Про приступы Йодль мне ничего не ответил.
Через полчаса я стоял в длинном бетонном коридоре пятого блока. Над головой у меня подрагивала мембрана, я чувствовал шевеление тонн клей-бетона, это было неприятное ощущение. Нет, я знал, что мембраны вполне надежны, но все равно удовольствия такое стояние доставляло мало.
Мы молчали. Сирень медленно постукивала кулаком по стене, набивала костяшки.
– Статистика утверждает, что в мире каждый год двадцать три тысячи мужчин гибнет от домашнего насилия, – сказал я. – Самое распространенное орудие убийства – тостер. Тостером по затылку. Четырнадцать процентов мужчин гибнет из-за того, что неправильно сморкаются. Ты, Дрюпин, как сморкаешься? Правильно? Эстетично?
Дрюпин не ответил, попытка разрядить обстановку не удалась.
Появился Ван Холл.
Ван Холл был один, без Седого, без Йодля, без японцев, без лютни, зато с корзинкой. К моему удивлению, в корзинке обнаружились шапки. Ушанки военного образца, цвета голубых кровей.
– Возьмите, – Ван Холл протянул нам шапки.
– Зачем? – удивился я.
– Раз я говорю, берите.
И Ван Холл напялил шапку себе на голову.
Я не стал спорить, шапку тоже надел. Глупо спорить с безумцем. Забавно, на левом ухе шапки стояло небольшое медное клеймо.
«VHC». «Van Holl Corporation». «Ван Холл Корпорейшн».
Шарашка, короче, Ван Холла.
Старина Ван Холл не гнушался даже шапками в цену полтинник за пару. Так и становятся триллионерами.
Дрюпин вздохнул и натянул треух. Сирень аккуратно подвязала клапаны и водрузила шапку на затылок. Тоже мне, модница-огородница.
– Дрюпин, – предложил я, – тебе надо обязательно приобрести для своей избранницы дизайнерские валенки. Ко Дню святого Валентина. И собственноручной иглой на них надо вышить надпись: «Больным фенилкетонурией употреблять воспрещается». После этого ее сердце будет окончательно покорено.
Дрюпин не ответил.
Ван Холл повернулся к нам, осмотрел. Остался доволен.
– Пришло время, – сказал он.
Начало эпическое. Пришло время «Ч». В Сантьяго пошел дождь.
– Сейчас я расскажу вам, чем мы тут занимаемся, – сказал Ван Холл. – Введу вас в курс дела…
Ван Холл поглядел в потолок. Сказал:
– Проект «Пчелиный волк» вступает в завершающую стадию. Об этом имею честь вам сообщить.
– Я так рад, что не могу даже дышать, – сказал я. – В зобу такое благораспространение, честное слово, Света подтвердит. Вы знаете, нашу Сирень, оказывается, зовут Света, я сегодня всю ночь умилялся…
– Хватит болтать, – оборвал меня Ван Холл. – Мы не в игры тут играем, мы занимаемся серьезным делом. Так что давайте двигайте вперед мелкими шагами. Герои.
Угу. Мы прошли под мембранами. Их было девяносто три штуки. Мембраны пульсировали со стальным визгом и воняли ацетоном. Я входил в будущее под запах ацетона, жестяной зуммер и бух-бух-бух кулаком в стену Сирени, такое тоже бывает.
В конце коридора обнаружилась дверь совершенно заурядного, даже какого-то канцелярского вида. Ну, хоть не зеленая.
– Прошу, – сказал Ван Холл. – Прошу пожаловать.
Ван Холл толкнул ручку и исчез. Мы исчезли тоже. Оказались в гигантском помещении.
Раньше это был спортзал. Или ангар. Или реакторный зал, не знаю уж, зачем такие размеры нужны. Я такого грандиоза никогда раньше не видел, в нем легко поместился бы девятиэтажный дом, а может, и двенадцатиэтажный. Триллионеры любят размах, таково свойство их личности.
– Масштабно… – прошептал Дрюпин.
Сирень была равнодушна, как всегда. В ее крови были индейские предки, как у Варгаса, точно. Может, она тоже Светлана Жетулио? Надо будет спросить.
Зал был пуст, так мне показалось сначала. Наверное, оттого, что в помещении плыл полумрак, ничего не видно, кроме мутных окон почти под самой крышей.
– Проходите к центру, там много интересного, – велел Ван Холл.
Наши шаги были глухи и неслышны, будто четыре муравья вошли в оцинкованное ведро. Один муравей я, другой муравей Ван Холл, ну, еще Дрюпин с Сиренью, это даже не муравьи, так, сапрофиты обыкновенные, им бы в коврике каком-нибудь водиться. Я шагал по холодному даже сквозь ботинки полу, прислушиваясь к своим ощущениям. Ощущения были интересные. В больших объемах пространство чувствуется особенно плотно.
Ван Холл был непохож на себя. Исчез весь идиотизм, исчезла эксцентричность. Он был деловит и собран. Таким я его еще не видел. Ван Холл хлопнул в ладоши. Под потолком зажглись прожекторы. Высота была такая, что до нас прожекторные лучи опускались уже не белыми, но синими. Похожими на колонны. В этих синих колоннах висели серебристые тросы, почти до пола. Когда мы подошли ближе, я увидел, что тросы покрыты зернистым голубым инеем.
Под тросами лежали фигуры, накрытые черным пластиком. Как трупы. А может, это и были трупы. Вокруг валялись опрокинутые пластиковые стулья. В беспорядке.
– И что мы тут делаем? – осторожно спросил я.
Ван Холл не ответил.
От снежных тросов исходил ощутимый мороз, наверное, это были части мощной охлаждающей установки. Внушительное место выбрал Ван Холл для финальной беседы – я не сомневался, что это финальная беседа. Впрочем, при финальной беседе так и должно быть. Лед и молчание, гибель богов. Ван Холл, триллионер со вкусом, медленно, стараясь держаться подальше от тросов, подкрался к ближайшей фигуре и сдернул пластиковое покрывало.
На секунду я испугался, что под пластиком окажется тот парень. Которого мы видели в допросной комнате.
Или другой парень. С алебардой который.
Трупак.
Но никаких парней на полу не оказалось. На бетонном полу в скрюченном состоянии лежал красный ящер. Точно такой, какого я прибил недавно в деревне Мертвожорке. Или в Мертворожке. Или в Мертвотворожке. В Мертвоотрыжке, короче. Не помню, как там. Там, где улица Всеобщей Безжалостности и пингвин.
Ван Холл сдернул соседнее покрывало. Под ним лежал еще один красный волк. У него не хватало задней лапы, а в шее торчали вилы с обломанной рукояткой. Кому-то даже бластера не понадобилось.
– Красиво, – сказал я. – Наш народ богат самородками. Некоторые медведя голыми руками загрызть могут! Или взять Дрюпинга. Недавно сказал, что дает обет в честь прекрасной дамы, что не будет чистить уши до тех пор, пока…
Дрюпин пихнул меня локтем.
– Что это? – спросила Сирень. – Кто они такие?
– Адский Бестиарий, – улыбнулся Ван Холл. – В количестве восемнадцати штук. Дорогие ребята, сейчас я проведу экскурсию по нашему чудовищному зоопарку! Лицам с нервными расстройствами, детям, психически неустойчивым гражданам смотреть воспрещается!
– А больным фенилкетонурией? – вмешался я. – Нет, я к чему все это? Просто наш Дрюпин страдает этим недугом, а признаться боится…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
