— Думаю, сэр, он выследил меня в том самом кафе, где я увидел мистера Маганхарда, — сказал сержант Морган. Он принял стойку «вольно», неловко заложив руки за спину и глядя на меня сверху вниз. Чтобы полюбить меня, ему явно придется основательно поработать над собой, подумал я, и пока что он даже и не пытался.
— Ага. — Полуприкрытые глаза генерала вновь остановились на мне. Значит, вы имеете какое-то отношением этому чертову дураку Маганхарду, да? Кто же вы, мой мальчик?
— Можете называть меня Канетон.
— А-а, в таком случае я о вас слышал. Отдел особых операций, так? Стойкие, жесткие и ловкие ребята. Я-то — не считал вас настоящей армией, не ожидал, что вы додумаетесь наставлять пушку на такого старика, как я. Сколько же суетливых баб участвовали в прошедшей войне — правда, сержант?
— Да, сэр, совершенно верно, — немедленно отозвался Морган.
— Куча старых баб. Вы знаете, что они снимали с фронта целый полк при наличии в нем менее двадцати процентов потерь? В наши дни такое было бы возможно только при восьмидесяти процентах. Я рассеянно кивнул. От этой игры в вопросы и ответы у меня снова закружилась голова, а приближенная к джунглям атмосфера в комнате отнюдь не способствовала хорошему самочувствию. Можно было снять с себя плащ, пиджак и рубашку — и все равно продолжать потеть. Но я уже и так наставил на него пистолет, а потом уселся без приглашения. Даже свойственные исполнителям особых поручении нравы не дозволяют сбрасывать с себя всю одежду, кроме как в присутствии дам.
Я потряс головой и попытался вернуться из прострации в реальность. Но тут генерал сам пришел мне на помощь.
— Ладно. Итак, вы увидели, что сержант заметил Маганхарда, и последовали за ним. Это было нетрудно. В деле слежки Морган полный идиот. Отлично. И что же вы предложите?
— За что?
— За то, чтобы не закладывать вас полиции, чертов вы дурак!
* * *
Должно быть, вид у меня по-прежнему оставался слегка пришибленный. Однако реальность заявила о себе со всей убедительностью. Сейчас передо мной на блюдечке лежал премиленький кусочек шантажа. До меня стало постепенно доходить, каким образом генералу удавалось сохранять за собой постоянные апартаменты в «Виктории», обставленные его собственной мебелью, и почему сначала он решил, что я пришел его убивать.
Я сделал ход:
— А полиции уже приказано арестовать Маганхарда? Полуприкрытые глаза испытующе уставились на меня. Потом старик хрипло произнес:
— Хороший вопрос. Этот тип явно не дурак. Полиция не может арестовать человека и выдать его другому государству без официального запроса со стороны этого самого государства. Они не могут действовать только лишь на основании истории, изложенной в «Журналь де Женев». Если только… — и веки чуть опустились, — если только он не перешел границу нелегально. Это означало бы, что он нарушил законы Швейцарии, не так ли?
— Если они смогут это доказать.
— А вы, оказывается, глупее, чем я думал, мой мальчик. Маганхард наверняка перешел границу нелегально — только вчера его видели во Франции.
— Вы хотите сказать, что его видел некто, кто еще до сих пор жив?
Он лишь глянул на меня — «пристально» было бы слишком сильным словом для этих влажных блеклых глаз, однако это был спокойный и прямой взгляд.
— Вот как, значит. А я-то ломал голову, имеет ли к вам какое-либо отношение вчерашняя перестрелка в Оверни. Значит, первый раз я был прав. Вы — убийца, но отнюдь не дурак. Сержант! Вычеркните из счета «нелегальный переход границы». За это мы с вас платы не потребуем. Вернемся туда, откуда начали: итак, располагает ли швейцарская полиция официальным запросом? Сержант!
Морган сделал пару тяжелых шагов по направлению к телефону, стоявшему у дальнего конца камина.
— Погодите, — остановил его я.
Он замер. Оба они посмотрели на меня.
— Позвольте мне прояснить свою позицию, — продолжал я. — Меня интересует эта информация, и я готов заплатить за нее. Но советую вам навсегда распрощаться с идеей сдать Маганхарда полиции, если я не стану играть в ваши игры.
Воцарилось молчание. Затем генерал спокойно произнес:
— А-с какой, собственно, стати мне так поступать? Я продаю информацию, чтобы обеспечить себе существование. Я всего лишь предоставляю вам возможность предложить цену выше той, которую предлагает полиция. Я деловой человек.
— Я тоже. И согласился за определенную плату доставить Маганхарда в Лихтенштейн, что и собираюсь сделать.
— Это же будут не ваши деньги, юноша. Заплатит Маганхард. Просто скажите ему, что за проезд через Монтрё взимается особая пошлина.
Я глубоко вздохнул.
— Генерал, вы не поняли. В этом путешествии главный я, а не Маганхард. Я даже просить его не стану принимать решение по этому вопросу: принятие решений — это моя забота. И я решил, что, если ваш сержант снимет телефонную трубку и сообщит полиции что-нибудь, представляющее для нас опасность, я убью вас обоих.
И вновь повисло молчание. Затем генерал криво усмехнулся.
— Угрожать такому старику, как я, — пустая трата времени. Жизнь во мне и так еле теплится. И может угаснуть завтра же по совершенно естественным причинам, так что я не слишком много теряю.
Я согласно кивнул.
— Не меньше любого другого — всего лишь остаток жизни. И неважно, насколько он короток.
Молчание затягивалось; от невыносимой жары, стоявшей в комнате, у меня рубашка прилипла к спине. Однако я вынужден был спокойно сидеть и, наблюдая за этой высохшей маской, гадать, что за мысли крутятся в скрытом за ней мозгу, подсчитывавшем свои последние акции в компании под названием Жизнь.
Я знал, что должен победить. Наставьте пушку на молодого человека, и он бросится на вас, потому что просто не верит, что может умереть. Но старый человек уже задумывался над этим и успел заметить, что дверь разверзается все шире и оттуда повеяло сквозняком.
Я мотнул головой и нетерпеливо постучал стволом «вальтера» по колену.
— Итак?
Генерал медленно поднял голову, и его блеклые глаза встретились с моими.
— Черт бы вас побрал, — проскрипел он. — Ладно, можете оставить себе вашего Маганхарда. — Уголки его рта медленно поползли вверх, изогнувшись в слабом подобии улыбки. — Черт бы вас побрал, — повторил он, — ваши коллеги из Отдела особых операций могли бы вами гордиться.
Я лишь устало посмотрел на него. Лично я ничем не гордился.
Он с трудом поднял голову и взглянул на человека у телефона.
— Сержант! Достаньте-ка бутылочку «Крюга». Нам с приятелем надо кое-что обсудить. Морган взглянул на часы.
— Но, сэр…
— Солнце поднялось над нок-реей в Тибетской флотилии! — пронзительно взвизгнул генерал. — Давайте сюда мое шампанское, черт побери!
Морган осуждающе покачал головой, сказал: «Прекрасно, сэр», — и отправился в соседнюю комнату.
Прозвучала эта легкая перепалка как некий ритуал, соблюдаемый ими ежедневно в это время суток. Вероятно, так оно и было.
Генерал медленно повернулся ко мне.
— Надеюсь, вы пьете шампанское — по утрам, сэр?
— Охотнее, чем в любое другое время.
— Вот это очень правильно. После ленча оно превращается в напиток для маленьких девчушек. — Глаза его медленно закрылись, затем вновь открылись. — Впрочем, не скажу, чтобы в былые времена я имел что-либо против маленьких девчушек после ленча. Ну, не сразу, конечно, а чуть погод я.
Вяло кивнув, я встал, снял плащ и пиджак, расстегнул ворот рубашки и еще раз оглядел комнату. В дальнем ее конце стоял большой обеденный стол овальной формы, окруженный дорогими с виду старинными стульями; кроме того, имелось несколько небольших письменных столов, высоких светильников с медной отделкой, а прямо над камином висело с дюжину старинных пистолетов.
Я не слишком много понимаю в старинных пистолетах, поскольку никогда не располагал ни деньгами, которые мог бы на них потратить, ни стеной, на которой мог бы их развесить, но даже мне было очевидно, что эти — самого высшего класса. Несмотря на то, что на их изготовление пошли и такие дешевые материалы, как дерево и железо, они были покрыты перламутровыми, золотыми, серебряными, медными либо же просто стальными пластинами с гравировкой. У одного была резная рукоятка из слоновой кости в форме головы римского солдата, и боек в виде имперского орла. Остальные не многим уступали по красоте и изяществу отделки.
— Среди коллекций подобного размера эта, пожалуй, лучшая в мире, — с довольным видом заметил генерал, — Кремневые пистолеты восемнадцатого века, как вам, должно быть, известно. — Я снова кивнул. Ни о чем таком я и знать не знал. — У меня там есть и Казе, и Бутэ, и…
Вернулся Морган с бутылкой и двумя бокалами в форме тюльпана на серебряном подносе.
Он сиял плащ и остался в простой черной униформе, на которой красовались орденские ленточки времен первой мировой войны. Когда он склонился над столом, чтобы разлить по бокалам шампанское, в его левом кармане брюк обозначилась жесткая выпуклость, так что генеральская коллекция оружия не ограничивалась концом восемнадцатого века. Я решил: пускай пушка остается при нем — забери я ее у него, и он просто-напросто подыщет что-нибудь еще и спрячет более искусно.
