Я застываю на месте и оборачиваюсь. Что она мне скажет? Начнет снова сыпать обвинениями? Но в чем моя вина? Ведь я люблю Сергея и до последнего боялась разрушить его семью. Как могла сопротивлялась своим чувствам. Но теперь понимаю, как глупо поступала.
— Пожалуйста, Кать. Идем. Я очень хочу с тобой поговорить и попросить прощения, — Наташа смотрит на меня взглядом полного боли и отчаяния, и я делаю шаг вперед.
В конце концов, этого разговора не избежать.
— А Маша где? — спрашивает она, когда я переступаю порог одноместной и комфортабельной палаты.
— В садике. Наташ…
— Я первая. Хорошо? — перебивает она. — Пока на эмоциях и готова сказать все, что так гнетет меня последние месяцы. Я не хотела обманывать Сергея про ребенка и беременность. Это случайно получилось. Выпалила по глупости первое, что пришло на ум. Я когда поняла, что он из семьи уйти хочет… — она громко всхлипывает. — Господи, да я вела себя как конченая дрянь, приревновав маленького ребенка к нему. Все же с Маши началось. Лишь сейчас осознаю, что нельзя так было… — Наташа подходит к окну и вцепляется руками в подоконник.
— О чем ты таком говоришь? — я непонимающе смотрю на нее.
— У Сергея плохая наследственность. Мать его так и сказала мне в нашу первую встречу: “Наташа, не смей даже думать о беременности”. И все. У меня в мозгу это засело крепко-крепко. Я поставила спираль и выкинула все мысли о ребенке. Ему, естественно ничего о нашем разговоре с его мамой не сказала. А потом ты приехала… И я увидела, как он смотрит на твоего ребенка… Ты не представляешь, как я завидовала тебе, что у тебя есть девочка, а у меня нет и навряд ли когда будет. Забеременей я и узнай, что у ребенка какие-нибудь пороки, сразу бы сделала аборт.
— Наташа…
— Я все придумала про эту беременность. Я ее даже не планировала. Он настоял со мной пойти к врачу, а сам даже в кабинет не стал заходить. Так я соврала еще раз… Думала, что одумается и вернется. Но не вернулся.
— Твой обман рано или поздно все равно бы раскрылся. Ты понимаешь, что он уже второй день без сознания? Зачем, Наташа?
— Я просто не хотела, чтобы он уходил. Прости меня, Кать…
— У меня тебе не за что просить прощения. А вот у него…
— Да, — она смахивает слезы с щек. — Я очень виновата. Врач сказал, что с ним все будет хорошо, но пока его нельзя волновать никакими новостями. Ты ничего ему не говори, ладно? Я сама все расскажу, когда ему станет получше.
Я выхожу из здания больницы, словно меня ударили по голове чем-то тяжелым. Ноги не слушаются, а сердце в груди сжимается от боли. За что Наташа с ним так жестоко? Разве он заслужил этого? Только сейчас в полной мере я начинаю осознавать и свою ошибку, когда сбежала от него несколько лет назад. Ведь в тот момент он нуждался в поддержке не меньше, чем я. Это у него на глазах выросла сестра с ужасным заболеванием. Он испугался за меня и ребенка, за все муки и боль через которую нам предстояло пройти в случае, если бы диагноз у Маши подтвердился. И не только Наташе нужно просить у него прощение, как только он придет в себя, но и мне, что сбежала от него его пять лет назад в такой сложный период, оставив с дырой в сердце.
Глава 60
На следующий день мы с Машей едем в больницу вместе. Сад не работает, у няни выходной. На самом деле я не очень хотела бы, чтобы дочь видела Сергея без сознания, но других вариантов у меня нет. Я хочу быть рядом с любимым человеком, хочу трогать, гладить, чувствовать и шептать на ухо то, как сильно жду его возвращения. Он нам нужен. Мне нужен.
Маша не задаёт лишних вопросов и ведёт себя послушно. Она очень повзрослела за эти дни. Видит моё упавшее настроение и не прибавляет проблем, за что я ей безумно благодарна. Я крепко сжимаю маленькую ладошку, когда мы идём по больничным коридорам и смотрю на дочь с улыбкой. Именно она не даёт мне окончательно пасть духом.
Открыв дверь в палату, я замираю на пороге. Сергей лежит на кровати с закрытыми глазами. Бледные кожные покровы, сухие губы и заметно отросшая щетина на щеках… Ничего не изменилось со вчерашнего дня. Мои молитвы улетают в пустоту, а вера в то, что он скоро придёт в себя постепенно угасает. Вечерами я листаю статьи в интернете, чтобы понять, что нам ждать дальше, но, после ужасающих прогнозов, выключаю телефон и запрещаю себе даже думать о чем-то плохом. Он обязательно поправится.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Здравствуй, мой родной…
Я нежно поглаживаю прохладную шероховатую ладонь и поправляю одеяло, а затем смачиваю его губы водой.
— Как он себя чувствует? — интересуется Маша.
— Стабильно.
Стабильно тяжело, но ей об этом знать не обязательно.
— Что означает "стабильно"?
— Сергею не становится хуже… но и лучше тоже.
Отсутствие динамики и каких-либо изменений… Врачи не дают преждевременных прогнозов, они не боги. Хорошо это или плохо, я не знаю. Радует только то, что в этой клинике за Сергеем постоянно ведётся наблюдение. Здесь хорошее оборудование и лучший персонал.
Маша хочет спросить что-то ещё, но дверь в палату неожиданно открывается. Я вижу на пороге мать Сергея. Она выглядит уставшей и измученной, что вполне логично. Её дочь тяжело больна, а сын, единственный кормилец и помощник, находится в коме.
Она слегка щурится, увидев меня, а затем переводит взгляд на Машу, отчего её губы начинают дрожать. Неужели увидела сходство с Сергеем? Всё поняла? У моей дочери одна-единственная бабушка… И та не знала, что о её существовании. Я чувствую себя бездушной эгоисткой, особенно сейчас, когда мама Сергея вопросительно на меня смотрит.
— Здравствуй, Катя, — произносит она тихим голосом.
— Добрый день, Галина Васильевна.
— А ты? Вы?.. Что здесь делаете?
Она выглядит потерянной и мне становится до боли её жалко. Уверена, что Сергей просто не успел рассказать матери о том, что у него растёт четырёхлетняя дочь. Здоровая, смышлёная девочка, без каких-либо ужасающих диагнозов, которые ставили мне во время беременности. Уверена, что Галина Васильевна счастлива. Она как никто другой прекрасно знает, что означает растить больного ребёнка, который ежедневно нуждается в помощи и наблюдении.
— Мы с Машей пришли к Сергею.
— Значит, Маша… — вздыхает она. — Она моя…
— Да, ваша внучка и дочь Сергея. Он совсем недавно об этом узнал и не успел вам рассказать. Сергей её очень сильно любит…
В уголках серых глаз Галины Васильевны собираются слёзы. Не знаю, о чем она сейчас думает, но мне становится её очень жаль. Я тут же пытаюсь сгладить момент, подзываю к нам Машу и знакомлю с бабушкой. Она ведёт себя вежливо, но долго не разговаривает. Забирается в кресло и просит у меня телефон, чтобы поиграть. А вот мы с Галиной Васильевной разговариваемся и не можем остановиться. Она приятный человек, жаль, что в прошлом мы мало общались. К счастью, ей хватает такта, чтобы не спрашивать где Наташа и как так вышло, что мы с Сергеем теперь вместе.
— Мам! Мам, — дёргает меня за рукав Маша.
— Малыш, не хорошо перебивать взрослых.
По палате разносится мелодия звонка.
— Это меня, — смущенно говорит Галина Васильевна. — Наверное, что-то с дочкой, — и выходит за дверь.
— Мам! — не унимается Маша. — Кажется, папа проснулся!
Мы с ней подходим к Сергею. Я рада быть рядом с ним в тот момент, когда он приходит в себя. Мы снова… одна семья. Вдруг дверь хлопает. Я оглядываюсь и мое сердце сжимается, потому что на пороге стоит Наташа.
Глава 61
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Сергей
В странном состоянии я пребываю. Голова трещит как со страшного похмелья, а звуки долетают будто сквозь плотный полиэтилен. В горле сухо и изображение никак не желает складываться в общую картину. Есть размытый белый свет, кажется, из окна, и знакомая фигура, говорящая ее голосом. Моей Кати.
