Все начиналось со звуков. Уличный шум – рев моторов, скрип тормозов, грохот тяжелых грузовиков. Улица, на которой располагалось кафе, была очень оживленной, и гул транспорта доносился до посетителей даже сквозь толстые стекла огромных окон. Затем она вдруг ощутила под собой пружинистое сиденье стула. Она никогда не знала наперед, в какой части зала окажется: за одним из столиков, окруженных деревянными стульями без подлокотников, или в кабинке, на потертой кожаной подушке, лежащей на сиденье кресла, или на мягком бархате дивана, в углу зала. Но как только это произошло, она почувствовала, что теперь ей позволено открыть глаза.
Кафе «Риттер» в Вене. Там она впервые встретила Энжи после своего неудачного свидания с Берном в «Звезде морей».
Ей также не было известно наперед, в каком обличье предстанет перед ней Энжи. Несколько раз он появлялся в виде безобразного малыша. Однажды перевоплотился в высокую некрасивую женщину средних лет, безвкусно одетую и без устали тараторившую на плохом английском с немецким акцентом. Как-то он прикинулся официантом по имени Карл. Случалось, что, когда она переносилась в кафе, он уже сидел там, но порой ей приходилось дожидаться его появления. Перед ней на столике неизменно оказывался стакан апельсинового сока, которому она отдавала предпочтение из всего здешнего меню. Вокруг сидели люди: их было немного, ровно столько, чтобы атмосфера выглядела естественной и не напоминала кинопавильон.
После ночного сна она чувствовала сильную жажду и отпила большой глоток сока, подняв глаза к потолку. А когда опустила взгляд, то увидела возле столика Авраама Линкольна с цилиндром в руках.
– Привет, – грустно сказал он и сел напротив нее.
Коко услыхала громкий смех Изабеллы и на миг прервала свое занятие. Она тщательно осматривала вещи в платяном шкафу Этриха. Над чем это она так хохочет? Коко собралась было пройти в гостиную, дабы убедиться, что с Изабеллой все в порядке, но решила воздержаться от этого, сказав себе, что, быть может, этот смех – добрый знак. Возможно, Энжи удалось ее развеселить и тем хоть немного поднять ей настроение.
Вынув из ящика очередную спортивную куртку, она один за другим обследовала все карманы. Похоже, Изабелла права и им обеим необходимо найти конкретные доказательства того, что они – часть жизни Винсента. И представить эти доказательства ему. Стереть обеих женщин из его памяти, безусловно, умный ход, но у Коко было довольно сил, чтобы испортить эту игру.
У Этриха было своеобразное отношение к одежде. Он покупал дорогие куртки, рубашки, джинсы, словно вещи были произведениями искусства, которые он коллекционировал. Но этим его причуды и странности не исчерпывались. Например, он терпеть не мог пользоваться ножом во время еды и старался при малейшей возможности обходиться без него. Находясь за рулем своей машины, он всегда разговаривал сам с собой, как если бы их было двое и это его второе «я» остро нуждалось в собеседнике. Невероятный чистюля, нередко брившийся по два раза на дню, он не утруждал себя мытьем машины, и та почти всегда выглядела безобразно как снаружи, так и внутри. Он коллекционировал красивые дорогие рюкзаки и портфели, но они обычно лежали дома без дела. Зато карманы его одежды вечно топорщились: он ухитрялся засовывать в них мобильник, записную книжку, толстый классический роман в мягкой обложке.
Все эти и многие другие странности лишь добавляли ему привлекательности в глазах женщин, окружая его персону ореолом загадочности. Коко вряд ли обрадовалась бы, узнай она, что четверть часа тому назад Изабеллу посетили точно такие же мысли насчет Винсента, поскольку она занималась в точности тем же – рылась в его вещах. Исследуя содержимое карманов его брюк и пиджаков, Коко не переставала думать об Изабелле, пока не осознала, что это отвлекает ее от дела. Ей очень хотелось разговорить эту девушку, чтобы понять, какая она. Ведь все сведения о ней она почерпнула из скупых и кратких рассказов Винсента, его пристрастных отзывов.
К несчастью, в эту самую минуту она нащупала в одном из карманов листок из блокнота и вытащила его наружу. На листке красивым почерком Винсента было написано имя некоей Люси Уоллес и номер телефона.
– Засранец!
Коко смяла бумажку в кулаке и собралась бросить ее на пол. Но вместо этого, хмурясь, сунула в карман. Как знать, вдруг Люси Уоллес на что-нибудь сгодится? В глубине души Коко в это не верила. Ни капельки. Скорей всего, мисс Люси – одна из цыпочек Винсента. Она не уставала удивляться, как это Изабелле удалось смирить такого сердцееда и подчинить его себе. Ну ни дать ни взять волшебница – эта Нойкор! А на вид совершенно заурядная женщина. Коко продолжила поиски, ведь если они и впрямь стерты из памяти Винсента, им обеим придется немало потрудиться. С этой мыслью она принялась исследовать очередной карман.
Когда Изабелла десятью минутами позже вернулась в спальню, первым, что она увидела, был зад Коко, торчавший из платяного шкафа Этриха. Изабелла кашлянула, чтобы привлечь к себе внимание, но это не дало результата. Она повторила попытку – снова безуспешно.
– Эй!
Из глубины шкафа донеслось бормотание:
– Я знаю, что ты здесь. Погоди минутку, хочу тебе кое-что показать. Может, поищешь фонарик? Так у нас дело пойдет быстрее.
Изабелла была рада хоть чем-то себя занять. Она отправилась на поиски, хотя и без особой надежды на результат. Винсент любил всевозможные технические приспособления, но в этой полупустой квартире, похожей на монашескую келью, вряд ли найдется даже коробок спичек, не то что электрический фонарь. Да и что он мог бы им освещать? Свою унылую гостиную? Ей вспомнилось, как однажды в Вене, когда они сидели в ее машине, он вытащил из бардачка фонарик, включил его и поднес к своей ноздре. И сказал: «Проверка». Она взглянула на него и обмерла: внутренняя поверхность его левой ноздри пламенела зловещим ярко-оранжевым светом. Фонарик освещал лишь половину его лица, что делало зрелище еще более странным и зловещим. Но она успела привыкнуть к подобным выходкам. Винсент был неистощим на всякого рода шутки. Он часто бывал ребячлив, любил позабавиться и повеселить других.
Она открыла один за другим несколько кухонных шкафчиков. Две тарелки, две вилки, две чашки – всего по две штуки. Ее это тронуло чуть ли не до слез. Какую глубокую печаль вызывают порой в нашем сердце неодушевленные предметы! Многие красноречивей слов говорят о жизни своих владельцев. Она часто-часто заморгала, представив, как он покупает все это в магазине, оставив дом и семью. Две ложки. Две салфетки. И все с мыслью о ней, об Изабелле, которая сбежала в тот самый миг, когда он стал свободен, чтобы начать новую жизнь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
