Большинство гостей походило на это столовое серебро и имѣло на себѣ по нѣскольку такихъ же тяжеловѣсныхъ украшеній. Въ числѣ гостей, находился нѣкій чужеземный джентльменъ, котораго мистеръ Подснапъ пригласилъ лишь послѣ долгихъ преній съ самимъ собою, ибо мистеръ Подснапъ полагалъ, что весь европейскій континентъ состоитъ въ союзѣ между собою и во враждѣ не на животъ, а на смерть, съ учрежденіемъ, именуемымъ «молодою особой». Къ этому джентльмену не только самъ мистеръ Подснапъ, но и всѣ остальные относились, какъ къ глухому ребенку.
Изъ деликатнаго снисхожденія къ обиженному судьбой чужестранцу, мистеръ Подснапъ представилъ ему свою супругу какъ madame Podsnap, а дочь, какъ mademoiselle Podsnap, и намѣревался даже прибавить: «ma fille», но во-время отказался отъ столь продерзостнаго намѣренія. Такъ какъ къ приходу этого чужестранца изъ приглашенныхъ были налицо одни только Вениринги, то онъ прибавилъ снисходительно поясняющимъ тономъ: «monsieur Vеуnaireeng» и потомъ перешелъ на англійскую рѣчь.
— Какъ-вамъ-нра-вит-ся Лон-донъ? — спросилъ онъ съ своего хозяйскаго мѣста, произнося раздѣльно каждый слогъ, какъ будто подносилъ порошокъ или микстуру глухому ребенку. — Лондонъ, Londres, Лон-донъ?
Чужеземный джентльменъ объявилъ, что Лондонъ поразилъ его своею грандіозностью.
— Великъ вѣдь, а? Be-ликъ? — продолжалъ мистеръ Подснапъ, растягивая слова.
Чужеземный джентльменъ находилъ Лондонъ громаднымъ.
— И вѣдь бо-га-тый го-родъ, а? Бога-тый?
Чужеземный джентльменъ нашелъ его, безъ всякаго сомнѣнія, énormément riche.
— Мы говоримъ «enorrmeasly rich», — сказалъ мистеръ Подснапъ снисходительнымъ тономъ. Наши англійскія нарѣчія не оканчиваются на mong, а ch мы произносимъ такъ, какъ будто передъ нимъ стоитъ t. Мы говоримъ: «ричъ».
— Ричъ, — повторилъ чужеземный джентльменъ.
— Не находите ли вы, — продолжалъ съ достоинствомъ мистеръ Подснапъ, — не находите ли вы массы поразительныхъ проявленій нашей британской конституціи на улицахъ столицы всего міра — Лондона, Londres, Лон-до-на?
Чужеземный джентльменъ попросилъ извиненія: онъ не вполнѣ понялъ вопросъ.
— Constitution britanique — пояснилъ мистеръ Подснапъ, какъ будто обучая въ школѣ.
Чужеземный джентльменъ на это сказалъ:
— Mais, конечно, я знаю ее.
Въ эту минуту сидѣвшій на добавочномъ стулѣ, въ концѣ стола, молодой желтолицый джентльменъ въ очкахъ и съ шишкой на лбу произвелъ всеобщее смятеніе. Онъ громко произнесъ: «Эске?» и тутъ же умолкъ.
— Mais oui! — откликнулся на это чужеземный джентльменъ, повернувшись къ нему. Est-ce que? Quoi donc?
Но джентльменъ съ шишкой на лбу, разрѣшившись на сей разъ всѣмъ, что у него было за шишкой, не прибавилъ больше ничего.
— Я спрашивалъ, — заговорилъ опять мистеръ Подснапъ, подбирая нить своей рѣчи, — не замѣтили ли вы на нашихъ улицахъ или, сказать по вашему — на нашихъ parmy, какихъ-нибудь признаковъ, tokens…
Чужеземный джентльменъ съ терпѣливою вѣжливостью просилъ его извинить, но онъ не понималъ, что значитъ «tokens».
— Признаки, — пояснилъ мистеръ Подснапъ: — иначе — знаки, слѣды.
— Ахъ да! Слѣды of a orse — лошади? — спросилъ чужеземный джентльменъ.
— Мы произносимъ «horse» — проговорилъ снисходительно мистеръ Подснапъ. — Въ Англіи, Angleterre, Англіи, мы произносимъ h и говоримъ: «horse». Только низшіе классы у насъ говорятъ: «orse».
— Pardon, я вѣчно ошибаюсь, — сказалъ чужеземный джентльменъ.
— Нашъ языкъ очень труденъ, — продолжалъ мистеръ Подснапъ, — о-очень тру-денъ. Языкъ богатый, но трудный для иностранцевъ. Не стану распространяться дальше.
Тутъ джентльменъ съ шишкой на лбу опять возгласилъ: «Эске» и опять сейчасъ же умолкъ.
— Мой вопросъ касался только нашей конституціи, сэръ, — пояснилъ мистеръ Подснапъ съ достохвальнымъ чувствомъ собственника, — нашей консти-ту-ціи. Мы, англичане, гордимся нашей конституціей, сэръ. Она дарована намъ самимъ Провидѣніемъ. Никакая иная страна такъ не облагодѣтельствована судьбою, какъ наша.
— And ozer countries — а другія страны?.. — началъ было чужеземный джентльменъ, но мистеръ Подснапъ поспѣшно поправилъ его:
— Мы не говоримъ «ozer», мы говоримъ: «other». Тутъ буквы t и h. Нашъ островъ, сэръ, осѣненъ благословеніемъ небесъ преимущественно предъ всѣми иными странами, какія бы онѣ тамъ ни были. И если бы всѣ здѣсь присутствующіе были англичане, я сказалъ бы, — добавилъ мистеръ Подснапъ, озираясь на своихъ соотечественниковъ и назойливо-торжественно бряцая своей темой, — я сказалъ бы, что англичанинъ, это — соединеніе скромности, независимости, твердости и неустрашимости при отсутствіи всего того, что можетъ вызвать краску на щекахъ молодой особы, а этого вы бы напрасно стали искать между другими націями нашей планеты.
Закончивъ это краткое объясненіе, мистеръ Подснапъ вспыхнулъ въ лицѣ при одной мысли объ отдаленной возможности, чтобы какой-либо гражданинъ какой-либо иной страны вздумалъ присвоить себѣ такую характеристику, а затѣмъ, взмахомъ правой руки онъ зашвырнулъ Богъ знаетъ куда всю остальную Европу съ Азіей, Африкой и Америкой на придачу.
Всѣ слушатели получили весьма полезное назиданіе отъ этой маленькой рѣчи, а мистеръ Подснапъ, чувствуя себя въ этотъ день необыкновенно въ ударѣ, совсѣмъ развеселился.
— Не слыхали ли вы, Венирингъ, — спросилъ онъ, — чего-нибудь новенькаго о счастливомъ наслѣдникѣ Гармона?
— Ничего больше, кромѣ того, что наслѣдство уже перешло въ его руки, — отвѣтилъ Венирингъ. — Мнѣ говорили, что въ народѣ его зовутъ теперь «золотымъ мусорщикомъ». Я вамъ, помнится, уже говорилъ, что молодая дѣвушка, невѣста убитаго наслѣдника, — дочь одного изъ моихъ приказчиковъ.
— Да, я это слышалъ отъ васъ, — сказалъ Подснапъ. — Кстати: было бы хорошо, если бъ вы разсказали все еще разъ для тѣхъ, кто не знаетъ этой исторіи. Тутъ прелюбопытное стеченіе обстоятельствъ: любопытно во-первыхъ, что первое извѣстіе объ убійствѣ было доставлено къ вамъ въ домъ (я, помню, тогда обѣдалъ у васъ), а во-вторыхъ, что въ этомъ заинтересованъ одинъ изъ вашихъ служащихъ. Разскажите-ка все, какъ было.
Венирингъ былъ болѣе чѣмъ готовъ разсказать. Убійство Гармона уже и такъ принесло ему не мало выгодъ, отличивъ его въ обществѣ и доставивъ ему возможность пріобрѣсти еще около полудюжины съ иголочки новенькихъ друзей. Можно даже сказать, что выпади ему еще одинъ такой счастливый случай, онъ бы совершенно удовлетворился по этой части. Поэтому, обратившись къ одному изъ своихъ сосѣдей въ то время, какъ мистрисъ Beнирингъ заговорила съ другимъ, онъ погрузился въ разсказъ и не прежде, какъ минутъ черезъ двадцать, вынырнулъ изъ него съ директоромъ банка въ объятіяхъ. Тѣмъ временемъ мистрисъ Веиирингь нырнула въ тѣ же самыя воды, прихвативъ съ собой корабельнаго маклера, и вытащила его оттуда за волосы здравымъ и невредимымъ. Непосредственно за тѣмъ эта предпріимчивая дама разсказала уже болѣе обширному кружку, какъ она самолично ѣздила къ молодой дѣвушкѣ и нашла ее дѣйствительно очень недурненькой и даже (принимая въ соображеніе ея положеніе въ обществѣ) довольно представительной. Разсказъ свой она сопровождала такою успѣшной работой своихъ орлиныхъ пальцевъ въ перстняхъ, что очень удачно поймала за шиворотъ всплывшаго на поверхность генерала, а заодно съ нимъ его супругу и дочь, и не только возстановила уже замиравшія въ нихъ жизненныя отправленія, но въ какой-нибудь часъ времени пріобрѣла въ нихъ горячихъ друзей.
Хоть мистеръ Подснапъ, говоря вообще, и не одобрялъ разсказовъ объ утопленникахъ, какъ о предметѣ, очень опасномъ ланитамъ молодой особы, онъ тѣмъ не менѣе имѣлъ, если можно такъ выразиться, собственную акцію въ этомъ дѣлѣ и состоялъ какъ бы вкладчикомъ въ немъ. А такъ какъ выгода отъ вышеприведеннаго разсказа была налицо, ибо онъ все-таки отвлекалъ компанію отъ безмолвнаго созерцанія виноохладительныхъ вазъ, то мистеръ Подснапъ былъ доволенъ.
Между тѣмъ наступило время для прибытія новыхъ гостей, которымъ былъ приготовленъ буфетъ съ блюдомъ дымящейся жареной баранины, напоминавшимъ паровую ванну и приправленнымъ подливкой изъ подъ дичи, а также разными сластями и кофеемъ. Приглашенные выкупаться въ этой паровой ваннѣ подъѣхали одинъ за другимъ, но не ранѣе, какъ по заточеніи робкаго музыкальнаго автомата за мѣдно-струнную рѣшетку рояля, изъ за которой онъ выглядывалъ, точно томящійся узникъ изъ тюрьмы. А вотъ и они, столь симпатичная и столь удачно подобранная пара, — мистеръ и мистрисъ Ламль: одинъ — весь блескъ, другая — вся довольство, — два друга, безпрестанно обмѣнивающіеся взглядами, точно партнеры за картами, играющіе противъ всей Англіи.
Молодежи между купальщиками было очень немного, ибо молодежи (за исключеніемъ, конечно, «молодой особы») не существовало въ числѣ аттрибутовъ подснаповщины. Плѣшивые купальщики бесѣдовали съ мистеромъ Подснапомъ на коврикѣ у камина; купальщики съ расчесанными бакенбардами и съ цилиндрами въ рукахъ вздыхали передъ мистрисъ Подснапъ и затѣмъ отходили; бродячіе купальщики разсматривали рѣзныя шкатулки и массивныя чаши, какъ будто подозрѣвая покражу со стороны Подснаповъ и надѣясь найти что-нибудь такое, что было украдено у нихъ самихъ; купальщицы слабаго пола сидѣли молча, соперничая между собою бѣлоснѣжными плечами. Все это время бѣдная маленькая миссъ Подснапъ, всѣ слабыя усилія которой заявить о себѣ (если только она была способна дѣлать какія-либо усилія) тотчасъ же подавлялись величавымъ раскачиваньемъ деревяннаго коня — ея матушки, старалась, какъ и всегда, держаться какъ можно подальше отъ гостей и, казалось, мысленно считала многократные возвраты дня своего рожденія въ будущемъ. Всѣ присутствующіе какъ будто понимали, что по тайному параграфу устава приличій подснаповщины объ этомъ днѣ не слѣдуетъ говорить. Поэтому о годовщинѣ рожденія сей юной дѣвицы не было и помину: ее пропускали безъ вниманія, точно всѣ соглашались, что ей, пожалуй, незачѣмъ было и рождаться на свѣтъ.
