Хорошо, зверь внутри меня зарычал, наслаждаясь видом уязвимости в ее взгляде.
Бойся меня.
Я приблизился на один тяжелый шаг, и она вздрогнула, но в остальном не сдвинулась с места, даже когда я наклонился достаточно близко, чтобы почувствовать ее дыхание на своих губах и тихо прорычать:
— В следующий раз, когда ты ударишь меня, lottatrice [48] , я ударю тебя в ответ. Только это будет по той милой маленькой попке, которую я мельком видел за твоими узкими юбками, capisci [49]?
— Ты, черт возьми, не посмеешь, — сказала она, но ее голос был на одном дыхании, а пульс заметно бился на бледной шее.
— Boh [50] , — сказал я, пригнув голову, с пылом проговаривая ей на ухо, только чтобы почувствовать ее легкую дрожь. — Испытай меня.
Воздух потрескивал вокруг нас, и наши сердца гулко стучали. Я знал, что она вызовет бурю, когда услышала приказ от Яры сегодня днем, но это больше, чем я надеялся. Эта едва живая женщина заставила меня почувствовать себя живым проводом, зажженным фитилем, пылающим силой.
Я даже не поцеловал ее, а мне уже хотелось рычать, бить себя в грудь и кричать от славы.
Все потому, что ледяная королева еще не осознавала этого, но оттепель уже началась, и скоро, так чертовски скоро, что я почти чувствовал ее вкус — что-то теплое и сливочное, как вино, — на своем языке.
Скоро она станет моей.
Ради одного поцелуя, одного часа, одной ночи, мне, блядь, было все равно.
Я поселил ее в своем доме из прагматических соображений, но, в конце концов, я не мог обмануть себя.
Елена Ломбарди была приобретенным вкусом, чем-то, что может оценить только самая изысканная палитра, самый утонченный ум.
Глубокая и сложная, как дорогое итальянское вино, чем больше я узнавал о ней, тем больше мне хотелось выпить ее до дна, заставив стать моей.
Глава 15
Елена
Остаток ночи я провела в своей комнате и ненавидела себя за то, что чувствовала себя жалкой и ребячливой. У меня всю жизнь было представление о том, кем я должна стать и чего хотеть, а этот мафиози с обсидиановыми глазами и нелепыми длинными ресницами, с руками-убийцами и высокомерной властной манерой заставлял меня чувствовать себя… никчемной. Как будто годы работы, которые я потратила на создание своей публичной персоны, утонченные манеры и тщательно образованную речь, были прозрачны перед глазами Дона. Казалось, он видит сквозь мои щиты, разрывая их в своих могучих руках так же легко, как папиросную бумагу. Это не просто обескураживающе, это страшно.
Я не хотела, чтобы меня кто-то видел, тем более такой человек, как он.
Но его присутствие оставило непоправимые трещины в моем фундаменте, достаточно места, чтобы сомнения росли как сорняки.
Моя сестра сказала, что доверяет ему свою жизнь.
И мою.
Я пыталась снова позвонить ей, чтобы поговорить о том, что узнала, но она лишь написала мне ответное сообщение, в котором заверила, что необходимо сохранять спокойствие и что она все объяснит в следующем месяце, когда приедет в гости. Это было слабое утешение, но даже зная, что сейчас она счастлива, мне тошно было думать о том, через что она действительно прошла ради нас.
Ради меня.
Это только усилило чувство долга, которое заставило меня взяться за дело Данте, и знание того, что она полюбила его в конце этого испытания, что, возможно, он… помог ей, укрепило мою преданность его делу, если не его личности.
Ко всему прочему, Симус практически угрожал мне, если я не предоставлю хорошие сведения о капо. По крайней мере, если бы я жила здесь, я была бы в безопасности от него и их.
Я знала, что враги Данте кружат в воде, чувствуя запах его крови после обвинения по закону РИКО и, что потенциально они могут использовать меня как пешку в своей игре за господство.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Итак, я находилась в безопасности от внешних сил в двухэтажной крепости Данте в Верхнем Ист-Сайде.
Проблема заключалась в том, что у меня было четкое ощущение, что самая большая угроза моей безопасности находится внутри той же квартиры, рыская по коридорам, как зверь в клетке.
Комната, которую он мне выделил, была прекрасной, что тоже раздражало. Стены были покрыты серой штукатуркой, такого же темного оттенка, как мои глаза, но все остальное было жемчужно-белым, серебристым или черным. Это было похоже на жизнь внутри облака с его постоянно меняющимися настроениями, от светлого до темного, все мягкое и роскошное.
У него был хороший вкус — качество, которое, как мне казалось, недооценивают в мужчинах.
Я сжимала в руках атласные простыни и рвала их.
Я ненавидела, когда мной манипулировали, и ненавидела проигрывать.
А в том, что я проиграла, не было никаких сомнений.
Во мне проснулось беспокойство, и хотя было только четыре утра, то есть полтора часа до того, как я обычно вставала, я выскочила из постели и подошла к черному туалетному столику, исследуя его.
Одежда лежала аккуратно сложенная в ящиках.
Я тяжело вздохнула, взяв в руки кашемировый кардиган.
Конечно, этот ублюдок купил мне одежду, зная, что я не соберу свою.
Я открывала ящики, пока не нашла пару черных леггинсов и спортивный бюстгальтер. Я знала, что где-то в огромной квартире есть тренажерный зал, и решила, что буду поднимать тяжести босиком, потому что у меня не было подходящей обуви.
Собрав волосы в беспорядочный пучок, я быстро нанесла немного туши и помады, прежде чем выйти из комнаты.
Я не из тех женщин, которые идут куда-либо, не выглядя наилучшим образом.
Спорт зал я нашла почти сразу же по тому же коридору, что и моя спальня на втором этаже, в конце коридора, где он выходил в массивное помещение с зеркалами с одной стороны и окнами от пола до потолка с другой. Мои глаза сразу же устремились к ночному пейзажу сквозь стекло, завороженные блеском огней, словно вплетенных в бархатную ночь. Я подошла к окну и прикоснулась рукой к прохладному стеклу, словно ощущая текстуру ночи под кончиками пальцев.
— Нью-Йорк самый красивый ночью.
Я закрыла глаза от звука его голоса, злясь на себя за то, что какая-то часть меня, что-то дикое и необузданное в груди, надеялась, что я могу столкнуться с ним.
— И опять же, большинство вещей таковы, — продолжал Данте, появляясь на моей периферии, огромной тенью рядом.
Я не повернулась, чтобы посмотреть на него.
— Я ужасно плохо сплю, поэтому пришла насладиться ночью. Здесь спокойно. Иногда кажется, что ты один бодрствуешь во всем мире.
— Ммм, это кажется довольно одиноким, — пробормотал он. — Ночь следует проводить в страсти.
Я закатила глаза, игнорируя его легкий смешок.
— Ты имеешь в виду трахаться без разбора?
— Ох, Елена, будь осторожна с ругательствами рядом со мной, — мрачно промурлыкал он, придвигаясь чуть ближе. — Мне нравится звук чего-то грязного от этого красного ротика.
Я сказала себе, что покалывание, которое я почувствовала у основания спины, было вызвано холодным сквозняком в комнате.
— Если я собираюсь остаться здесь, должны быть правила, — чопорно решила я, наконец повернувшись к нему лицом.
Боже мой.
Я тут же отвернулась к окну, ища утешения в нью-йоркской ночи.
Потому что рядом со мной стоял полуобнаженный Данте.
Его широкая грудь была покрыта очерченными мускулами, пресс цепочкой в виде прямоугольной рамки на животе, грудные мышцы были круглыми и твердыми, увенчанными темными сосками, покрытыми светлыми, жесткими черными волосами. Богато украшенный серебряный крест висел на конце толстой цепи на его шее, кончик креста упирался в складку между грудью и подтянутым животом, сексуально и кощунственно. Но именно длина его рук, пульсация мышц на бицепсах размером с мои бедра заставили мои ноги сжаться вместе от неясной боли в сердцевине.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
