приличию, мы умалчиваем в нашем рассказе о многом, о чём вопиют и взывают сами факты. Что же касается до толпы, наполняющей всё внутреннее помещение здания, она волнуется, болтает, прогуливается, рассматривает всё то с любопытством, то с беспечностью; она держит себя смело, свободно, непринуждённо, далеко не так, как следовало бы держать себя в церкви.
Везде слышится весёлая, ветреная болтовня, исполненная этой чисто итальянской, беспечной непринуждённости, можно подумать, что находишься в аллее сада Пинчио, в ресторане на Корсо, в театральном фойе, на балу или рауте во дворце, но ничто не напоминает об истинной святости места.
При начале божественной литургии, во время предложения даров, всё смолкло. Все склонили головы, опустились на колени, и над этой покорной толпой раздалась мелодия О salutaris hostia.
Под влиянием внутреннего побуждения Ноемия осталась стоять; она гордо выпрямилась над этими склонёнными головами подобно дереву, устоявшему против бури. Быстрым взглядом она окинула внутренность храма. Ещё один человек стоял, подобно ей; их взоры встретились, и они узнали друг друга.
Ноемия увидала, наконец, своего спасителя в саду Пинчио. В глазах Паоло выразилась вся его любовь.
Этот взгляд соединил их неразрывными узами; и несмотря на различие верований, Ноемия почувствовала, что есть что-то священное в этом союзе сердец в присутствии алтаря и бескровной жертвы.
ГЛАВА XII
НАБОЖНОСТЬ И СУЕВЕРИЕ НАРОДА
Поклонение Святой Деве чрезвычайно живо и ревностно во всей Италии; итальянский народ взывает к Марии, Божьей Матери, с нежностью и с любовью, con amore, как говорят итальянцы. Но нигде не чтят её так усердно, с таким постоянным благоговением, как в Риме и вообще в Папской области.
Во всех католических странах чтят Пресвятую Богородицу, но кажется, что Италия специально избрала Мадонну своей покровительницей, несмотря на то что официальными патронами её считаются апостолы Пётр и Павел.
В способе этого поклонения видно, сколько ложного, земного и чувственного заключается в самых искренних проявлениях набожности римского народа.
Святая Дева, составляя предмет обожания у католиков, однако, не приобрела на это в этой религии права, путём определённого догмата. Церковь, чтя в ней божественное таинство святого воплощения, не считает её тем не менее частью Божества. Церковь возносит её на небо сонмом ангелов, помещает возле Сына, которого она любила всеми силами своей души и сердца, и делает из неё заступницу человечества перед Богом. Добродетели женщины, муки матери, невыразимая чистота всенепорочной Девы — всё это окружало Марию прозрачным светлым сиянием и, естественно, влекло к ней мольбы людей о милостях, о которых она могла просить своего Сына, если не в состоянии была даровать их сама.
Правильно понятое, заключённое в естественных границах поклонение Святой Деве носит в себе такую свойственную ему нежную чистоту, что невинность и непорочность могут только радоваться. В этом простом, здравом поклонении чистых сердец источнику всякой чистоты заключается нечто такое возвышенное, чего не могут осквернить никакие земные помыслы.
Если ж к этому первобытному чистосердечному поклонению примешается неловкий мистицизм и аффектация, то получится лишь жеманное богослужение, которое во всех католических странах напоминает собою театральное представление. Майское богослужение — месяца Марии, так, как его совершают во многих церквах, служит лишь развлечением для светской кокетливой набожности; это мы можем хорошо видеть в быстром распространении этого служения повсюду. Но если молитва к непорочной Деве исполнена человеческими страстями и пожеланиями, если набожные взывания не заключают в себе просьб о небесных милостях, а молят только о земных интересах, то поклонение лишается своей святости и становится выражением чувственности, чуждым сердцу и душе; это чисто материальное отношение к святыне под личиною ложной набожности.
Если, наконец, самый способ поклонения противоречит евангельскому милосердию и смущает душу чувственными представлениями — не превратится ли это обожание в поношение, и не похоже ли оно на страстное идолопоклонство, присущее скорее тленным благам, нежели вечной славе? Таковы действительно основные черты поклонения Святой Деве в Риме. Изображений её существует бесчисленное множество. Всем известно, какую очаровательную красоту придали её чертам кисти бессмертных художников. Знаменитые живописцы идеализировали совершеннейшие типы земной красоты для изображения небесного типа, мелькавшего в их восторженном воображении; они восхищались небесным, но взгляды простых смертных видели в их произведениях прелести красоты телесной, которые лишь уменьшали святость чувства.
Изображая падение человека, посвятившегося Богу, Леви в своём сочинении Монах вводит в келью его дьявола под видом прелестной мадонны.
Эта аллегория так ясна, что не нуждается в пояснениях. В Риме Мадонна везде: внутри церкви и вне её; она обитает в роскошных дворцах богачей и жалких хижинах бедняков; долго не существовало в городах иного освещения, как восковые свечи и лампады, теплящиеся перед её изображениями; в настоящее время вы встречаете их всюду: на перекрёстках улиц, на беднейших лачугах, так же как и на великолепнейших зданиях, во дворах, коридорах гостиниц, кабаках, в стойлах и конюшнях, на дорогах и тропинках при входе в деревню, везде вы найдёте икону Мадонны. Три раза в сутки колокольный звон напоминает верующим о времени ангельского целования. Всё становится под защиту Марии, нет труда, предприятия, торговли или работы, которые бы не были под покровом изображения Мадонны. Её призывают под различными именами; способы поклонения ей бесконечно